Юрий АРАКЧЕЕВ,
главный политдуэлянт “НВ”.
Нет, я не о той, “стыдной”, сравнительно безопасной болезни, отчасти подобной насморку, что излечивается в наше время элементарно, одним – двумя уколами.
Я о другой. Смертельно опасной. Как ее излечивать, никто, кажется, не знает, а эпидемия просто повальная.
Конечно, даже самым больным этой хворью среди нас далеко до прежних больных. Китайский император, к примеру, чуть ли не над верхушками деревьев обычно шествовал по специально возведенным мосткам, а если простой смертный его случайно увидит – тут же и казним должен быть: нельзя тебе, грубой скотине, на земного Бога свои зенки таращить! Неземным существом император считался, словно не женщина его родила, как всех остальных людей, из одного, прости Господи, соблазнительного для всех нас места. Словно он не земной пищей питался, а чем-то еще, и, извините великодушно, в туалет никогда не ходил. Словно и не преставился он в конце жизни, как обычный человек, а в этакий благоухающий фимиам тело его старое вдруг обратилось… Короче, обычный был человек, самый обычный, с телом, внутренностями и всем остальным. Но – больной. Страшно больной. Гонор, а по-другому – амбиции.. Себялюбие несусветное, жуткий психоз на почве величия своего и богоизбранности, тщеславие, спесь.
ГОНОРея.
Вопрос для меня существенный: жил ли он? Или все годы только и занимался тем, что болезнь свою пестовал? Думаю, да. Пестовал. Не жил.
Вот и наши.
До мостков далеко, конечно, хотя некоторые, небось, хотели бы. Ну просто на лицах написано, как хотели бы.
Один, к примеру. Тихий голос, но высокий такой, певучий, как бы с легким надрывом. И как бы естественное, а сдается мне, что кокетливое косноязычие, проглатывание отдельных звуков и легкая, как бы изысканная картавость. Трогательно так, непосредственно. Отвернешься от “ящика”, на слух подумаешь – женщина. Глянешь – вроде мужчина. Однажды аж на весь мир вещание организовал, этакую “прямую линию” – ответы на вопросы о “перестройке”. Ничего не сказал толкового, ни одной мысли.
Или – тоже тихий, как бы сосредоточенный, сдержанный, в отличие от предыдущего, молчаливый. Всегда задумчивый, взвешивающий в своей голове, видать, неординарные мысли, обмозговывающий судьбу страны. Движения замедленные, размеренные. Тоже хотел бы наверняка президентом быть. Ростом маленький и, говорят, на высоких каблуках ходит.
А это – смотрите, какая прелесть: улыбчивый, ах, ну такой обаятельный, хотя и толстенький, некрасивый, чмокающий, но такой все же душка-очаровашка. А вот – напротив, мужественный, высокий, вальяжный, выдающий себя однако невпопад сказанным и внезапным, каким-то опасливым, настороженным взглядом: а не раскусили ли меня? а не поняли ли вдруг, кто я на самом деле? И наконец самый-самый: решительный, боевой, с громким, пронзительным голосом, грубоватый, балующий нас однако подчас хитроватой, доброй, отцовской ухмылкой (правда, в последнее время все реже и реже).
Господи, какой же театр. Как любят они все себя. Как глубоко безразличны им те, кто по странному, противоестественному раскладу зависит от них с потрохами, детьми, родственниками, любимыми, друзьями своими. Как занимает их только одно – их великая, историческая, судьбоносная роль. Как мечтают, небось, как видят во сне мостки.
ГОНОРея.
Вы бывали на презентациях? Их теперь так много. Обратите внимание: как только человек представляет из себя что-то, так – спокойный, естественный, иногда даже чрезмерно скромный, застенчивый, не лезет никуда, достойно присутствует. Как ничтожество – так павлин. Ходит, распушив хвост или бороду, вальяжно, со значением на всех поглядывает (словно с мостков) или, наоборот, суетится, лезет выступать, целоваться… Больной, что поделаешь.
И если б только у нас. Страна – удивительно красивая, и люди красивые, мужественные. Когда-то от немецкого нашествия так доблестно защищались. Герои! А заболели. Друг на друга пошли, убивать начали направо-налево, чтобы выяснить, кто из них самый-самый. ГОНОРея. В тяжелой форме. Смертельно опасная болезнь – уколом не вылечишь.
Или еще одна страна, тоже южная, бывшая наша часть. “Независимость! – кричали хором. – Суверенитет!” Получили. Ну и что же? Дерутся. Еще громче орут: независимость!! Изо всех углов повылазили больные: “Больше независимости! Я самый независимый! Нет, я самый-самый! Смерть тебе, я больше независимый, чем ты!” Тяжелая болезнь, хуже СПИДа.
В легкой форме она у нас, правда, везде. Начальник РЭУ (раньше ЖЭК назывался), к примеру, или ПЖРО, СМУ, ГНИ, АТС, СОБЕС, РЖУ, РОНО, ГУНО, ГУВД, РУВД, ГОВД… Все – независимые. От людей остальных, то есть от нас с вами. Попробуй сунься. За справкой, за помощью. Или еще за чем-нибудь – за что они деньги получают наши же с вами, которые у нас через налоги вычитывают. Отбреют. Так посмотрят, так скажут, что тут же и выскочишь вон. Себе дороже, потому как больные же они – независимые. ГОНОРея.
А президентов сколько? На каждом шагу! А директоров? И не просто ведь директора, что интересно, а – генеральные! Звучит, верно? Генеральный!
С суверенитетом тоже все носятся не только в масштабах стран. Область суверенитет объявляет. Город. Район. Улица. Прачечная во имя суверенитета выбирает своего президента. В семьях скоро президента начнем выбирать и премьер-министра – не по половому или там производственному признаку, а – по независимости. Из любви к суверенитету. Ничего не поделаешь. Она.
Пришел тут в одну газету. Отдал статью. “Ничего не меняйте, – говорю, – за меня не пишите. Или так печатайте, или верните”. Напечатаем, говорят, ничего не изменим. Вышла статья. Название поменяли – статью свою я не узнал, все с ног на голову. В чем дело? Вы же обещали, говорю. А это не мы, отвечают, это Костя, помощник редактора. Не понравилось ему ваше название, слишком длинное, букв много, вот он и укоротил на свой вкус. Ясно, понял я. Подумаешь, статья не его, а чужая. Он же лучше знает, как надо. Он самый умный.
И что опять интересно: как только начинают зависеть другие люди от человека, как получает он хоть маленькую, но власть, – так и заболевает. Ну что ты будешь делать! Был нормальный человек, жил себе и жил. Стали от него зависеть – микроб тут как тут.
Вот тоже яркий образ: доблестный спикер нашей “верхней палаты”. Бравый вид, ну такой вальяжный, с таким изысканным акцентом, такой, знаете ли, корешатский говор. Раскрылся на днях. Спокойно так, запросто, объявляет: а может, выборов никаких и не надо теперь, братва? Может, отложим их на неопределенное время, а? Мы ж такие хорошие, зачем нас переизбирать – только пустые хлопоты. Лучше нас все равно не найдете, мы ж самые-самые. Конституция, говорите? А что Конституция, тьфу. Мы ее породили, мы ее и… Такой простой. Простой-простой. Как правда.
И многие там, наверху, согласились, вот ведь какая штука. Болезнь-то не только тяжелая. Заразная она, вот беда.
Ну, а самый-самый суверенитетно-независимый у нас, конечно же, президент. Ни от кого вообще не зависит! Уж подавно от нас с вами – тех, кто его выбирал когда-то. Это ж когда было! А теперь придется скоро, видать, мостки строить, ничего не поделаешь.
Но ведь должно же быть лекарство от страшной этой болезни! В Уголовном кодексе, кстати, есть у нас статья, по которой надо наказывать тех, кто, уклоняясь от лечения злостно, заражает неприятной интимной болезнью других. Так то все же легкая болезнь, а с этой как? Неужто так и перезаражаемся все? В УК по этому поводу нет ничего… А почему? Лечить-то надо ее, как всякую болезнь, иначе как же.
Установить диагноз означенной болезни несложно. Если пациент никого не слушает, кроме себя (или своих друзей-помощников, которые ему подпевают), если, встречая другое мнение, он злится, кричит, хамит (а то и стреляет, коли есть у него такая возможность), если в своих неудачах винит не себя, а “врагов”, если, кроме себя, он никого “в упор не видит”, можете смело констатировать: ГОНОРея. Напоминаю: от слова “гонор”.
Страшная болезнь, ребята. Повальная. Уколами не обойдешься. И по происхождению своему хуже она, чем та, от которой, извините, мочиться больно. Та хоть от удовольствия. А эта от чего?
Эпидемия ГОНОРеи, ребята. Спасу нет.
