Невинность и порок. Чистота и разврат. Юность и вечность. «Дневная красавица» Катрин Денев. Все это звенья одной цепи. Той, что крепко сковывает добрую половину человечества, условно называемую «мужчинами».
Есть женщины, которые сводят с ума, не дают покоя, рушат семьи, и при этом никого не любят. Они игривы и бездонно порочны. Легко и беззаботно шагая по трупам, эти женщины никогда не оглядываются назад.
Если внимательно проштудировать текст скандально известного, но однозначно гениального романа «Лолита», становится очевидным, что придуманный Владимиром Набоковым (вернее, его героем Гумбертом) термин «нимфетка» на самом деле относится не столько к возрасту, сколько к некому типу личности, который встречается и во взрослом мире, но исключительно редко.
Оттого особо чувствительные к качеству особи мужского пола, пребывая в постоянном состоянии поиска «смутного объекта желания», нет-нет да и обращают свой взор на маленьких девочек до пубертатного возраста. Современная мораль категорически не приемлет сожительства со столь юными созданиями, однако, эротический интерес к некоторым неполовозрелым девам испытывают не только старые эксгибиционисты и глубоко творческие натуры вроде Льюиса Кэрролла, но и вполне обычные, вовсе не склонные к извращениям молодые люди.
Принято считать, что в увлечении недодевушками превалирует страсть к молодой плоти. Что неверно, ибо далеко не каждая молодая особь возбуждает всепоглощающую страсть и эмоциональную зависимость. О чем, кстати, пишет в своих записках и сам Гумберт: «Все ли девочки нимфетки? Разумеется, нет. Иначе мы, посвященные, мы, одинокие мореходы, мы, нимфолепты, давно бы сошли с ума. Красота тоже не служит критерием, между тем как вульгарность (или то, хотя бы, что зовется вульгарностью в той или иной среде) не исключает непременно присутствия тех таинственных черт – той сказочно странной грации, той неуловимой, переменчивой, душеубийственной, вкрадчивой прелести, которые отличают нимфетку от сверстниц, несравненно более зависящих от пространственного мира единовременных явлений, чем от невесомого острова завороженного времени, где Лолита играет с ей подобными».
Гумберт указывает четкие возрастные пределы: 12 – 14 лет. И это понятно. До того человеческое существо еще находится в нежных объятиях детства, а после – юная женщина уже начинает понимать, каким ресурсом наградил ее Господь, и стремительно овладевает техникой осознанной манипуляции. Выстраиваются в ряд и практические жизненные цели, что постепенно делает подрастающую барышню существом вполне земным. Вернее, безнадежно приземленным.
Итак, не все юные и эстетичные female пользуются повышенным спросом у настоящих ценителей женской природы. А лишь некоторые. Спрашивается – Какие? Почему? И что с ними потом происходит?
Если бросить беглый взгляд на взрослых представительниц женского пола, то весь «массив» при всем его кажущемся многообразии можно без труда разделить на три подвида:
– женщину-мать;
– женщину-дочь;
– бабу с яйцами.
С первой категорией все просто. Ее представительницы – дамы, которые находят себя в материнстве или хотя бы способны плодиться и заниматься потомством. Баба с яйцами – это карьерно устремленная особь, самореализующаяся по тем же параметрам, по каким реализуют себя мужчины. Наиболее интересна третья категория – «женщина-дочь». Этот тип исключительно редок, и в условиях современности просто не выживает. Именно к его представительницам можно отнести бессмертный пассаж Фридриха Ницше о том, что женщину «как очень нежное, причудливо дикое и часто приятное домашнее животное, следует беречь, окружать заботами, охранять, щадить». В отличие от низкорослых, коротконогих, подземных существ, которые ждут от мужчин только беременности (подобными эпитетами прекрасных дам награждали и Ницще, и Шопенгауэр и многие другие незаурядные умы – хочется надеяться, в минуту душевной невзгоды).
Такая амбивалентность оценки проистекает, по всей видимости, оттого, что истинной подругой (юнговской анимой, музой или просто приятной компанией) мужчине может стать разве что женщина-дочь. Ибо лишь в ее системе приоритетов мужчине отведена достойная роль экзистенциального Отца, которого нежно любят, глубоко уважают, испытывая при этом бодрящее квазиинцестуозное влечение, достаточно далекое от банального желания. Только в шаловливых ручках женщины-дочери мужчина, собственно, и может состояться в этом качестве.
Несмотря на раритетность данного персонажа, мир художественной литературы, равно как и мир реальный, дает возможность любознательному душелюбу и людоведу отыскать как юных, так и повзрослевших лолит. И в писательских фантазиях, и в водовороте жизни.
Лолита
Первой в этом списке, безусловно, окажется сама Лолита. Ибо Владимир Набоков по праву считается одним из немногих «психологически достоверных» авторов (имеется в виду тот факт, что при анализе его творчества психиатры и психологи, которых Набоков глубоко презирал, вынуждены констатировать, что там все концы с концами сходятся, то есть «внешнее» соответствует «внутреннему», адекватна и мотивация персонажей).
Так вот, скандальный образ девочки-подростка, созданный писателем, является виртуозным описанием того, что представляет собой женщина-дочь. Проблема шедевра заключалась лишь в том, что юной Долорес было всего 12 лет, когда она играючи соблазнила (кстати, вовсе не великовозрастного, а 37-летнего) Гумберта. Именно фабула произведения предопределила судьбу романа: подслеповатая аудитория узрела историю педофила там, где была зашифрована трагедия мужчины (пусть не самого приятного), мечтающего о настоящей женщине, которой оказалась нимфетка.
При внимательном прочтении текста становится очевидным, что психологические характеристики Лолиты на самом деле не являются производными ее нежного возраста. Свой любопытный девиз она озвучивает сама: «Мой долг быть полезной. Я друг всех животных мужского пола. Я исполняю их прихоти. Я всегда в хорошем настроении. Я экономна и всегда грешу мыслью, словом и делом». Главная, можно сказать, отличительная черта Лолиты заключается в ее легкости, отсутствии той тяжести, которая обычно приходит с возрастом: она наслаждается жизнью, ни к чему не стремясь. Условная Лолита всегда:
– покладиста;
– коммуникабельна;
– не любит быть одна;
– раскованна;
– не честолюбива;
– артистична;
– требует разве что «служения»;
– живет по принципу «с глаз долой – из сердца вон»;
– необременительна;
– немеркантильна;
– склонна называть вещи своими именами;
– не похотлива;
– не способна на глубокое чувство.
Ничего специфически детского в этом перечне нет. Зато обзавестись взрослой спутницей, соответствующей указанным параметрам, были бы рады многие мужчины. Это ли не подарок судьбы? Пока держишь такую женщину рядом – она с тобой. Веселится и ни одной минуты не будет looking for upgrade. Укажи ей на дверь, уйдет не оглянувшись, и ничего с собой не возьмет. Если стать такой лолите приятной компанией, не мучить избыточной половой жизнью, смешить и развлекать, она, скорее всего, никуда не денется. Но расстаться с ней тоже не проблема. И всем этим утверждениям в ткани романе есть четкие доказательства.
Но, увы, «Лолита», как и труды Фрейда или Ницше, относится к разряду интеллектуальных продуктов, которые в наше постмодернистское время обзаводятся с легкой руки полуграмотных медийщиков массбескультурными версиями. Произведений подобного рода никто не читает, зато все знают о чем там речь. И получается как в анекдоте:
– Хреново поет этот ваш Паваротти…
– А ты что, на его концерте был?
– Нет, мне сосед напел.
Так и набоковскую героиню принято считать испорченной, неразвитой, меркантильной девочкой, в то время как на самом деле она совсем не глупа (что сам Гумберт признает в конце повествования), равнодушна к деньгам (выходит замуж за бедного, но хорошего парня вместо того, чтобы делать ставку на богатых извращенцев) и не стремится к социальному успеху (легко отказываясь от артистической карьеры). Да и сам роман вовсе не является историей патологической личности.
За рамками популярных педофилических трактовок набоковского шедевра остаются весьма значимые аспекты повествования. Как правило, игнорируется хотя бы тот факт, что настоящая лолита не способна к продолжению рода. Она или умирает в раннем возрасте, или при родах, или остается бездетной. Так, по ходу развития сюжета лолитоискателю Гумберту нравятся всего две женщины – его жена и бездетная Рита. Обе повадками напоминают девочек, обладая некоторыми лолитиными чертами. Обе не вписываются в реальность: одна погибает при родах, другая спивается.
Умирает при родах и сама Лолита. Что характерно – разрешившись мертвой девочкой в день Рождества Христова. То есть, когда дева Мария родила мальчика, внесшего весомую лепту в дело сведения женской роли в спектакле по имени «жизнь» к банальному воспроизводству, Лолита ушла в небытие, унеся с собой в виде мертвого младенца женского пола мечту о подлинной женственности.
Однако условная лолита может все же адаптироваться к требованиям жизни, что с макабрической иронией описывает в своем романе Набоков. Для этого ей нужно предать свою природу и либо мутировать в женщину-мать (эдакую красивую полногрудую самку вроде матери юной Долорес Гейз), либо превратиться в бабу с яйцами (показанную в романе персонажем молоденькой деловитой проститутки).
Как тут не вспомнить замечательный пассаж из романа Эрве Базена «Супружеская жизнь», где герой объясняет своей сорокалетней жене, что не он изменил ей с молоденькой барышней, а она сама себе изменила, утратив вместе с девичьей худобой и все остальные девичьи качества. Те самые, которые когда-то его пленили и на которых он, собственно, и женился.
Увы, нимфетки либо мутируют, либо погибают. Как погибла и Джульетта, Лолита Шекспира. Великий драматург просто не мог позволить своей очаровательной героине превратиться в рядовую живородящую бесполетную самку.
Мерилин Монро
Если брать персонажей из жизни, то и среди них можно обнаружить следы лолит. Безнадежно привлекательная, потерянная, выросшая без отца Норма Джин является характерным примером «повзрослевшей нимфетки». О том, что она, безусловно, являлась таковой, говорит вся история ее безумного, бездумного и бездомного детства. В котором, кстати, имели место и совращение, и изнасилование несовершеннолетней. И кто только впоследствии не домогался бедной Мерилин… Она же подлинных «женских» чувств не испытывала ни к кому. Недаром через год после заключения первого брака (что произошло в ее 16 лет) юная Монро первый раз пыталась покончить с собой.
Позже она неустанно искала мужчину-отца, способного составить ей пару. По законам «жанра» это должен был быть человек, который был бы умнее и не имел других интересов, кроме как развлекать и любить свою неприкаянную Лолиту. Не загружая при этом избыточной половой жизнью. Таких, понятное дело, не бывает, поэтому несчастная Мерилин всю жизнь пыталась обрести несуществующее и одновременно – вписаться «в норматив» окружающей среды. То есть родить детей или сделать карьеру.
Но ребенка она так и не смогла выносить, а случайно состоявшаяся карьера была к моменту ее трагической гибели полностью погубленной. Бесконечные капризы, неуверенность в себе и младенческая потребность в постоянном внимании и заботе сделали ее несносной как в глазах работодателей, так и мужчин, к которым она тянулась. Ее любили. Но не те. И не так.
А об отсутствии у Мерилин подлинного честолюбия говорит хотя бы то, что если бы не случайно увидевший ее армейский фотограф, сделавший серию pinups с ее изображениями, она никогда не оказалась бы в Голливуде. Съемки были для Монро лишь способом зарабатывать деньги, а никак не потребностью в самоутверждении. И в рамках профессии она стремилась вовсе не к звездности, а к «качеству». Хотелось бедняжке сыграть что-нибудь серьезное, вроде Грушеньки из «Братьев Карамазовых». Но не случилось. Как не случилось ни повзрослеть, ни состариться. Однако ее потерянный взгляд и сегодня тревожит умы и чувства, неуловимо перекликаясь с недосягаемой дымчато-серой Лолитой, любовно описанной любителем бабочек Владимиром Набоковым.
Любопытно и другое. «Лолита» была закончена в 1955 году, то есть когда Мерилин Монро находилась в зените славы – уже вышли картины «Джентльмены предпочитают блондинок» и «Как выйти замуж за миллионера». По странному совпадению многие характеристики Лолиты при всем внешнем несходстве этих двух персонажей точно ложатся на любовницу Джона Кеннеди. Взять хотя бы эту: «Она излучала… неизъяснимо-томное свечение, приводившее отельных рассыльных, туристов, хамов в роскошных машинах, терракотовых идиотов у синькой крашеных бассейнов, в состояние припадочной похотливости…» или «Она вкралась в ожидавшие ее объятия, сияющая, размякшая, ласкающая меня взглядом нежных, таинственных, порочных, равнодушных, сумеречных глаз – ни дать, ни взять банальнейшая шлюшка». Так частенько называли за глаза и прелестную Норму Джин.
Современные голливудские и модельные богини бесконечно далеки от розово-серой лолитости. Из их холеных организмов на публику глядят холодные глаза бабы с яйцами.
А Хули
Лолиты бывают разными. В том числе и интеллектуально продвинутыми. И литература дарит нам порой любопытные образцы данного характера. Особо преуспел в этом смысле Виктор Пелевин, отобразив в своем романе «Священная книга оборотня» фантастический образ лисы А Хули, которая выглядит как нимфетка, но на самом деле стара как мир, возраст ее исчисляется тысячами лет. Знания лисы обильны и глубоки, речь, как у лолиты-исходника, вульгарна (лиса адаптирует манеру поведения современного подростка), вещи она называет своими именами, а зарабатывает проституцией. Но весьма специфической: насылая на клиента морок. То есть, давая самцу возможность пережить сладость обладания в фантазии, а не наяву, о чем бедняга и не подозревает. И все эротическое остервенение, которое Гумберт вкладывает в бесконечные полунасильственные совокупления с Лолитой, лиса хладнокровно созерцает, почитывая книжки у кровати, на которой ее клиент в полном одиночестве переживает любовный экстаз в какой-нибудь особо извращенной форме.
А Хули любознательна, ее периодически прорывает на интеллектуальные беседы. Она хорошо знакома с творчеством Набокова, свидетельством чему является очаровательный пассаж из ее гениальных записок: «Я принимала историю Лолиты очень лично и всерьез: Долорес Гейз была для меня символом души, вечно юной и чистой, а Гумберт – председателем совета директоров мира сего. Кроме того, стоило заменить в стихотворной строчке, описывающей возраст Лолиты («Возраст пять тысяч триста дней»), слово «дней» на «лет», и получалось ну совсем про меня».
Для половой жизни А Хули так же слабо приспособлена, как и всякая Лолита, и хоть оснащена неким подобием полового органа, но остается, как и ее прообраз, «не по этому вопросу». Ведь суть многогранного образа нимфетки заключается и в том, что, возбуждая неутолимую любовную страсть, она положительно ничем не может на нее ответить, кроме хорошего отношения. Лолиты способны лишь на «тонкие» чувства, слишком эфемерные для тяжелых плотских радостей. Никогда настоящая лолита не будет шептать мужчине жарким шепотом: «Дорогой, я так хочу тебя…». Нельзя не отметить, что Виктор Пелевин, возможно, единственный в мировой литературе автор, которому удалось передать, как бы точнее выразиться, картину «женского зазеркалья». Ведь все мало-мальски стоящие литературные произведения созданы авторами мужчинами, которые, описывая женские характеры, воспроизводили либо самих себя (как тут не помянуть знаменитое флоберовское «мадам Бовари – это я»), либо свое понимание женской природы. Даже Фрейд оказался по этой части беспомощен и сказал однажды: «Великий вопрос, на который нет ответа и на который я сам не смог ответить, несмотря на тридцатилетний опыт исследования женской души, – это вопрос: чего же на самом деле хочет женщина?» Если уж уникальные знатоки душ человеческих пролетели с решением этой непростой задачи, то писательские попытки постичь непостижимое и вовсе смехотворны. Однако Пелевину каким-то образом удалось проникнуть в тайники женской психики, что и позволило ему создать вслед за Набоковым впечатляющий, даже можно сказать, пугающий своей адекватностью женский образ. Образ неотразимой женственности в виде нимфетки, замурованной в контекст вечности.
Лу Саломе
Интеллектуальные лолиты однако же встречаются не только в литературе. Высокое IQ, подкрепляющее нимфеточную природу, дает таким особям возможность доживать порой и до глубокой старости. Таким вот славным представителем племени нимфеток была знаменитая за рубежом и мало известная на родине русская девушка Леля, а точнее Лу Андреас-Саломе.
Рожденная в 1961 году Леля исколесила всю Европу в поисках интеллектуальных утех, перезнакомилась с массой интересных людей, написала целый ряд любопытных исследований в основном философского характера, отпечатала собой европейскую мысль конца XIX начала XX века, и by the way послужила прообразом Заратустры Ницше. Лу была единственной женщиной, в которую Фридрих был влюблен без памяти и на которой хотел по всем правилам хорошего тона вполне буржуазно жениться.
История этой весьма незаурядной женщины началась в Петербурге, где в здании Главного штаба, что на Дворцовой площади, она появилась на свет. Выросшая в компании пяти братьев, начитанная и образованная Леля рано начала задаваться философскими вопросами. Рано столкнулась и с проявлениями мужского вожделения, ибо была на редкость соблазнительна. Половая жизнь ее, однако же, не интересовала вовсе, и всех мужчин, так или иначе проявлявших к ней эротический интерес, она или вычеркивала, или вынуждала довольствоваться дружескими отношениями. Которые понимала по-своему. Так, с близким себе по духу философом Полем Рэ она жила в одной квартире одним хозяйством, но без постельных радостей. Именно Рэ познакомил Лу с Ницше. В ту пору ей было 20 лет. Она была красива, умна и выглядела много моложе своих лет. Фигурой напоминала мальчика (как и набоковская Лолита). Ницше называл ее «женственным ребенком», признавая при этом ее поразительную интеллектуальную зрелость. «Мы живем одинаково и думаем одинаково», – писал он о единственной женщине, которая вдохновила его на высокое чувство и заодно на написание главной книги его жизни «Так говорил Заратустра» (первую часть этого эпохального произведения он написал всего за десять дней, находясь в состоянии полнейшего отчаянии из-за их разрыва. Лу хоть и отдавала должное его таланту, совершенно не оценила Фридриха как мужчину. Если бы не сей прискорбный факт, Заратустра, без сомнения, вещал бы иначе. Что признают не только исследователи творчества Ницше, но и его родная сестра Элизабет, ненавидевшая Лу от всей души).
В 25 лет Лу вышла наконец замуж, но на условиях отказа от каких-либо сексуальных отношений. Избранником оказался далеко не самый блестящий из ее кавалеров – специалист по восточным языкам Фред Андреас. Они прожили вместе всю жизнь, но близости он от нее так и не добился.
Кто именно лишил Лелю девственности доподлинно неизвестно, но произошло это, когда ей было глубоко за 30. В новом для себя занятии она нашла массу интересного и с той поры не лишала себя плотских радостей (но по-прежнему отказывала в них законному супругу). До более чем зрелого возраста Лу оставалась востребованной во всех смыслах: среди ее преданных любовников числился Рильке и добрый десяток других знаменитостей, а среди поклонников – Фрейд. Многие писали о ней в своих письмах и воспоминаниях, но самую исчерпывающую и наиболее растиражированную характеристику этой весьма незаурядной личности дал психоаналитик Пол Бьер: «Сразу было видно, что Лу необычная женщина. У нее был дар полностью погружаться в мужчину, которого она любила. Эта чрезвычайная сосредоточенность разжигала в партнере некий духовный огонь. В моей долгой жизни я никогда не видел никого, кто понимал бы меня так быстро, так хорошо и полно, как Лу. Все это дополнялось поразительной искренностью ее экспрессии. Она обсуждала самые интимные и личные дела с поразительной беспечностью. Я помню, что был шокирован, когда она сообщила мне о самоубийстве Рэ. «И у тебя нет угрызений совести? – спросил я ее. Она только улыбнулась и сказала, что сожаления – это признак слабости. Я знал, что это только бравада, но она действительно казалась ничуть не озабоченной последствиями своих действий и этим была больше похожа на явление природы, чем на человека. Ее необычно сильная воля, как правило, одерживала триумф над мужчинами. Она могла быть очень страстной, но только на мгновение, и это была странно холодная страсть. Я думаю, Ницше был прав, когда сказал, что Лу – это воплощение совершенного зла. Но только в смысле Гете: это то зло, которое порождает добро. Она могла разрушать жизни и семьи, но ее присутствие побуждало к жизни. В ней чувствовалась искра гения. В ее присутствии люди вырастали… Ни в коем случае не будучи холодной, она не отдавала себя даже в самых страстных объятиях. Она могла быть поглощена своим партнером интеллектуально, но в этом не было человеческой самоотдачи. Возможно, в этом заключалась трагедия ее жизни. Она стремилась найти освобождение от своей сильной личности, но не могла найти его. В самом глубоком смысле этих слов Лу была несостоявшейся женщиной». Иначе говоря, великовозрастной нимфеткой.
Философский «прикол» этого характера заключается в том, что Лу, написав книгу «Эротическое» (высоко оцененную знаменитым философом Мартином Бубером), предвосхитила идею Юнга об Аниме, идеальном женском образе, закодированном в мужской подкорке. Суть тезиса сводилась к тому, что данный архетип сочетает в себе три компонента: идею девственности, идею материнства и разврат. Следовательно, на самом деле Анима тоже нимфетка. Неосознанно порочная, неспособная на глубокое чувство, недосягаемо холодная и обезоруживающе невинная…
N.B.
Уж сколько раз твердили миру ученые мужи, что человечество, дабы выжить, должно изжить свою биологическую природу. И в первую очередь влечение к противоположному полу, кое лежит в основе инстинкта размножения. Однако все не впрок. Лично-половые проблемы как волновали наших предков до мифологических времен, так волнуют всех и по сей день. Озабоченные идеей своей востребованности, представители сильного пола неустанно себя изучают и любовно классифицируют. Особо популярно ныне членение на анти-, гомо-, метро-, убер- и прочих «сексуалов», производимое согласно источнику получения подлинного эротического удовлетворения, коим может стать нарциссизм, мастурбация, сексуальный объект своего пола или, наконец, противоположного. Поскольку дама в этом списке все же (пока) лидирует, полезно было бы поизучать и ее. Тем более что, как говорил один небезызвестный классик, мужчина является всего лишь побочным продуктом женского организма. Как менструация. И судьба его – всю свою жизнь маяться в поисках «правильной» женщины. Которой с высокой долей вероятности окажется все та же нимфетка. Если повезет – совершеннолетняя.
