Женщина, которая не поет

Был такой анекдот. Перенесли Брежнева в машине времени на сто лет вперед. Никто его не знает, скучно… Открывает он Большую советскую энциклопедию (тогда считалось, что это издание будет всегда). А там написано: «Брежнев Л.И., второстепенный политический деятель времен Аллы Пугачевой»…

Эта хохма точнее и глубже, чем кажется. Потому что вовсе не Брежнев настоящий символ застоя. Предельным выражением эпохи является именно судьба и карьера Аллы Борисовны. Это изумительная иллюстрация к тому, во что превращается могущественная некогда империя на излете своего существования.

Такая империя в последние годы живет не реальными делами или обстоятельствами, а символами. Есть великое символическое событие, которым все клянутся (индустриализация, Великая Отечественная война, полет Гагарина). Есть вождь, который на самом деле давно ничего не может. И есть десяток деятелей искусства, обожаемых за прошлые заслуги, не производящих ничего нового, не помнящих себя; именно им принадлежат первые места на Олимпе, потому что, если на Олимп вдруг пропустят молодых богов – пусть почтительных, уважительных, ничего не желающих уничтожать, – все тут же рухнет. Страна уже не выдерживает ничего первосортного, она прогнила до такой степени, что первое же сильное потрясение – пусть это даже будет просто хорошая песня – выведет ее из сонного оцепенения и тем погубит. Она может только спать, как очень больной старый человек. Искусство в ней должно быть именно таким – заведомо третьесортным и притом чисто символическим.

Никто давно не оспаривает первенства Аллы Пугачевой на отечественной эстраде. И никто давно не помнит, что, собственно, поет эта «женщина, которая не поет». Все ее заслуги остались в безнадежно далеком, почти мифологическом прошлом. Она – как космонавт, который больше не летает. А что бывает с символом, который не хочет быть только символом, наглядно продемонстрировал Гагарин. Это не заговор, это судьба.

Причем никто ведь не спорит: когда-то и империя, и Пугачева были вполне себе кондиционные, даже и во всемирном масштабе. Пугачева не получала, конечно, главных наград мировой музыки, но как-никак собрала неплохой урожай импортных призов (заслужив все, что можно, в СССР и постсоветской России): все-таки она выигрывала «Золотого Орфея» и Сопот, блистала в Зеленой Гуре, а если вам недостаточно соцстран – то и в Швеции успех имела (с песнями Уго Линденберга), и в Штатах, в Нэшвилле, завоевала приз на кантри-фестивале, и в Финляндии удостоилась золотого диска. Там даже судно «Алла» назвали в ее честь – при жизни этого никто из скандинавских поп-звезд не удостаивался, а русская запросто.

Каким жупелом для одной половины мира и надеждой для второй его половины был Советский Союз – и говорить нечего. Беда в том, что воспоминание о величии осталось, а подкреплять его больше нечем. И никакая перестройка этого положения не изменит – просто потому, что империя осталась, даже утратив все свои окраины. Для радикального обновления страны нужны слишком масштабные перемены – Россия в ее нынешнем состоянии их не выдержит. А потому и Лещенко уже называют великим артистом, и Винокур дважды в год празднует очередные юбилеи, и Пугачева остается номером один, периодически напоминая о себе новыми и новыми акциями, по большей части скандальными.

Алла Борисовна ни в чем не виновата. Она недавно спела песню «Живи спокойно, страна, я у тебя всего одна, все остальное в тени – ну извини». Это, конечно, сильное преувеличение, но вектор размышления задан верно: Пугачева была у страны одна, такие существовали в 70-х условия игры. Вакантное до тех пор место королевы советской эстрады (не Зыкину же было предъявлять Западу в качестве символа нашей продвинутости!) заняла Алла Пугачева — после того, как в 1975 году спела «Арлекино».

Проблема в том, что СССР в то время был вполне интегрирован в мировые дела, несмотря на «железный занавес» и всплески комиссарской идеологии. Академик Сахаров не зря верил в конвергенцию мировых режимов: до Андропова это казалось вполне реальным. Никсон дружил с Брежневым не «по долгу службы», а «лично». Возникла новая тенденция: доказывать миру, что мы вовсе не дремучие, отсталые, а вполне современные, хотя в чем-то неисправимо второсортные. И Алла Пугачева стала витриной Советского Союза: не просто певицей, а «певицей на импорт», первой мегасуперзвездой западного образца. Проект был согласован на самом высоком уровне. Нужно ли нам много мировых звезд? Совсем не нужно, это будет покушение на основы. А одна? А одна пускай. И чтобы все у нее было по-западному: роскошная квартира, роскошная машина и множество скандалов.

До этого судьбоносного решения (1975) Алла Пугачева была обыкновенной советской певицей – не лучше, а в чем-то и похуже прочих: вокальные данные у нее были не более выдающиеся, чем у той же Толкуновой, репертуар так себе, биография стандартная. Пугачева родилась 15 апреля 1949 года, с детства пела, окончила московскую школу №496, в 1965-м впервые записалась на Всесоюзном радио (песня «Я робот», программа «Доброе утро»), солировала в липецком ансамбле «Новый электрон» и московском ансамбле «Москвичи», работала с джазовым оркестром прославленного Олега Лундстрема и ансамблем Павла Слободкина «Веселые ребята» –– со Слободкиным училась в прославленном музыкальном училище имени Ипполитова-Иванова. Там-то он разглядел в ней не столько даже блистательный творческий потенциал, сколько фантастические честолюбие и работоспособность. А работоспособность была действительно нужна – поскольку первый по-настоящему раскрученный советский ВИА, созданный еще в 1966 году, давал до 80 концертов в месяц. Все, кто прошел школу Слободкина, так или иначе реализовались в поп-музыке, многие вышли в первые ряды, хотя Пугачева взлетела выше всех.

В 1975 году ее стали готовить к выступлению на «Золотом Орфее» – болгарском конкурсе, проводившемся в Золотых Песках; на него регулярно приглашались поп-исполнители из капстран – пусть второго ряда. На одиннадцатый фестиваль, куда поехала Пугачева, был приглашен Крис Уэйн, которого сейчас уже никто не вспомнит, но тогда это было довольно заметное имя. Именно ее экспромтный дуэт с ним на закрытии конкурса был главной сенсацией пугачевской программы – она подпела звезде с великолепной непосредственностью.

На «Орфее» Пугачева исполняла две песни – «Ты мне снишься» (не путать с «Ты мне не снишься», другим эстрадным хитом 70-х) и «Арлекино» знаменитого болгарина Эмиля Димитрова, в хорошей обработке и с новым припевом, который сочинила сама. Кстати, Пугачева осталась навеки благодарна Димитрову – на прошлогоднем концерте в Софии полупарализованного певца в коляске вывезли на сцену, Пугачева встала перед ним на колени и спела «Арлекино» под рыдания и овации зала.

– Мы гордимся, что ваша звездная карьера началась здесь, – говорили ей болгары, и в этом нет преувеличения.

В Москву Алла Борисовна вернулась суперзвездой, и ее «Арлекино» закружился на всех проигрывателях: гибкая грампластинка разлетелась четырнадцатимиллионным тиражом. До этого подобный успех выпадал только на долю миньона «Веселых ребят», где они перепели по-русски битловскую «Облади-облада».

И понеслось. Оказалось, что в эпоху конвергенции именно Пугачева необыкновенно востребованна; ее быт стал объектом пристальнейшего внимания иностранных корреспондентов. В СССР есть собственная поп-звезда! Она снялась в фильме «Женщина, которая поет»; напела за Барбару Брыльску песни для «Иронии судьбы» (этот миньон тоже стал рекордно популярен); регулярно концертировала по соцстранам и выпускала хиты один за другим. Я отлично помню тогдашнюю Пугачеву – ее двойной альбом «Зеркало души» стал событием, за ним в «Мелодии» на Калининском тогда еще проспекте стояли по два-три часа, очередь тянулась от самого «Октября» (ныне закрытого)…

Песня «Все могут короли» победила в 1978 году в Сопоте. Высоцкий мог иронизировать: «Смотришь конкурс в Сопоте и глотаешь пыль», а для советского зрителя это был настоящий праздник на фоне сплошных программ «Ленинский университет миллионов» да хоккейных матчей, во время которых мы вечно выясняли наши трудные отношения с чехами. «Все могут короли» – суперхит конца 70-х, и сам я, помнится, сочинял для школьных вечеров множественные переделки этой песни Зацепина – Дербенева, ставших постоянными авторами Пугачевой.

Последовали песенные программы «Пришла и говорю», «У нас в гостях Маэстро», «Монологи певицы» – лучшие вещи Пугачевой и сдержанного латыша Раймонда Паулса звучали, как правило, в новогодних «Огоньках» и стремительно завоевывали страну. Их перепевали, пародировали, разучивали наизусть, с ними поступали в театральные и музыкальные вузы. Второй Пугачевой не могло быть так же, как второго Брежнева. Ей стало доставаться все: персональная полка в музыкальных магазинах, невероятное количество альбомов и выступлений, звания, награды и регулярное участие в концерте на День советской милиции. О, современному человеку не понять, что такое было выступить на этом концерте! (Или опять понятно?..) Это был знак высшей неприкосновенности. Вы могли быть своим человеком в Кремле, но если не дружили с милицией – никакие должности и связи ни от чего не застраховывали; а вот участие в смотре сил советской эстрады 11 ноября – это была индульгенция на все случаи жизни, вроде нынешнего талона «Не досматривать».

Честно говоря, тогдашней Пугачевой нельзя было не восхищаться. Она была бешено трудоспособна, эпатажна, остроумна, пыталась расширять круг поп-авторов (отваживалась петь Шекспира и Мандельштама, пусть с сомнительными исправлениями, вследствие чего прославленный 66-й сонет менял смысл на прямо противоположный; да ладно уж, кто там считает!). Она раскапывала стихи Семена Кирсанова и сочиняла на них прелестные песни («Эти летние дожди»). Для нее писал Вознесенский, она пела Ахмадулину, о ней высоко отзывался Окуджава – ему казалось, что Алла Борисовна притягивает громы и молнии косной критики, а он ведь всегда сочувствовал угнетенным… Кстати, именно песня на стихи Вознесенского – «Миллион алых роз» – стала последним суперхитом Пугачевой. Шел 1982 год. Это была последняя ее песня, которую пела вся страна и которую петь действительно хотелось; примерно в это же время прославились «Старинные часы», строчка из которых – «Жизнь невозможно повернуть назад» – была, в сущности, горьким признанием: пик карьеры пройден. Если бы Пугачева ушла в 1983-м, когда ей было тридцать четыре, она осталась бы легендой советской сцены.

Весь дальнейший ее путь пройден уже не талантливой и оригинальной певицей, чей голос гибок, богат и разнообразен, а символом, тенью, пиар-продуктом; Пугачева с 1985 года не создала ничего нового, и это вполне объяснимо. У нее бывали большие или меньшие удачи, случались песни, которые подхватывались народом и пародировались эстрадными хохмачами, но быть певицей она перестала, сделавшись ньюсмейкером. Ее скандалы с гостиничной администрацией, ее браки, отношения с дочерью, властями, прессой – вот главные темы публикаций о ней. Про музыку никто не вспоминал, да музыки и не было.

Большой ошибкой Пугачевой явился концерт в чернобыльской зоне в мае 1986 года – людям, собравшимся в зале, было не до песен, прямо среди концерта была объявлена очередная пожарная тревога, пожарники кинулись к выходу, мероприятие было безнадежно сорвано, и все попытки Пугачевой оживить его припевом «Эй вы там, наверху!» не имели успеха. Большим мужеством было съездить в зону через месяц после аварии – но что с того толку? Создать иллюзию, что в Припяти все спокойно, Пугачева все равно не могла: там было уже «слишком спокойно», всех людей вывезли. Для меня, помню, именно тот чернобыльский концерт стал знаком, что все, хватит, Пугачева кончилась: надо было остаться мифом, чутье изменяет, хитов нет, бестактности на каждом шагу… Но в России никто никогда не умел уходить вовремя – вероятно, потому, что уйти у нас можно только в никуда. Это тебе не Запад, где политик или шоумен может безбедно существовать на пенсию. У нас выпасть из круга света – значит сразу впасть в опалу или нищету, стать виновным во всем, включая будущее, или превратиться в объект насмешек. И Пугачева продолжала оставаться на эстраде, удостоившись в декабре 1991 года последнего в истории звания народной артистки Советского Союза. Вот был идеальный повод уйти на тренерскую работу! – однако и тут не случилось ничего подобного.

Дело в том, что Пугачева сделала уход со сцены одной из своих главных тем. Когда у нее еще был сильный и богатый голос, она с выдающимся темпераментом пела грустную песню «Когда я уйду далеко-далеко»… Но не уходила – ни далеко, ни близко. «Нельзя вернуть любовь и жизнь, но я артист, я повторю» – тоже она, 1983 год; повторяла до бесконечности. Другим способом лирического самоподзавода стало бесконечное варьирование темы «Трудная жизнь звезды». Звезде очень трудно, она вся на виду, вся для вас! – а вы же ее еще и мучаете своими расспросами, грязными лапами лезете в тонкую личную жизнь… Ирина Лукьянова в 1997 году написала резко, но точно:

Зритель вправе ответить: никуда я не лезу, национальное вы наше достояние, но как быть, если вы это свое личное-интимное-чистое так повсюду разложили, что не обойдешь?

Пугачева была везде, она продолжала оставаться единственной, ей очень нравился этот истинно советский статус – но она (как и Путин, кажется) продолжала упорно не понимать, что стать единственным – значит и получать за всех. Пугачеву в самом деле ругали за десятерых и ненавидели как символ попсы – но она ведь и являлась этим символом, и ничего другого для себя не хотела, и любит быть единственной у своей страны! Чего же негодовать, что в твою личную жизнь лезут, когда сама ты делаешь ее темой светской хроники, появляешься то с одним, то с другим, выходишь замуж за плохого певца вдвое моложе себя, поешь с ним хором «Зайку мою»… Иное дело, что в 70-е все это имело оборотную сторону – пугачевский талант; 80-е она провела в растерянности, в 90-е попросту пела хуже и хуже, но ее клан уже занял все командные высоты на отечественной эстраде.

Без благословения Пугачевой не могла состояться ни одна новая звезда: всех она немедленно подгребала под себя на ежегодном смотре «Рождественские встречи». Вызывалась быть наставницей молодых – и довела это до абсурда на последней «Фабрике звезд», призванной реабилитировать клан Пугачевой за хамские выходки Филиппа Киркорова; она подбирала молодым и композиторов, и поэтов, и продюсеров, раскручивала малоизвестных авторов (в том числе погибшую Татьяну Снежину, чья песня «Позови меня с собой» вернула Пугачевой подобие популярности)… Все для того, чтобы по-прежнему быть единственной и главной – пусть и в качестве патронессы, а не звезды.

Между тем как режиссер, продюсер и создатель новых имен Пугачева не представляет собой решительно ничего интересного (ее композиторский талант тоже оказался ниже среднего). Последняя «Фабрика» на диво бедна личностями, и сама Алла Борисовна не сумела продемонстрировать там ни одного оригинального решения, ни одной остроумной реплики, даже ни одного дельного совета молодым дарованиям. Все, что она спела с 1995 года, не поднялось бы в объективном хит-параде выше третьей, а то и пятой десятки. Провал на «Евровидении» в 1997 году не заставил суперзвезду одуматься – она по-прежнему пребывает в образе капризной и усталой дивы, которую тяготит всеобщее внимание.

Теперь она по-настоящему похожа на Россию: за душой уж подлинно нет ничего, кроме репутации. Когда-то было великое прошлое, кто спорит (правда, оно становится все более великим по мере удаления от него – раньше-то все еще его помнили). Но сегодня нет ни культурного багажа, ни новых идей, ни таланта, который тоже ведь иссякает, особенно если изначально был не калласовских масштабов… Надо закончить с этим проектом и начать какой-то новый. Но страшно, и жалко, и холодно на ледяном ветру новых времен… Вся наша нынешняя жизнь – это один бесконечно затянувшийся концерт Аллы Пугачевой со вставками Евгения Петросяна, с салатом оливье в буфете и мемориальной доской в честь Иосифа Кобзона на стене Концертного зала «Россия». В первых рядах – первые лица и милицейские генералы. В последних попивают пиво полусонные студенты. Между ними – средний класс. Какова публика, такова и звезда.

Кончится ли когда-нибудь этот концерт? Наверное, так и будет длиться, пока стены нашего общего Концертного зала «Россия» не рухнут под ветром каких-нибудь очень уж неприятных перемен. Но и на руинах кто-нибудь продолжит говорить о стабильности, а еще кто-нибудь затянет «Жил-был художник один». Ведь нам было так хорошо вместе.

Дмитрий БЫКОВ.

ФИО: Пугачева Алла Борисовна.

Дата рождения: 15 апреля 1949 года.

Место рождения: Москва.

Образование: дирижерско-хоровое отделение Московского государственного музыкального училища имени Ипполитова-Иванова (1963 – 1969), режиссерский факультет ГИТИСа (ныне РАТИ) окончила в 1981 году.

Работа:

1965 – первые выступления на эстраде и на радио.

1966 –1967 – гастроли по Заполярью с агитбригадой радиостанции

«Юность».

1967 – 1976 – выступления с эстрадными коллективами, работа в филармониях, Москонцерте и т.п.

1977 – главная роль в фильме «Женщина, которая поет».

1978 – 980 – работа в Росконцерте и с ансамблем «Ритм».

1980 – 2000 – работа с ансамблем «Рецитал».

1988 – руководитель программы «Рождественские встречи» и театра-студии «Театр песни».

1991 – контракт с фирмой Sogo (Франция) на производство духов «Алла».

1995 – уход со сцены.

1997 – коллекция обуви «Алла Пугачева» («Эконика»).

1998 – возвращение на сцену.

2004 – участие в проекте «Фабрика звезд-5».

Основные награды и звания:

1975 – Гран-при фестиваля «Золотой Орфей» за песню «Арлекино».

1978 – Гран-при конкурса «Сопот-78» за песню «Все могут короли».

1985 – звание «Народная артистка РСФСР».

1991 – звание «Народная артистка СССР».

1995 – Государственная премия России в области литературы и искусства.

1999 – орден «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени.


Дмитрий Быков

Русский писатель, журналист, поэт, кинокритик, биограф Бориса Пастернака и Булата Окуджавы.

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Каждой звезде – по лопате!
Экзотика в Доме Музыки
Много работы – это хорошо


««« »»»