Летом в Питере я вижу из моего окна, как блестят в стеклах здания напротив лучи заходящего солнца! Звоню в Москву.
– Ребята, я с вами разговариваю, а на улице светло! Солнышко еще поблескивает!
– Белые ночи… А у нас, как всегда, темнотища во дворе, ни одной лампочки… Ленка сейчас вернулась, чуть в открытый люк не провалилась…
В Москве всегда хочется орать: “Свет! Почему нет света на улицах?!” Неизвестно, к кому обращаясь… Думала, что это теперь, в постперестроечный период, исчезло освещение. Потемнело, конечно, но вообще-то даже детские воспоминания, особенно зимние картинки, мрачные. И когда веселые – все равно темные. Лампочки тусклые или их совсем нет. А если нет снега, то и вовсе темнота грязная. Город гравюрой видится, углем на оберточной, коричнево-грязной бумаге. Никак не живописью, не красками.
Что дает ощущение безопасности, благополучия, богатства в столичных городах Европы, Америки – это свет. Освещенные улицы. Потоки света со всех сторон.
В семнадцать лет впервые попала в Рим, и этот город остался навсегда в памяти не только из-за первых, новых впечатлений, но из-за его ночной яркости. Город, вступающий в вечер. Рим, зажигающий огни. Почему-то они помнятся желтоватыми. Весь Рим вечерний приобретает в памяти эту желтовато-дрожащую окраску, световую зыбь. Пьяцца Навона, сияющая во всех туристических справочниках, конечно, и в действительности сияла, даже факелами – иллюзионисты зарабатывали на приезжих. Но и просто улицы Рима, они все несли свет. Свет витрин, свет реклам, свет уличных указателей, подъездов, отелей, кафе, кафе, кафе…
Лос-Анджелес – город на колесах, город озамоченных резиденций. Здесь и свет другой. Холодней, пусть даже и ярче. Холодней, потому что не для людей – для машин. Людей нет на улицах. Улиц почти нет. В некоторых районах, действительно, нет тротуаров. Только дорога и подъезды к домикам, в которых и живут, будто прячутся. Сразу невзлюбила Лос-Анджелес. Люди где? Орать хотелось. Весь этот безумный свет – для кого? Сверкающий район Сенчури-Сити – Города Века, днем и ночью пожирающий “тонны” электроэнергии, никогда не выключающий свет на десятках этажей зданий-офисов… Когда проезжаешь этот район со стороны бульвара Санта-Моника, то он как злой сияющий остров переливается всеми цветами радуги и иногда кажется, что вот-вот взорвется… Безупречные дороги и светящиеся на них полосы-разделения, светящиеся боковые указатели края дорог… Когда подлетаешь к городу вечером, что-то невероятное можно наблюдать из иллюминатора. Будто фантастический муравейник, где каждый муравьишка несет на спине фонарик, город движется огнями, пылает в свете и кажется, что сейчас вы приземлитесь, выйдете из самолета и устремитесь в живой, светящийся город с толпами людей… Обычно устремляются в паркинг, за машиной.
Электричество как гарантия благонадежности. Уличное освещение как страховка. Проживя в Париже десять лет, глазам своим уже не верю, как и обманчивым ощущениям человеческого тепла. Не человеческое тепло и свет, а деловое. Бизнесу освещение, электричество обходится дешевле, чем частному лицу. Пусть светится ваш бизнес всю ночь! Таким образом городу дешевле будет освещение улиц! Пусть сияет стенд-реклама! Одним фонарем меньше мэрии обойдется! Интересно наблюдать праздничную иллюминацию. Улица только наполовину в светящихся гирляндах. Это потому, что часть украшений оплачивает районная мэрия, а вторую часть должны бы оплатить жители… Ну, если район не очень богат, то и не оплачивают. И без украшений обойдемся, – думают в 13-м районе китайцы.
В китай-городе Сингапура хорошо – полумрак. Мерцают чуть подсвеченные буддийские храмы. Центр города производит впечатление смеси Лос-Анджелеса – дороги, Нью-Йорка – металл, стекло небоскребов и Парижа – шикарные витрины. А китайский город особенный, непохожий. Старые лавочки, старые китайцы. На женщину смотрят как на необходимое зло. Сидят в открытых кофейнях; свет из них выливается на улочки, где продают всякую местную всячину. Свет идет из забегаловок, местных обжорок. Боже, чего там только не варится в котлах! И действительно, яркое освещение только усугубляет “экзотику” яств. Возвращаешься в центр города, будто в другую страну – все пылает, сверкает, мигает, блестит и переливается… на показ, на впечатление, на реакцию, а не для жизни.
На знаменитых Елисейских Полях Парижа остались считанные жители. Знаменитые Поля не для жизни… Для открыток, для песен, для туристических гидов, для того, чтобы шикануть в рассказе о путешествии и – для бизнеса, для рекламы, для магазинов…
В всегда темном Питере вспоминаю свою бабушку. Как она вечно выбивала что-то из ЖЭКа. Например, лампочки для лестничной площадки. А не добившись, сама ввинчивала. ЖЭКов нет, бабушка умерла, никто ничего не ввинчивает, а идет, чертыхаясь, в темноте. Приезжая из России в Париж, хочется, на второй день уже хочется, что-нибудь разрушить, внести элемент беспорядка в упорядоченную цивилизацию. Уж так она сладко-приторна! Возвращаясь в Питер, в Москву – невероятное желание хоть чуточку упорядочить, хоть чуть-чуть цивилизации. Ввинти лампочку! – хочется крикнуть.
Французы, проездом в Москве, за два часа умудрились попасть в больницу. Воспетый в сотнях песен тополиный пух одного из них буквально ослепил. Повели мы его в темных очках по темной Москве в глазную клинику, где у него из глаза было удалено восемнадцать пушинок! Они такие вредные, обладают специальными коготками, дабы цепляться и размножаться. После операции ему объясняли, как пользоваться лекарством: возьмите спичку, обмотайте ее кончик ватой… Я переводила и засмеялась – Боже мой, да существуют же “коттон-типс”, готовые палочки, с двух концов туго обмотанные ватой. Вот и вся разница. Россия – это возьмите спичку, кусочек ваты, обмотайте… А западная цивилизация – это “коттон-типс” – все готово. И поэтому вам в глаз забиваются пушинки, потому что вы лично не готовы… Впрочем, представьте себе лично готовых москвичей, ввинчивающих лампочки по всему городу, над подъездами, включающих фонари… Легче представить людей, марширующих с факелами по черному городу в направлении к…
Подсветки Моссовета гаснут в полночь, и только на крыше прожектор всю ночь горит, под флагом… В знаменитой, вечной песне о московских окнах воспеваются все-таки окна жилищ людей. То есть человеческий свет, служащий людям для жизни их, а не свет, исходящий от рекламы шоколадки “Дав”. Шоколадка, конечно, тоже жизненно важная вещь… То ли москвичи стали раньше спать ложиться, то ли экономят на электроэнергии, но только в редких окнах свет не тот, что прежде. Не такой, как в мои семнадцать, когда, гуляя по ночной Москве, действительно казалось, что “они, как люди, смотрят на меня…”. А может, тогда мне было семнадцать и хотелось видеть все в таком добро-негасимом свете? А сейчас волей-неволей нашептываешь, наговариваешь, кричишь в уме, неизвестно к кому обращаясь: “Свет! Почему у тебя нет света на улицах?!” Правда, здесь другая цивилизация. Севернее, мрачнее, здесь раньше темнеет. И Азия, Азия! Вот ведь даже в ресторанах люди любят, чтобы был яркий свет, чтобы себя показать, чтобы видеть других – восточное что-то. А на улице… наплевать. Восточная цивилизация по сравнению с западной мистичней, темнее, в смысле таинственней, фатальней – что будет, то будет, что есть, то и есть. Не смиренчески, как в христианстве, а возвышенно как-то. Перед судьбой, кармой. Ах, как это ужасно быть и тем, и другим – хотеть света на улицах и идти в потемках по своей лестнице!
Наталия МЕДВЕДЕВА,
собкор “НВ” во Франции.
P.S. Что-то я рассентиментальничалась! Азия, Восток… Какая к черту карма – под носом у Моссовета, на улице Станиславского ни один фонарь не светит! Как ментами все улицы и переулки запруживать перед демонстрацией, так на это хватает фатализма, а фонари включить?! Дайте хоть разглядеть, кто кого “грабить и насилуеть”!!!
