Каннский фестиваль закончился, можно подвести некоторые итоги. Федеральное агентство по культуре и кинематографии, гильдия кинопродюсеров и компания «Интерфест» с фанфарами объявили о Великой Победе: программа Каннского кинофестиваля «Все кинематографии мира» в этом году открывалась Днем России.
Видимо, имеется в виду победа над собой – с аналогичными предложениями Дирекция Каннского кинофестиваля, а также различные компании по поручению или без поручения оной дирекции, обращались к Агентству, а ранее – к Министерству культуры России, как и к отечественному продюсерскому сообществу, неоднократно – распродажа мероприятий в период фестиваля ведется круглогодично.
Три года назад предлагали арендовать пляж гостиницы «Мартинез» на весь срок фестиваля, на следующий год – открыть специальный павильон Российского кино в «Международной деревне», и, наконец, в прошлом году – открыть первый выпуск «Всех кинематографий мира» (тогда это почетное место отдали Марокко). Заметим, что я перечисляю только те предложения, которые передавал сам. На самом деле их было значительно больше, и на все следовал отказ.
Думаю, было не только обидно расставаться с деньгами. Главный вопрос – а чем там заниматься все это время? Российские компании и специалисты, действительно работающие на фестивале, делают это, как правило, без какой бы то ни было государственной поддержки, пока официальные делегации, по преимуществу, развлекаются, а для этого павильон, действительно, не нужен.
Поэтому когда какой-то дотошный журналист спросил на пресс-конференции, когда же будет российский павильон, ответ заместителя руководителя Агентства, что это-де дело предпринимателей, а не государства, прозвучал вроде бы логично, если бы не два обстоятельства. Первое – все павильоны «деревни» финансируются из соответствующих бюджетов – их предоставление профессионалам и есть форма государственной поддержки и пропаганды национальной культуры (и бизнеса). И второе – подобного рода павильоны не первый год содержат страны со значительно меньшим объемом кинопроизводства, чем Россия: Польша, Чехия и Словакия, Венгрия, а теперь и бывшие республики Югославии… Видимо, у их представителей не возникает вопроса, а чем там заниматься? Делом…
А вот в документе по Дню России главное место занимает другое. Цитирую:
«19 мая светская жизнь Канн откроется грандиозным Русским Вечером на набережной Круазетт, для чего уже арендован пляж отеля «Мажестик». Ожидается порядка 800 гостей, столы для которых будут накрыты на специальном пирсе, уходящем в море».
Далее перечисляются организаторы этой «невиданной по масштабу» акции. Насчет невиданности масштаба тут сильное преувеличение: в разгар перестройки тогдашний руководитель организации кинопрокатчиков Исмаил Таги-Заде вывез в Канны несколько сотен своих коллег из регионов и организовал на набережной Круазетт целую кавалькаду. Шум был не малый, а смысла, боюсь, столько же, даже со скидкой на пиар, новорусскую безвкусицу и купеческий размах…
Справедливости ради отмечу, что организация приема – условие, выдвинутое Дирекцией Каннского кинофестиваля. И фильмы для показа («Пыль», «Космос как предчувствие», «Девятая рота» и две программы весьма спорных короткометражек) отбирали французы. И они же не взяли ни одной русской картины в конкурс, ограничившись маргинальной с точки зрения нашего начальства лентой Николая Хомерики «977» в программе «Особый взгляд»…
Вот так мы и оказались среди маргиналов «Всех кинематографий мира» рядом с Израилем, Сингапуром, Венесуэлой, Тунисом и прошлогодними Южной Африкой, Шри Ланкой, Филиппинами, Перу, одним словом, по формулировке президента Каннского кинофестиваля Жиля Жакоба, в центре исчезнувшего с кинематографической карты мира «Шестого континента».
Мало кто ожидал, что Каннский фестиваль, построенный на симбиозе коммерции, киномании, эстетства и гламура, поставит во главу угла своего развития принцип гражданской политической позиции – краеугольный камень социалистического реализма как творческого метода, радикально отвергнутого ныне всеми поколениями отечественной интеллигенции. Когда несколько лет назад высшая награда этого фестиваля «Золотая пальмовая ветвь» была присуждена документальному антибушевскому памфлету Майкла Мура «9/11 по Фаренгейту», возмущению нашей критики не было предела, но это казалось всего лишь мимолетным завихрением.
Итоги фестиваля взрыва страстей не вызвали, ни у нас, ни за рубежом. А ведь состав конкурсной программы и распределение призов было, пожалуй, еще более красноречивым. Из 19 картин конкурса 11 демонстрировали очевидную приверженность социалистической идеологии, хотя сделаны были в разных жанровых и стилистических параметрах (вспомним лозунг советской эстетики – «идейное единство и художественное многообразие»).
В «Лабиринте фавна» мексиканца Гильермо дель Торо сюжет фэнтези (дочь властелина подземного царства уходит к людям, гибнет, а душа ее вселяется в девочку-подростка середины 40-х годов) неожиданно приводит к триумфу испанских республиканцев в борьбе с победившими в реальности франкистами. «Вавилон» другого мексиканца Алехандро Гонсалеса Иньяриту (приз за лучшую режиссуру и премия экуменического жюри) показал тлетворность взаимонепонимания между людьми в Японии, Марокко и на границе Мексики и США, и раскрыл главный источник зла – бесчеловечное поведение представителей американской администрации в контексте обострения межэтнической напряженности. «Нация фаст-фуда» американца Ричарда Линклейтера – обличение транснациональных корпораций в духе Александра Медведкина. Ричард Келли в жанре political fiction живописал в «Историях Юга» апокалипсис Лос-Анджелеса после атомной катастрофы (стилистически напоминая аполитичный образы Москвы в наших «Дозорах»). «Кайман» итальянца Нанни Моретти – памфлет против Сильвио Берлускони, «Хроника одного побега» Исраэля Адриана Гаэтано – игровое воспроизведение истязания политзаключенных военной диктатуры в Аргентине. Даже стилизация под классический триллер «черной серии» исходила из бедственного положения рабочего класса («Правда маленького человека» бельгийца Люка Бельво), а формально изощренные полотна финна Аки Каурисмяки («Огни в сумерках») и португальца Педро Кошта («Молодежь на марше») и вовсе были построены на духовном величии нищих и угнетенных.
В таком контексте распределение премий международного жюри – «Золотой пальмовой ветви» фильму любимца международных кинофестивалей (и пасынку нашей критики и проката) Кену Лоучу за соцреалистическую панораму превратностей национально-освободительной борьбы ирландцев против англичан в фильме «Ветер, что колышет ячмень», коллективного актерского приза «Аборигенам» – жителям мусульманских колоний, героически погибающим за мачеху-Францию в годы второй мировой войны (зал Дворца фестивалей аплодировал стоя гимну легионеров в исполнении лауреатов) и главного приза жюри антивоенной саге француза Брюно Дюмона «Фландрия» – выглядит более чем закономерным.
На этом фоне интимистские картины о личной жизни вынуждены были довольствоваться утешительными призами. Даже Педро Альмодовар за свой шедевр «Вернуться» получил лишь премию за лучший сценарий и искреннюю благодарность своих актрис за симметричный «Аборигенам» коллективный приз за исполнение женской роли.
Победа социалистического реализма у них и его смерть у нас, как мне кажется, «многое объясняет», в частности, – отсутствие российских фильмов на фестивальных вершинах последних лет.
Кирилл РАЗЛОГОВ.
Редуцированная версия статьи опубликована в журнале “Компания” (www.ko.ru) №21 (417) за 2006 г. (главный редактор Евгений Ю.Додолев).
