Хочу рассказать историю, услышанную мной несколько лет назад от человека, которому, безусловно, верил.
…Была безлунная ночь знойного лета, когда влюбленные парочки расходились по домам, оставляя после себя измятую траву, ломкую от затянувшейся засухи. Уже два месяца не было дождей, хлеба поникли, и старые люди, осеняя себя крестом, говорили, что, если в самые ближайшие дни Господь не смилостивится, будет голод.
Райпотребсоюзовский сторож Никитич неторопливо обходил с колотушкой “объекты” – три приземистых амбара, построенных в стародавние времена. Замки на дверях были целы, ничего подозрительного старческие глаза не увидели. И теперь Никитич брел к конторе, где находилась его “резиденция” – так шутливо называл построенную позади конторы хибарку председатель райпотребсоюза товарищ Мясоедов. У “резиденции” сторожа должен был ждать участковый, и Никитич предвкушал, как они, попивая чаек, будут “забивать козла” – от игры в домино оба получали большое удовольствие.
Кроме Никитича, участкового, влюбленных, в ту ночь бодрствовали еще несколько человек, в том числе и товарищ Мясоедов. Его беспокоил балансовый отчет.
Среди других бодрствовавших было с десяток стариков и старух. Одним из них не давали спать старческие хвори, остальным – грехи. За грехи предстояло в самом скором времени держать ответ, и нагрешившие, страшась этого, тяжко вздыхали.
Громыхнув напоследок колотушкой, Никитич приблизился к нетерпеливо переминавшемуся около “резиденции” участковому, но не успел сказать привычное “здрасьте” – послышался какой-то шум, и с неба полился свет. Никитич и участковый одновременно подняли головы и увидели в вышине человека во всем белом, с нимбом, от которого исходило сияние; отчетливо виднелись чуть впалые щеки, темная борода; умные глаза светились, словно драгоценные камни.
Никитича нельзя было назвать истинно верующим, но безбожником он тоже себя не считал: когда поблизости никого не было, крестился, повернувшись лицом к церкви с давно некрашенными, сильно поржавевшими куполами без крестов. В церкви теперь был склад, но Никитич хорошо помнил то время, когда в ней справлялись службы и три колокола созывали людей помолиться в торжественной тишине. Как все старые люди, он с неодобрением воспринял указание о снятии колоколов и превращении церкви в склад. Но открыто возмущаться не посмел. И правильно сделал: тех, кто возмущался открыто, арестовали и куда-то увезли. Ревнители веры начали ходить в церковь, расположенную в двадцати километрах от райцентра, а Никитич первое время молился дома, потом, спустя несколько лет, не до молитв стало.
Увидев в небе человека, он пал на колени, принялся вспоминать полузабытые слова, с которыми раньше обращался к Богу, ибо понял: совершилось то, о чем говорили шепотком старики и старухи, а еще раньше священник с амвона – Господь наверняка покарает его, как и всех отступившихся от веры. Никитич решил мужественно встретить небесную кару и, продолжая стоять на коленях, ждал, когда человек в белом обратит на него свой взор.
Участковый к религии относился так, как учили в школе: всех верующих считали глупцами, а служителей культа – преступниками. Увидев в небе человека, он метнулся к райотделу, но сообразил – пока добежит, пока то да се… Ощутил приятную тяжесть “Макарова” и понял – вот тот случай, когда он отличится и, может быть, прославится на всю страну. Царапнув ногтями по кобуре, отстегнул кнопку, вынул оружие и, сделав предупредительный выстрел, приказал человеку в белом, назвав его гражданином, спуститься с неба и проследовать в райотдел. Небесное видение не шевельнулось, и милиционер начал палить. Он был метким стрелком, но его пули, хотя и попадали в цель, не причиняли человеку в белом никакого вреда.
Товарищ Мясоедов направлялся в этот момент в отхожее место, расположенное, как и полагается, в самом дальнем конце приусадебного участка. Почесывая бок, он шел по тропинке, раздвигая ногами налезавшие на нее лопухи, чувствовал голыми икрами их неприятное прикосновение, сам же продолжал думать о неувязочке в балансовом отчете. Как только послышался шум и с неба хлынул свет, товарищ Мясоедов сиганул в лопухи, присел там на корточки. От страха с ним приключился птичий грех, но председатель райпотребсоюза даже не сообразил, что оплошал: сидел в лопухах ни жив ни мертв.
Старики и старухи восприняли чудо по-разному. Те, кто был сильно грешен, очень испугались. Одна старуха, удушившая в молодости своего ребеночка – плод незаконной любви, – умерла в одночасье и, наверное, сразу же очутилась в аду; перед глазами других возникали их грешные дела – то, о чем они старались не вспоминать. Хворые старики и старухи почувствовали облегчение и, беззвучно шевеля губами, возблагодарили Бога.
Влюбленные стояли, как истуканы, поворотив головы и разинув рты. Они думали, что это им снится.
Человек в белом сделал движение рукой, и в тот же миг полыхнула молния, ударил гром и полил дождь, хотя – так утверждали все – ни туч, ни даже облаков не было…
Выяснять это стали на следующий день, когда приехала комиссия, в составе которой был представитель метеостанции. Вначале он авторитетно заявил, что над всей местностью было безоблачно, но как только ему показали на еще не просохшие лужи, принялся витиевато рассуждать, пересыпая речь малопонятными научными терминами, и получилось – дождь мог быть. Председатель комиссии, тучный мужчина с холодными глазами, солидно кашлянул и сказал, что самый важный факт теперь установлен. Члены комиссии приступили к расспросам очевидцев. Старики и старухи в один голос твердили о чуде, закатывали глаза, истово крестились – проку от них было мало. Парни и девушки рассказали обо всем, что видели. Члены комиссии переглянулись, стали нервно постукивать карандашиками. Их председатель, нахмурив брови, спросил молодых людей, комсомольцы ли они, на что получил утвердительный ответ. Председатель комиссии воодушевился, напомнил парням и девушкам о комсомольском долге, порассуждал о происках империалистов. Молодые люди быстро смекнули, что от них требуется, и под одобрительные кивки членов комиссии промямлили: ничего-де непонятного на небе не было.
Товарищ Мясоедов поначалу ничего не хотел скрывать, даже про неувязочку в балансовом отчете собирался доложить, но сориентировался и к удовольствию членов комиссии сказал, что вчера ночью, когда (в этом месте товарищ Мясоедов потупился, шепотком произнес: “Извиняюсь”) вышел по нужде, на небе какое-то облачко плыло, напоминавшее конфигурацией человеческое тело, потом началась гроза. На вопрос, был ли с неба свет, товарищ Мясоедов решительно помотал головой и тотчас почувствовал дрожь в коленках и боль в животе.
Никитич, которого пригласили к столу после товарища Мясоедова, обстоятельно рассказал обо всем. Его начали сбивать с толку, задавали каверзные вопросы, но он упорно продолжал рассказывать о том, что видел. Председатель комиссии, пошевелив сросшимися бровями, сказал, что старик, должно быть, выжил из ума, после чего проявил беспокойство о народном добре, доверенном такому человеку. Товарищ Мясоедов моментально согласился с ним, пообещал уволить Никитича с его “ответственной” должности.
Самым последним перед членами комиссии предстал участковый. Они полагали, с ним не будет никакой мороки: во-первых, милиционер, во-вторых, молодой, в-третьих, с образованием, следовательно, идейно подкованный. Но участковый, вопреки ожиданию, толково, с подробностями рассказал, как было дело, особо выделил то обстоятельство, что пули, хотя и попали в цель, не причинили вреда “нарушителю общественного порядка”. Члены комиссии разволновались, начали засыпать милиционера разными вопросами, но он стоял на своем. Председатель комиссии вытер вспотевшее лицо и сказал участковому, что его могут привлечь к ответственности, поскольку боезапас – фюйть! Председатель комиссии так и сказал: “фюйть” и подкрепил это слово выразительным жестом. В ответ милиционер пояснил, что действовал так, как повелевал служебный долг. В тот же день его куда-то увезли. С тех пор участкового никто не видел, и что случилось с ним, неизвестно.
Учитывая высокую сознательность, проявленную товарищем Мясоедовым при расследовании этого не совсем понятного случая, было дано указание не придираться к мелким упущениям в его работе. Ревизоры посмотрели сквозь пальцы на неувязочку в балансовом отчете, и товарищ Мясоедов в скором времени построил себе каменный дом. Старики и старухи, а также Никитич переселились в иной мир, молодые люди разъехались.
Несмотря на это, какие-то свидетели или свидетельства наверняка должны были остаться. И если мой знакомый рассказал правду, то я думаю, очевидцы отыщутся и напишут в “Новый Взгляд” о том, что они помнят или знают об этом, казалось бы, невероятном явлении.
Ю.СОЛОВЬЕВ.
