Во всяком случае, я таких анекдотов не слыхал. А вспомните-ка, сколько их ходило о Хрущеве и Брежневе, о Черненко и даже о грозноликом Андропове! Народ безмолвствует? О нет, не безмолвствует… Отстояв недавно полтора часа в очереди за свежим и дешевым (главное – дешевым) творогом, чего только ваш покорный слуга не наслушался! Но это был разговор совсем не тот, что ведет наверху наша политическая элита. А также обслуживающие ее средства массовой информации.
Впрочем, информация эта давно уже не массовая, люди если даже читают, смотрят и слушают, то все равно не верят. Да и как, скажите на милость, верить, если первое лицо в государстве… Не обманщик, нет, зачем так грубо, а – воспользуемся элегантной формулой Уэллса – кремлевский мечтатель?
Вспомним: разве не уверял принародно сей мечтатель, тогда еще разъезжающий на “Москвиче” и посещающий в сопровождении телеоператоров районную поликлинику, что реформы, сколь бы решительны они ни были, будут реформами без шока? А когда этот самый шок грянул-таки, то последовала новая клятва, публичная и повторенная многократно: к осени 1992 года жить станет легче. Наступила осень-92, потом осень-93, а улучшений не видать. За пустой бутылкой из-под фанты, оставленной широкой душой на тротуаре, тянется сразу несколько рук: рука пенсионера, рука студента и рука профессора, который, прочитав лекцию о нейтронах, промышляет сбором стеклотары, ибо на зарплату вузовского преподавателя не прожить, знаю это по собственному опыту… Разве, продолжаю я, тот, о ком не рассказывают анекдотов, не объявлял недавно на весь мир, что 12 июня будущего года пойдет на президентские выборы, а полтора месяца спустя тот же изумленный мир узнал, что никуда данное лицо идти не собирается? Разве… Но стоп! Этак можно перечислять бесконечно, а людей ведь одолевают сомнения не только из-за хронического недержания слова, а потому еще, что видят, с кем кремлевский мечтатель якшается.
Кого имею в виду? В данном случае не тех бывших его соратников, не тех его выдвиженцев, что отдыхают в Лефортове (сам факт подобного отдыха, как показывает история, не есть еще доказательство вины); я имею в виду соратников нынешних. Но опять-таки не явных, не таких, к примеру, как информационный вождь Михаил Полторанин, который при тотальном развале книгоиздательского дела умудрился объявить на всю страну, что все-де у нас с этой опекаемой им отраслью превосходно, и которому я тогда написал открытое письмо (см. «Новый Взгляд» №42 за 1992 год), – я имею в виду соратников тайных.
Возьмите “Известия” от 3 и 4 ноября, газету респектабельную и к властям лояльную, и прочитайте огромный, на два номера, материал под названием “Кремлевский пленник”. О чем это? О том, как доставили из Канады прямиком в Кремль, без виз и всяких паспортно-таможенных формальностей, стукача Дмитрия Якубовского, разместили в покоях, где некогда останавливалась лидер милой моему сердцу Консервативной партии Маргарет Тэтчер, тогдашний премьер-министр Великобритании, а теперь он, стукач Якубовский, по-хозяйски разгуливал в трусиках, глава же Российского государства лично звонил ему и держал державный совет. (Я ничего не сочиняю, я пересказываю то, что написано в “Известиях”.) Ну, как верить после этого гаранту законности и порядка!
Очередь, где я стоял за творогом, президенту не верит, это понятно, но не верит ему, сдается мне, и другая очередь – за чинами и привилегиями. Никто ведь не знает, какой фортель выкинет он завтра, какой очередной тезис провозгласит и когда от него в очередной раз откажется. Что – что, а стабильность нестабильности наш президент обеспечивает надежно.
Но о стабильности нестабильности и о том, кому это на руку, мы поговорим когда-нибудь в другой раз, теперь же – об анекдотах. Вернее, об отсутствии таковых применительно к первому лицу страны, что, согласитесь, не в традициях оной.
Может быть, людям просто не до шуток? Или не до политики – осточертела, и вся телевизионная рать как государственных, так и негосударственных программ (поди-ка разберись, где какая: лица-то всюду одни и те же!) не скличет на декабрьский форум усталых людей. Что, кажется, не имеет значения. Хоть двадцать пять процентов явится – большинство от этих процентов и будет провозглашено тем самым демократическим большинством, от имени которого нами правят. Подлинное же большинство, низвергнутое в нищету, бродит, приторговывая и приворовывая, среди руин былого могущества.
Я далек от мысли идеализировать прошлое, я не хочу назад, пусть даже там было и посытней, и побезопасней, и духовно понасыщенней, хоть и не издавали Солженицына; ныне издают, во всех переходах торгуют – вернее, торговали, теперь перестали из-за отсутствия спроса, – но читали-то запрещенного Солженицына куда больше, нежели сейчас, разрешенного… Так вот, назад не хочу, страну надо было и впрямь перестраивать, но именно перестраивать, а не ломать, не сносить бульдозером все подряд, не крушить вместе с источающими гнилостный запах балками несущие духовные опоры нации.
Но бульдозер поехал. Бульдозер набирает скорость. Скоро и ломать-то будет нечего, а водитель все крепче сжимает штурвал и вылезать из кабины не собирается.
Ах, какая все-таки ироническая страна – Россия! Юрист Ульянов совершил самое грандиозное беззаконие двадцатого века, теперь строитель Ельцин вдохновенно разрушает то, что складывалось, кирпичик по кирпичику, многими поколениями.
Что возводится на этих грандиозных развалинах? На них возводится мини-государство для избранных. Переверните страницу, на которой напечатаны эти строки, и пробегите глазами рекламные объявления. Кому адресованы они? Кто может закупить оптовую партию “Мальборо”, провести рождественские каникулы во Флориде или, на худой конец, приобрести мрамор для памятника усопшему родственнику? Для какого процента населения эта со вкусом и щедро поданная реклама? (Дай Бог, конечно, здоровья рекламодателям – без них где бы я напечатал все это?) Для пяти, семи, ну, от силы десяти процентов… А где рекламные объявления для остальных девяноста? Где может прочитать учитель, получающий зарплату в три килограмма копченой колбасы, о распродаже дешевых макарон или уцененной, в пределах хотя бы месячного заработка, обуви?
Недавно в печати появилось письмо 35-летнего инженера, который сетует, что не может продать почку. Свою собственную, живую, прекрасно работающую почку. Иного способа прокормить семью человек не видит… Ничего, если дело пойдет так и дальше, скоро появятся рекламные объявления, извещающие о массовых закупках почек, селезенок и прочих органов. Хоть за рубли, хоть за СКВ – по желанию донора. Приглашают же одиноких старушек продать квартиру “с правом вашего пожизненного проживания”. То есть вместе с тобой. Ну, прямо как у Чехова в “Вишневом саде”. Вот только там Фирса в пустом доме заколотили, не спрашивая его согласия, а здесь обещают все оформить по закону, в нотариальной конторе.
Сейчас много говорят о распаде России. Но при этом имеют в виду распад территориальный, то есть по горизонтали, не замечая уже наступивший вертикальный распад. Одни – вверху, это те, кого приглашают на рождественские каникулы во Флориду, другие, подавляющее большинство, – внизу. У тех – свое как бы государство, у этих – свое. Хотя географические координаты совпадают.
Что же касается анекдотов, то их про чужих президентов не рассказывают. Скучно…
РУСЛАН КИРЕЕВ,
главный консерватор «НВ»
