Джон Маклафлин – живой гуру современной музыки. Он гитарист-виртуоз и композитор, индуист с ярко выраженной внешностью человека глубоко духовного и бывший хиппи, пропагандист индийской культуры и музыки, здорового образа жизни и творчества без допингов и акселераторов, но не скрывающий, что в молодости употреблял наркотики. Человек, в творчестве которого многие интеллектуалы от музыки, стремящиеся к самопознанию, нашли отражение и реальное воплощение своих устремлений. Поразительно, что и сейчас он постоянно развивающийся и растущий музыкант. Вот что он говорит о себе:
– Я – вечный ученик. Не думаю, что когда-нибудь перестану учиться. Это моя навязчивая идея. Я все время высматриваю в музыке всевозможные пути в смысле гармонии, мелодии и ритмики. Для меня величайшим наслаждением является возможность играть и быть исполнителем музыки.
В подтверждение этих слов, в 2003 году выходит пластинка Thieves and Poets. На ней, наряду с изысканным исполнением современных джазовых тем, присутствует неоклассическая трехчастная сюита, написанная самим Маклафлином. Она уникальна по красоте и содержанию, с яркой фламенковой тематикой, изумительными оркестровками и бесконечными прерванными оборотами и сказочным колоритом; с солирующими скрипкой и кларнетом и гитарными всплесками.
Начав с игры на фортепиано, уже в ранней юности он переключился на гитару и поучаствовал во всех известных жанрах тех лет, включая блюз. Вскоре Маклафлин начинает интересоваться индийской философией и индийской музыкой, существенно отличающейся от европейской необычными гармониями и ритмами. В начале 70-х годов его увлечение перерастает в один из самых грандиозных проектов в современной музыке – Mahavishnu Orchestra. Виртуозное исполнение, сложнейшая музыка и изысканные аранжировки этой группы произвели революцию в мире джаза и рока и сделали Маклафлина классиком уже при жизни. Позже он создал ансамбль Shakti, в который вошли известный перкуссионист Закир Хусейн и еще два замечательных индийских музыканта, и с грандиозным успехом продолжил свои эксперименты, но уже в акустическом варианте. Помимо этого, он успел выпустить совместную пластинку с Карлосом Сантаной – Love Devotion Surrender. Позже он организовал гитарное трио с участием Пако Де Люсии и Эл Ди Меолы, и записал две пластинки – Friday Night in San Francisco и Passion, Grace and Fire – с безумно красивым и драматичным фламенко, обогащенным джазовой импровизацией.
***
В МДМ я пришел задолго до саундчека. В полумраке пустого зрительного зала я с интересом наблюдал за тем, как происходили последние приготовления – расставлялись микрофоны, мониторы и всевозможные барабаны.
Примерно в полшестого вечера за кулисами началось оживление, и на сцену один за другим вышли музыканты группы Shakti и, о Боже, сам Маклафлин! Он был не в белом, как я ожидал (сам-то я напялил в его честь льняные белые брюки и рубашку), но все же в его одеянии отражается его образ жизни: мудрость, музыка и свобода. Музыканты рассаживаются полумесяцем – так они обычно выступают на концерте: сидя по-турецки на коврах, без обуви, скрестив ноги. Только в этот раз вместо ковров серый настил. Маклафлин надевает забавные желтые очки, через которые он общается с монитором ноутбука, вставляет в уши наушники – чтобы никому не мешать, и начинает разыгрываться. После чего он что-то говорит звукорежиссеру на смеси английского и французского. Певец распевается, Маклафлин с улыбкой подхватывает интонации, завязывается перекличка, потом они внезапно останавливается и смеются. Хусейн говорит Маклафлину: “Джон, барабаны слегка громкие”. Тот с улыбкой отвечает: “Слегка?”
Саундчек длится меньше часа, и вот уже появляется тур-менеджер и говорит, что нам с фотографом пора в гримерку и просит:
– Не больше 10 минут, времени до концерта мало, ему надо подготовится и отдохнуть, вы же понимаете…
Маклафлин принимает нас радушно, как старых знакомых, и жестом показывает на диван и стулья – располагайтесь. У зеркала лежит его гитара, из напитков только минеральная вода. Он очень эмоционален и общителен, много улыбается, внимательно слушает вопрос, отвечает не сразу, но очень обстоятельно и развернуто. Он элегантен и строен. Глаза – светлые и чистые, как снег и хрустальные веки вечных небес. Они сверкают своим неземным блеском, и нет никакой усталости во взгляде, а ведь ему уже пошел 63-й. Я сидел на полу, в “лотосе”, наклоняясь к нему и заглядывая под навес его седых, длинных волос. Его ноги обуты в хипповые коричневые сандалии, а грудь нараспашку. Я замечаю несколько золотых амулетов, он говорит:
– Эту вещь мне подарил мой друг-индуист, это Вишну, полумесяц – потому, что в группе есть мусульманин, мне тоже подарили, и вообще я сам ничего не покупаю, это все подарки.
Затем продолжает:
– Вы знаете, о вашей газете я слышал уже много-много лет назад.
– На самом деле?
– Я узнал о вашей газете, когда мне было восемь. Очень давно. Да, да, в 1950-м году. Мой старший брат изучал русский язык в Кембриджском Университете и ежедневно получал «Правду». Он рассказывал мне про Джо Сталина. Было очень интересно (смеется). Но не хочу больше вас прерывать.
– Господин Маклафлин, спасибо, что вы согласились дать это короткое интервью…
– Мне это очень приятно. Я расскажу своему брату, он сейчас живет в Австралии. Я скажу ему (переходит на шепот): «Я беседовал с ПРАВДОЙ»!!! Уау! Он будет очень впечатлен. (В заявке на интервью было указано название газеты – «Московская правда», но Маклафлин упорно слышал только второе слово, знакомое с детства.)
– В общем, для нас это великая привилегия беседовать с вами, мы все являемся поклонниками вашей музыки еще с семидесятых годов…
– Спасибо, большое спасибо.
– Скажите, как правильно к вам обращаться, принимая во внимание вашу восточную ориентацию?
– (с недоумением) Как ко мне обращаться?
– Ну, господин Маклафлин или господин Махавишну…
– Да зовите меня Джон, не парьтесь.
– Просто Джон?
– Ну да. Это мое имя.
– О’кей, Джон. Ваше второе имя – Махавишну. Вы придумали его сами или вам кто-то дал его?
– С 1970-го по 1975-й годы я был студентом индийского гуру Шри Чинмоя в Нью-Йорке, и он дал мне это имя. Но в 1975-м году я понял, что это не тот путь, которым я хотел бы идти в жизни, и я нашел в себе мужество пойти своим путем. Но это были прекрасные пять лет, за которые я научился очень многим вещам.
– Что мы должны ожидать сегодня вечером – концерт или коллективную медитацию?
– (удивленно) Сегодня вечером?
– Да.
– Мы приехали с концертом. Но если вы хотите медитировать, можете медитировать. Если хотите пить чай, пейте чай. Но мы будем исполнять музыку. Музыка – это моя жизнь. Музыка – это торжество любви и свободы. Мы здесь только для того, чтобы играть. Мы любим музыку, мы любим друг друга, мы любим людей. А каждый человек понимает такие вещи, как любовь и свобода. Вы говорите о медитации, так вот: я до сих пор продолжаю собственную медитацию, и это очень важно для меня. Я убежден, что музыка, как бы абстрактна она ни была в плане формы, имеет корни в вашей внутренней жизни. Для меня моя внутренняя жизнь наиболее важна. Форма всегда является следствием внутренней жизни. И если я продолжаю развиваться внутренне, то продолжает развиваться и моя музыка.
– Какой процент в вашем сегодняшнем концерте занимают подготовленные фрагменты, а какой импровизации?
– Мы исполняем композиции как в джазе. В джазе есть композиция и есть аранжировка, и все это неотделимо одно от другого. Нам доставляет большое удовольствие играть друг с другом, но мы очень требовательны, ведь без этого мы не получим удовлетворения от исполнения сложных вещей. Импровизации для нас так же важны, как и для любой джазовой группы. По сути, в мире есть всего две школы импровизации, по моему мнению – в джазовой музыке и в индийской музыке. Там импровизация развита до высшего уровня. Что вы пытаетесь сделать с помощью импровизации – вот фундаментальный вопрос. Главная цель импровизации – испытать чувство свободы. Это очень сложно, потому что вы не можете контролировать состояние вашего сознания. Все, что вы можете контролировать – это ваше развитие и музыкальная работа, дающая возможность быть подготовленным к этому состоянию, которое может возникнуть. Но путь к этому состоянию лежит через известные вещи. Мы играем то, что знаем, но мы надеемся, что через общение между нами придем к точке, которая абсолютно спонтанна. Тогда мы войдем в новый мир, потому что в этот момент все качественно ново. Красиво и ново. Такова цель, но никто не знает, когда она будет достигнута, а когда нет, ведь приходить к ней каждый раз невозможно. Это состояние на уровне осведомленности и бытия. (Входит менеджер, требует заканчивать беседу.)
– Последний вопрос, очень короткий…
– (поворачивается к менеджеру, говорит по-французски, тот уходит) Все нормально, парни, никаких проблем. У меня такие давние ассоциации, связанные с «Правдой», вы не можете себе представить. «Правда»! Я и вообразить не мог. Гигантское ощущение – Россия, Джо Сталин.
– Итак, продолжаем. Вы сказали сегодня, что в шестидесятые годы вы были хиппи…
– Да ладно, тогда все ими были.
– Тем не менее. Что вы думаете сейчас о хиппи, их философии, их жизни?
– Я хотел бы видеть воплощение философии хиппи в сегодняшнем мире, но в нем сейчас совсем другие порядки. Мы определенно нуждаемся, как планета, в большей духовности внутри нас. Потому что, когда каждый осознает свою внутреннюю духовность, он понимает, что она есть и у всех других, и что все равны. Мы все сталкиваемся с проблемами, с возможностями, с трагедиями, со счастьем. Мы все в одной лодке. И воевать друг с другом – это невероятная, чудовищная глупость и невежество. Это очень сильно меня расстраивает. Я вижу, как растут насилие, национализм. Все это глубоко травмирует меня. С этим нужно бороться, потому что в противном случае нам грозит экологическая катастрофа в ближайшие двадцать лет. Это огромная проблема. На все существует власть космоса. Когда мы создаем атомную бомбу, мы не думаем о космической осведомленности. Если мы игнорируем ее, то власть космоса разрушит нас. Это мое мнение.
– У вас есть любимый русский композитор?
– (задумывается) Некоторые работы Шостаковича очень интересны.
– А Стравинский?
– Стравинский, безусловно, фантастический композитор. Стравинский оказал основополагающее влияние на музыку двадцатого века, включая джаз.
– Джон, последний вопрос. В России музыканты уже тридцать лет рассказывают байку, что когда Майлз Дэвис, который не любил белых, пригласил вас в свой ансамбль, его черные «братья» были очень недовольны, говоря, что он оставляет их без работы. И якобы Дэвис ответил: «Если вы найдете мне черного гитариста, который играет, как Джон Маклафлин, я его сразу же трудоустрою». Это правда?
– Было не совсем так. В действительности, он выразился гораздо резче: «Если вы найдете мне черножопого, который играет, как Джон, я его возьму» (смеется).
– Значит, это было на самом деле?
– Конечно!
Джон охотно фотографировался и подписал мне диск The Inner Mounting Flame, порекомендовал послушать последний:
– Вот, это мой новый Апокалипсис!
***
Никогда в жизни я не видел такого чистого и благородного мужа, мне хотелось слушать его еще и еще, а его энергия превосходно утоляла жажду общения и теплом растекалась по телу. Пока я находился в комнате, я испытал вначале радость, потом счастье, потом спокойствие, немного безумия и, наконец – экстаз. После того, как мы покинули гримерку, я осознал, что пережил, пожалуй, один из самых грандиозных моментов в моей жизни.
Описывать все тонкости того концерта абсолютно бессмысленно, тем более что большинство европейцев абсолютно не разбирается в премудростях индийской музыки. Для ее понимания необходимы долгие годы тщательного изучения и мало кому это под силу. Мы можем писать о ней только на эмоциональном уровне. При всей сложности структуры композиций группы Shakti, они воспринимается весьма доходчиво и легко, музыка завораживает настолько, что перестаешь себя ощущать и буквально «улетаешь». Сидевшая рядом девушка с ногами забралась на сидение и полностью отключилась. В самой Индии некоторые музыканты во время игры на ситаре могут располосовать пальцы в кровь и играть, не обращая на это никакого внимания. Кстати, еще на саундчеке я обратил внимание, что у Маклафлина на левой руке были замотаны пластырем кончики пальцев…
На концерте в МДМ побывал весь цвет отечественного рока, блюза и джаза. Уже на выходе я отловил Владимира Кузьмина, и он сказал следующее:
– Я очень многому у него научился, я его слушаю с 1969-го года. Концерт прекрасный, то, что было столько народу – считаю, просто супер. После всех этих фабрик звезд, этого говна, этих муз-тэвэ, это такая радость, что столько народу на концерте. Я сам каждый день Маклафлина слушаю, у меня дома все его диски есть.
А вот мнение критика Дмитрия Ухова:
– Важно, что сейчас началась мировая музыка, что в элитарный авангардный клуб ломятся на какого-нибудь этнического исполнителя. Это все – заслуга Джона Маклафлина.
Георгий АВЕТИСОВ.
Фото автора.
