Народный артист России Евгений Юрьевич СТЕБЛОВ удивительно позитивен. Хотя говорили мы с ним о грустных в общем-то вещах. Но не только. Вспоминал мой тезка о шумном и нежданном старте своей карьеры. Ему было всего 17, когда он «проснулся знаменитым» после премьеры советского блокбастера «Я шагаю по Москве». Когда ему исполнилось 50 лет, то его друзья спели ему поздравление на мелодию одноименного хита. Трепетный мальчишка forever. Как-то так. Такие не взрослеют, не матереют, не грузнеют телом & душой. Просто уходят, когда приходит время. Кто в монастырь транзитом, кто сразу на Небеса…
I. Пить или не пить?
– Я очень рад вас видеть.
– Взаимно.
– Да, вы прекрасны, как всегда.
– Спасибо.
– У меня такая традиция: перед встречей с гостем я в Фейсбуке говорю о том, что буду встречаться с таким-то и таким-то. И мне набрасывают вопросы. И сразу ответственность делегируется. Я зачитаю. Легендарный исследователь в прошлом спрашивает: вы в жизни романтик или только в ролях прикидываетесь?
– Но я хочу сказать, что я в ролях не прикидываюсь.
– Вас же помнят по самому романтическому фильму «Я шагаю по Москве». Так вы романтик или нет? По жизни?
– Мне трудно сказать. Я – человек верующий. Вот так. Я – православный верующий человек.
– Тогда романтик.
– Наверное.
– Да, романтик. Есть ли в жизни то, что сегодня вызывает у вас сожаление от сделанного что-то не так в кино? Есть ли такие работы, которые вы сейчас сработали бы по-другому?
– Может быть, и есть. В общем-то каждая роль может быть сыграна по-другому, но в то же время у меня есть понимание, что надо все оставлять так, как есть. Потому что это соответствовало тому периоду, состоянию моего сознания в то время. И пускай это будет отражением того, что было.
– Хорошо. Вас сравнивают с Тимом Роббинсом. Вам когда-нибудь об этом говорили?
– Я его, честно говоря, не знаю. Это кто?
– Это голливудский актер известный. Я вам покажу фотографию. Вы сразу вспомните. Он тоже высокий. Вы смотрели фильмы, которые на «Оскар» последний номинировались?
СПРАВКА
Тимоти Фрэнсис «Тим» Роббинс
Актёр, получивший известность благодаря фильмам «Дархэмский бык» (1988 год), «Игрок» (1992 год), «Подручный Хадсакера» (1994 год), «Побег из Шоушенка» (1994 год) и «Таинственная река» (2003 год). Тим Роббинс родился в Уэст-Ковине (штат Калифорния, США) и воспитывался в католической и чрезвычайно набожной семье. Вырвавшись наконец на свободу и начав учиться в университете штата Нью-Йорк, Роббинс первые два года занятий превратил в одну сплошную вечеринку. Кинокарьеру начинал с эпизодических ролей в телесериалах. Заметные роли в кинофильмах начал получать со второй половины 1980-х годов. В 2004 году удостоен премии «Оскар» за лучшую роль второго плана (фильм «Таинственная река», реж. Клинт Иствуд). Два года спустя снялся у Стивена Спилберга в «Войне миров». Известный антиглобалист. С 1988 года Роббинс состоял в фактическом браке с актрисой Сьюзан Сарандон; у них двое детей. 24 декабря 2009 года после 21 года совместной жизни пара рассталась.
– Нет, не смотрел.
– Вообще не смотрите кино?
– Да меня вообще «Оскар» мало, честно говорю, интересует.
– Мне интересно. Продолжайте. Не останавливайтесь.
– «Оскар» – это уважаемый институт национальный американский. А почему это должно быть каким-то ориентиром для всего мира? Я это не понимаю.
– Потому что кинокритики, которые ко мне приходят, меня уверяют в том, что настоящее кино сейчас американское.
– Но это кинокритики. Ведь все кинокритики и вообще критики – это, как правило, люди, которые хотели когда-то сами снимать кино или актерами хотели быть. Но у них не сложилось. Вот они критикуют теперь. Но это я шучу, конечно. Тем не менее, доля правды в этой шутке есть. И некоторые американские фильмы мне, безусловно, нравятся. Но, в принципе, я больше люблю итальянское или французское кино. И наше отечественное кино считаю грандиозным.
– Отечественное. Вы говорите про советский период?
– Ну, конечно, советское.
– Почему «конечно»? То есть, вы считаете, что в последнее время ничего интересного не создано?
– Я говорю не в политическом смысле «советское« или «несоветское». Советская киноиндустрия была очень мощной. И, конечно, сейчас мне даже, честно говоря, не очень интересно сниматься. Потому что это какой-то детский сад по сравнению с тем, что было.
– А почему? В чем разница?
– По-моему, разница совершенно очевидна. В ориентирах. Сейчас, например, даже когда речь идет об успехе фильма, говорят, сколько он денег собрал. Мне это совершенно неинтересно. В этом году исполняется 50 лет моей творческой деятельности. Я в кино начал раньше работать, уже на втором курсе института, в 1963 году. И тогда у нас пафос-то был – открытие какое-то художественное сделать. Или даже в смысле тщеславия, то сделать фестивальную картину. Но никого не интересовало, сколько это денег соберет. А сейчас оценка критиков – рейтинги – сборы денег. Мне это ни о чем не говорит.
Евгений Додолев и Евгений Стеблов
– Сейчас арт-хаус тоже снимается.
– Почему вы говорите, что арт-хаус. Для меня не арт-хаус. Есть художественное кино и нехудожественное. Оно может быть и массовое, но художественное. А может быть то, что сейчас называется арт-хаус. Один хаос.
– А может быть, это разница в человеческом материале? Ваш коллега Александр Ширвиндт признался мне, что с его точки зрения, он никогда серьезно не говорит. Понять, когда он шутит, а когда серьезно говорит, сложно. Он говорит, что отличие современных актеров от актеров той эпохи, которую он представляет, в том (это к нашему разговору до эфира об алкоголе), что раньше надо было следить, чтобы человек не спился, а сейчас просто-напросто не с кем выпить. Может, в этом дело, как вы считаете? Актер может быть пьющим или должен быть пьющим?
– Нет, не может быть. Почему? Эта профессия в чем-то сродни спортивной. Человек просто не выдержит. То есть это бывает, конечно, масса коллег через это проходит. Но это происходит оттого, что не хватает сил, вот и допингуют себя таким образом. Хотя есть другие способы. Есть другие силы, чтобы поддержать свои силы. С Шурой мы в свое время еще у Эфроса работали в «Ленкоме».
– Да, я знаю.
– В 1966 году. Но, конечно, он чаще шутит, чем говорит всерьез.
– Да, сейчас это называется словом «стеб».
– И он – король этого дела.
– То есть это понятие возникло до того, как возник термин. Вы сказали, что у каждого свой способ для снятия всяких стрессов. У вас какой?
– Я начал работать с 17 лет. «Я шагаю по Москве». Но еще до этого фильм «Первый троллейбус», там эпизодическая роль. В общем, с 17 лет я попал в этот барабан. Картина за картиной. В театре я уже с 1966 года: сначала у Эфроса в «Ленкоме», потом в Театре Армии. Потом опять в «Ленкоме». И потом перешел в Театр Моссовета в 1969 году. И вот до сих пор там служу. Конечно, в 23 года я уже заработал нервное истощение. Потому что, если у тебя это профессия, а так сложилось, что я играл ведущие роли, то она требует очень большой отдачи физической и душевной. Когда я в качества профессора РАТИ выпустил в 2009-ом году курс свой, я студентам говорил: одна из самых сложных вещей – умение распределить свои силы. Потому что это очень субъективно. Умение распределиться и во время спектакля, и вообще распределить свой энергетический потенциал.
– У вас было истощение нервное. А как вы вышли из него?
– Я в больницах лежал. Там все искали какой-то порок сердца. Ну, большого порока не нашли. Маленький и только. Но у меня было тяжелое состояние. Я даже выпал из производства на год или два. Я в кино отказывался сниматься. Некоторые мои коллеги, Андрей Миронов, Олег Даль, например, снялись в фильмах, в которых я отказался сниматься. И стали известными благодаря этому. Но дело в том, что потом я стал заниматься, используя систему йоги.
II. Йога или православие
– Вы и йога. То есть представить вас в позе лотоса я не могу.
– Да это как раз элементарно. Поза лотоса – это несложная поза. Да и сейчас я занимаюсь.
– Вы и сейчас занимаетесь йогой?
– Элементами.
– Дыхательными какими-то, да?
– Нет, не только дыхательными. Дыхательные – это само собой. А хатха-йогой в основном. Но я никогда не занимался йогой как системой.
– Какую-то асану можете сейчас показать, самую простую?
– Нет, нет.
– Я просто хочу понять, что это, Ширвиндта вспоминая, уже не стеб ли?
– Йога – это статическая нагрузка очень серьезная. Но никогда меня йога не занимала как мировоззрение.
– Да. Это отдельная история.
– Я раджа-йогой не занимался. Но хатха-йогой занимался. И все равно в 33 года я принял крещение после автокатастрофы, которая произошла на съёмках в Чехословакии в 1976 году.
– А православие и йога – не совместимы? Почему вы сказали, что вы «все равно приняли крещение»?
– Потому что, если ты воцерковленный человек, йога тебе особенно не нужна. Как физкультура, как элемент физкультуры она может тебе помогать. Но не более. Как система взглядов – нет, не нужна.
– У вас какие-то очень строгие воззрения на православие. Вы ведь считаете, что с таким совершенно нашим национальным развлечением, как выпивать, православие несовместимо?
– Нет, нет. Это я просто не пью. Так у меня сложилось. Перед эфиром я вам рассказывал, что мне один опытный врач сказал, что мне нельзя пить. Оказывается, у меня в организме какие-то есть особенности. Во-первых, у нас в семье никто не пил. Дедушка, папа могли выпить за столом. Но когда приходили родственники, имеющие склонность к этому, это всегда вызывало неловкость, потому что они досиживали до тех пор, пока водка кончится в графине.
– Вы знаете, все, наверное, в дозу упирается. Потому что три бутылки коньяка на троих, про которые вы мне рассказали, так по мне это вполне прилично выпито…
– Это был такой случай. В день рождения Коли Досталя на картине «До свидания, мальчики». Потом мы втроем: Миша Кононов, покойный, я и Коля, ползли две остановки по трамвайным путям до гостиницы. Слава Богу, на следующий день из-за погоды отменили съемку. И после этого я коньяк видеть не мог. Нет, я никого не осуждаю. Мне кажется, что это совершенно субъективное дело. Но в 2006-ом году я перенес две закрытые операции на сердце. Поэтому мне сейчас это как бы совершенно не нужно.
– Про православие. Сергей Евгеньевич, ваш сын 13 марта отметил юбилей, 40 лет. Насколько я понимаю, он стал, что называется, профессиональным православным. Он ушел в монастырь. Это после того, как он занимался (и очень успешно) кино. И в кино ведь он занимался не без помощи вашего товарища Никиты Сергеевича Михалкова.
– Нет, нет.
– Не с подачи Михалкова?
– Абсолютно. Одно время он служил в подразделении у Никиты на его фирме «ТриТэ», которое Виталий Максимов возглавлял, – «ТриТэ-видео». И, в общем, начал там штатив таскать, а потом стал постепенно вторым человеком. Но потом окончил высшие режиссерские курсы у Володи Хотиненко.
– А центр «Стеблов-фильм», который он организовывал, разве не на деньги Никиты Сергеевича Михалкова?
– Никита Сергеевич к этому не имеет никакого отношения. Сережа просто снял много таких работ – короткометражной телевизионной продукции.
– Он рекламами занимался?
– И рекламой, всем занимался. И пьеса его шла. Написал он пьесу. Я ее поставил в свое время в маленьком театре «Вернисаж» на Беговой . Ну, и в кино снимался. Но потом снял полный метр. И ушел. Ушел в монастырь.
– Но вы с ним общаетесь при этом? Вы приезжаете в монастырь?
– Раз в год на недельку я туда приезжаю.
– Вам хватает?
– Там ведь, понимаете, такой образ жизни, что отвлекать его не хочется. Он же там занят. Это даже неделикатно. Он может мне уделить в день час, ну два от силы. А так там нагрузка очень большая. Он послушник. Он разводящий. То есть курирует все работы в монастыре. Направляет на работы трудников. Он год сам был трудником – это ни к чему не обязывающее положение. Каждый может приехать в любой монастырь и вроде как ради Христа, за ночлег, за хлеб, образно говоря, работать. А послушник – это уже член братии. Низший чин в иерархии. А высший – это патриарх.
III. Мемуарист или писатель
– Понятно. Евгений Юрьевич, вы написали, мне кажется, три книги, да? Последняя в 1999-м году.
– Нет, у меня, в журнале Story вышла маленькая повесть. Посвященная моей покойной жене, Тане. И как раз уходу Сережиному. А книги вышли раньше, в 1983-м году в журнале «Октябрь» я дебютировал, как прозаик…
– Я ваши мемуары читал.
– Это не мемуары, а это книга «Против кого дружите».
– Да, да, да. Вы считаете, что это не мемуары?
– Нет.
– Но там историй так много.
– Там использовано кое-что из биографии. Я это называю – сюжет моей души, сюжет моей жизни.
– Но там же есть узнаваемые персонажи.
– Узнаваемые, я и не скрываю. Но это художественное произведение.
– То есть там есть вымысел?
– Там откровенный есть вымысел. Книга построена по такой схеме, что вот я живу, живу, потом взял и написал. Далее идет то, что я написал. А потом как бы прослеживается, как то, что я написал, влияет на меня в жизни. И наоборот. Нет, мемуаров я вообще не пишу. Я в этом, извините, профессионал. В свое время первую повесть мои друзья показали Юрию Трифонову, когда я сомневался в своих способностях. И он меня благословил. И сказал очень лестные мне слова. И как-то я уже тогда окреп. Я пишу по ритму, по музыке. То есть, я открываю смысл. Я не конструирую смысл. Я могу от одного слова оттолкнуться и пойти совершенно в другую сторону. То есть – это процесс ближе к поэзии. Но использую истории, да, потому что я думаю: а чего выдумывать, когда у меня достаточно интересная судьба… Сейчас я вторым браком женат (вторая супруга Любовь Владимировна Глебова, имеет дочь и двух внуков, финансист по профессии как и первая жена актера Татьяна Ивановна Осипова. – Ред.). После траура годичного я женился второй раз. В 2010-м году, когда Сережина мама, Танюша, ушла из жизни. Она была сердечницей и очень мужественным человеком. И, в общем, она понимала, что век ее измерен, и я это понимал. Как-то я, как выяснилось, за два с половиной месяца до ее ухода, спросил ее: Танюш, я так хочу написать о тебе. Она говорит: сейчас не надо. Я говорю: а после? Она говорит: после можно. И вот эта вещь называется «После». Я пишу, что произошло. Я как бы пишу ей, что произошло с нами после того, как она нас покинула.
– Смерть – это всегда возвращение домой. Вы знаете, меня в свое время совершенно удивил Гармаш, который сидел на вашем месте и который сказал: «Я был на творческом вечере, и мне там такой потрясающий вопрос интересный задали». Я спрашиваю, что же это за вопрос. «А думаете ли вы о смерти?». И меня поразило, что он, в общем, уже, взрослый мальчик, и вот только сейчас задумался о смерти. Вы думаете о смерти?
– Ну, конечно, моментов для этого море. В свое время, когда я занимался журналистикой, был такой журнал «Советский фильм». Он за рубежом выходил. Они предлагали список определенных индивидуальностей, и я мог выбрать из них, о ком хотел бы написать. Написал я о Наташе Гундаревой. Она младше меня по институту. Я пришел к ней домой, помню, и почему-то первое, о чем я ее спросил, не знаю даже, почему: о смерти думаешь? Она говорит: каждый день. Сразу мне ответила. Мне кажется, это совершенно естественно. А для верующего человека тем более.
– Не для всех. Не для всех это естественно.
– Если не думать, то это можно назвать, не хочу никого обидеть, духовным инфантилизмом. Знаете, у меня были операции на сердце. В больнице в коридоре разговорился с одним больным. Он мне говорит, что он так нервничал, что на него общий наркоз не подействовал. Я говорю: а я помолился, у батюшки благословения получил. И пошел, и все, с легким сердцем, что называется. А он мне говорит: ну я же неверующий. Я говорю, а что вам мешает, собственно? И причем тут еврей? Христос тоже еврей, во-первых. А, во-вторых, вам же никто не предлагает ту или иную веру. Вы можете избрать себе ислам или иудаизм, что угодно. Но понятие, что жизнь вечна – это одно из основных понятий. А когда у человека нет этого понятия, у него такой страх жуткий рождается.
– Перед кончиной?
– Естественно, что каждый день Господь призвать может. Но все-таки надо полагаться на промысел божий, на волю Бога по поводу тебя. По поводу каждого у Господа есть свой замысел. И поэтому я абсолютно доверяю Отцу нашему Небесному.
– Ну, а мы ведь все грешили, да?
– Да.
– И вы же тоже грешили.
– И сейчас грешим. Мы сейчас с вами грешим.
– Грешим, а что мы такое творим-то сейчас?
– Самое большее ощущение греха было присуще святым людям. Все мы в грехе. Ну, кто без греха? Это даже странно было бы сказать: я без греха. Это несерьезно. Но у христиан есть эта возможность исповедоваться, осознать свой грех и преодолеть его.
– А у мусульман и иудеев разве нет такой опции?
– Там другая традиция. Я не стал бы в это углубляться. Но, тем не менее все религии родственные. Это авраамические религии, все три. И христианство – это в определенном смысле продолжение иудаизма.
СПРАВКА
Авраамические религии — монотеистические религии, происходящие из древней традиции, восходящей к патриарху семитских племён Аврааму. Все авраамические религии в той или иной мере признают Священное Писание Ветхого Завета.
К Авраамическим религиям относятся:
Иудаизм;
Караимизм;
Христианство;
Ислам;
Бахаизм.
Они называются также религиями откровения, в виду того, что ядро их учений основано на Откровении – «самораскрытии Божества и возвещении Им Своей воли человеку» (А.В.Мень). В данном контексте Священное Писание является записью, фиксацией божественного откровения. Откровение, в терминах богословия, говорит о тайне Бога, непознаваемой человеком, и представляет собой божественную манифестацию (проявление).
Считается, что все авраамические религии произошли от монотеистической древнееврейской веры в Моисеев закон, получившей распространение на территории древних царств Ханаана, Иудеи и Израиля (до Вавилонского пленения) приблизительно в начале I тысячелетия до н. э.
В I веке н. э. на территории Израильского государства возникло христианство, использовавшее базу религиозного наследия Пятикнижия, однако кардинально его реформировавшее.
В VII веке н. э. на территории Аравии возник ислам, который, используя в некоторой степени религиозное наследие иудаизма и христианства, не стал, однако, их естественным развитием и продолжением, а декларировал себя как замену этим системам верований. Мусульмане считают, что ислам относится к авраамическим религиям, происходя из общей древней традиции, восходящей к Аврааму. Мухаммед (Магомет) утверждал, что вера, которую он провозгласил, есть не что иное как чистейшая религия Авраама, впоследствии искажённая как иудеями, так и христианами.
Первичный письменный источник авраамических религий – Тора. В целом признаётся, хотя по-разному истолковывается. Ветхий Завет христианской традиции практически полностью соответствует еврейскому Танаху.
В отношении к откровению видны и различия между иудаизмом, христианством и исламом. Для иудаизма уникальное место занимает Синайское откровение, в котором была выражена воля Творца, не подлежащая отмене или изменению. Христианство говорит о Новом Завете, изменяющем услышанное еврейским народом на горе Синай. Ислам воспринимает пророчество Мухаммада, «последнего из пророков», как самое главное, завершающее все остальные пророчества.
– Вы по-прежнему преподаете?
– Нет. Я в 2009-м году курс выпустил в ГИТИСе и все. До этого я преподавал в Щукинском училище. Но не вел курса.
– А мне кажется, вы должны преподавать.
– Может быть. Как-то не складывается. Преподавание – это большой альтруизм.
– А вы не альтруист?
– Я вам так скажу. Вот я преподавал в Щукинском училище. Там, например, руководитель курса примерно 2-3 раза в неделю должен на курсе появляться. Я не имею такой возможности. Не имею ни сил, ни возможностей таких. У меня много дел. И театр, и кино, и телевидение, где мы с вами находимся. И Союз театральных деятелей.
– Вы же там функционер.
– Ну, я бы не назвал себя функционером. Это работа. Творческая такая работа. Я даже с удивлением открыл в себе какие-то дипломатические способности. Никогда не думал, что у меня они есть.
– А меня почему-то это не удивляет.
– Да? Мне это было интересно самому.
– Я хочу пожелать вам успехов на каждом вашем поприще. Обязательно прочту все, что вы написали. И мне кажется, что вы должны преподавать. Мне кажется, если вы человек верующий, вы должны подумать о ближних своих. И делиться с ними своими знаниями о жизни и вере.
– Я преподавал и делился. Но просто дело в том, что для этого нужно какое-то движение.
– Я сам найду людей, которые будут навстречу вам двигаться. Огромное вам спасибо.
– Спасибо вам.
– Было потрясающе.
