РУСЛАН КИРЕЕВ,
главный консерватор “НВ”
Искушенный в литературе читатель сразу, конечно же, вспомнит, что такое название уже было: его дал своему прославленному роману некий австрийский писатель. Но даже тем, кто в литературе не искушен, кто вообще терпеть не может никаких романов, имя автора этого сочинения знакомо. Ну, пусть не само имя, а всего лишь произведенное от него слово, ставшее интернациональным, – сути дела это не меняет.
Слово это – мазохизм. А фамилия писателя, автора скандального сочинения “Венера в мехах” – Захер-Мазох. Леопольд фон Захер-Мазох, год рождения 1836-й.
Герой “Венеры…”, некто Северин, получает неизъяснимое удовольствие от того, что ему причиняют боль. Чем сильнее боль, тем, соответственно, сильнее удовольствие… Внимательно, с карандашом в руке, проштудировав означенный роман, а также другие произведения Захер-Мазоха, не менее удивительные, венский психиатр Р.Краффт-Эбинг и пустил в мир словечко “мазохизм”. Отметив при этом, что чаще всего мазохизму подвержены русские и немцы.
Обе крови, как славянская, так и германская, текли в жилах автора “Венеры в мехах”, герои которой прекрасно знают Лермонтова, Гоголя и вообще русскую литературу. Самого Захер-Мазоха называли, между прочим, малороссийским Тургеневым, что ему чрезвычайно льстило. И впрямь, должно быть, чувствовал нечто общее между собой и заселившим бескрайние восточные просторы диковатым племенем. То бишь нами…
Через три месяца будет сто лет, как умер писатель, – срок, разумеется, недостаточный, чтобы национальная психология изменилась. А она и не изменилась. Как были мазохистами, так и остались, вот только в последнее время это все больше приобретает масштабы, соизмеримые разве что с масштабами наших умопомрачительных пространств.
Мы, кажется, единственная в мире держава, которая позволила дважды разорить себя в течение всего лишь одного столетия, причем сделала это, по существу, собственными руками: сперва в начале века, теперь вот – в конце. И оба раза мы с воодушевлением славословили тех, под чьим руководством осуществлялась эта варварская операция.
Еще не угомонились апологеты, апостолы и активисты прежних разорителей, еще портреты усатого вождя гордо носят на демонстрациях, ныне именуемых митингами оппозиции, а уже подросла новая поросль, в еще большей степени подверженная недугу, что диагностировал, начитавшись Захер-Мазоха, прозорливый венский психиатр. Свердловского-то партийного секретаря, прославившегося тем, что умело замел следы давней кровавой расправы над царской семьей, мы сами посадили на всероссийский президентский престол – не заокеанский дядя. Особенно, вспомните-ка, усердствовала творческая интеллигенция. Все правильно! Описанной Краффт-Эбингом патологии в наибольшей степени подвержены как раз художественные натуры.
Но Бог с ним, со свердловским секретарем, в нашем быстротекущем времени это уже стало далеким прошлым – есть фактики поновее. Вспомните, с каким энтузиазмом, с каким фанатичным блеском в глазах поднялись массы на защиту другого президента, коллекционера бабочек, – те самые массы, которые он ограбил, причем сделал это с таким талантом и такой наглостью, что его тут же избрали в Государственную Думу. (Как известно, самый короткий и самый верный путь в российский парламент пролегает через тюремные нары.) Это ли вам не чистейшее клиническое проявление болезни, названной именем австрийского писателя? Сохранилось письмо, в котором Захер-Мазох заклинает будущую жену Аврору фон Рюмелин, взявшую впоследствии имя и фамилию героини “Венеры в мехах” (фамилия, кстати, русская – Дунаева): “Вы скоро придете, не правда ли? Придете одетой в меха и побьете меня хлыстом?”
Коллекционер бабочек не заставил себя долго ждать. Сразу после избрания в Думу объявил, что все его десятки миллионов бумаг, которые еще недавно именовались ценными, отныне таковыми не являются. Словом, хлыстик в руках у него оказался таким, что народ долго еще будет почесывать спину, прикидывая, не двинуть ли президента АО, столь великолепно зарекомендовавшего себя, в президенты державы? А что! Это соответствовало бы нашим тайным склонностям: чем больнее, тем лучше. Не зря Северин, герой “Венеры в мехах”, признается: “Боль приводит меня в восторг”.
Нас, кажется, тоже. А иначе чем объяснить происходящее вокруг, когда под кнутом корчится и стонет вся страна? И ничего, терпит…
Жена Захер-Мазоха оставила воспоминания, талантливую, кстати сказать, книгу, в которой поведала, что ее супруг сам выбирал для себя кнуты, среди которых была “плеть в шесть ремней, утыканных острыми гвоздями”.
Мы выказываем ничуть не меньше рвения. Если же замешкаемся, на помощь приходят власти – в чем другом, а тут они нас заботой не обделяют. Кто бы из нас, право, додумался до столь изощренного мазохистского шага, как бросить чиновника, в течение двух лет стегавшего население кнутиком под названием “ваучер”, в первые премьер-министры!
Привет от Захер-Мазоха, Анатолий Борисович! Теперь Вы – наша Венера в мехах, вот разве что врученная Вам самим Президентом державная плеть не в шесть ремней, а в добрую, полагаю я, дюжину. И гвоздиков в них понатыкано, соответственно, куда больше. Скоро – ох, скоро! – мы почувствуем их на своей спине…
Однако термин “мазохизм”, укоренившийся практически во всех основных языках, подразумевает не только физические, но и моральные страдания. Возможно даже, моральные в большей степени. Произведения писателя, и прежде всего опять-таки “Венера в мехах”, дают для такой интерпретации все основания. Северин не только заставляет возлюбленную, предварительно облаченную в меха, стегать его кнутом, но и – страшно вымолвить! – подбивает изменить ему, находя в этом сокрушительном унижении высшее сладострастие.
А теперь оглянемся вокруг: не падки ли и мы на подобное сладострастие унижения – в данном случае унижения национального? Еще как падки…
Кто впервые попадает в Штаты, тот поражается, что буквально всюду – даже на маленьких домишках, даже на хозяйственных постройках развеваются звездно-полосатые флаги. Такого количества государственной символики не было у нас даже во время официальных советских праздников, помпезных и скучных.
А каково, задался я вопросом, первое впечатление иностранца от нашей страны? Не только задался, но и задал – задал впервые приехавшей в Россию миловидной француженке, и та после некоторой заминки – не обижусь ли? – ответила: поразило обилие красующихся на фасадах столичных зданий американских долларов.
То есть не самих, конечно, долларов, а обозначающих их знаков. Они-то и стали как бы нашим национальным знаменем. Во всяком случае, этих перечеркнутых двумя линиями зигзагообразных букв на пунктах обмена валюты гораздо больше, нежели российских флагов на домах. Это ли не национальное унижение, да еще совершаемое с таким размахом, с такой помпой и с таким шармом, каковые и не снились создателю незабвенной “Венеры…”.
Обычно, печатая роман, рядышком, под той же обложкой, помещают два так называемых “договора Мазоха”. Это не беллетристика, это – всамделишные договора, заключенные любившим обстоятельность писателем с реальными женщинами. Он обязуется в них быть рабом этих дам – не сразу двух, а поочередно. Обязуется безропотно сносить от них все побои и все унижения, а “когда, – сказано во втором, написанном в форме письма к Захер-Мазоху договоре, – цепи станут для вас слишком тяжелыми, тогда вы должны убить себя сами”.
Ни Захер-Мазох, ни его герой этого страшного пункта, слава Богу, не выполнили. Нам оставили?
