О трудностях с реформами в России уже столько сказано, что впору прерваться минутой молчания. Потому я для начала по примеру персонажа Пиквикского клуба ничего не скажу о схватках на арене (исторической) между президентом и спикером. О самом спикере я совсем умолчу, а что можно сказать об указах президента, коих почти за два года издано около 400? Меньшая часть их оказалась невыполнимой или неконституционной и была отменена (указы о введении особого положения в Чечне, о слиянии органов МВД и безопасности, о запрете “Фронта национального спасения”…), средняя часть как бы изначально не имела смысла (указы о создании достойных материальных условий жизни работников школы, о свободе торговли, о лишении Фонда Горбачева зданий…), а большая часть просто не выполнялась. Как не будет выполняться новенький и “актуальный” президентский “Указ о выхаживании недоношенных детей” от января этого года. Потому о них говорить нечего.
Не стоит говорить также о неоднократных заверениях президента, о том, что летом, затем осенью, зимой 92-го года, в начале 93-го года начнется явное улучшение экономики. Теперь обещание даже и не улучшить, а лишь стабилизировать экономику переносится на конец этого года. Как бы при таком ходе дел вместо конца года не наступил просто конец. Да и какие тут могут быть ликования, если стабилизация означает сохранение имевшегося уровня, а сама же власть говорит, что весь 93-й год будет продолжаться спад производства? А что можно сказать о том, как президент узнает об успехах перехода к рынку? Только то, что он сам идет на рынок и спрашивает, как нынче торговлишка. Ответ, что нынче торговлишка идет бойко, дает много научных оснований утверждать о “хорошем продвижении рыночных реформ”. Не меньше оснований у президента думать о поддержке трудовым народом своего курса, ссылаясь на слова рабочего ЗИЛа, куда президент приехал прямо с заседания Верховного Совета в поисках поддержки в своей ссоре с депутатами и спикером (в декабре 92-го года). Тогда рабочий сказал: “Мы поддержим вас, Борис Николаевич, только верните людям “гробовые деньги” (то есть деньги, отложенные на похороны, но съеденные инфляцией). Здесь, как видите, комментарии излишни, потому говорить не о чем.
Но все-таки есть кое-что, о чем следовало бы потолковать. Что за цели предлагаются сегодня народу? Даже и не мифологические и метафизические, как раньше – построение коммунизма, а самые что ни на есть прагматические. Такие, скажем, как рузвельтовская программа постройки национальной системы автодорог-хайвеев в 30-х годах или программа “Аполлон” по высадке человека на Луну в 60-х годах. Увы, похожих целей нет – какие уж там технические и экономические свершения, если только стабилизацию планируют к концу года! Остается Конституция. Конечно, пора бы принять новую, а то ведь до сих пор страна живет по Конституции брежневских времен от 1978 года с почти десятком крупных заплаток, из-под которых все равно виднеется старая основа – то нечто социалистическое про общенародное достояние, а то и вовсе говорится об СССР как об оплоте дружбы народов (в Преамбуле).
Главная проблема сейчас, по мысли властей – это каким образом принять Конституцию: то ли на всенародном референдуме, то ли сначала выбрать Учредительное собрание, а уж оно… И совмещать ли на референдуме с Конституцией также вопросы о досрочных перевыборах Верховного Совета и самого президента и в каком сочетании выносить на референдум эту кучу вопросов… Тут стоит отметить два момента. Когда-то Козьма Прутков изрек: как презренны все конституции при виде исправной амуниции. При отсутствии исправной амуниции очень стоило бы подумать о приличной конституции. Существующие сейчас в России проекты будущей Конституции не то чтобы неприличны, но просто не соответствуют неким мировым стандартам. Все равно как если бы проектировать патефон, даже очень хороший, когда уже давно выпускают лазерные проигрыватели и компакт-диски. Ныне действующая Конституция, которую проекты улучшают, написана по типу руссоистского общественного договора, и там оговорена масса прав и обязанностей как отдельных людей, так и государственных и общественных систем. Только правам человека (бывшего советского, ныне неизвестно какого) отведено целых 37 статей (с 3 по 67) на восьми страницах. Тут и право на свободу передвижения, и на неприкосновенность частной жизни, и просто на свободу, и даже право на жизнь, ну и, конечно, классические права на труд, отдых, образование… Однако же жизнь богаче разных конституционных фантазий, и потому в реальности столь большое количество прав обязательно будет не согласовано с правами и обязанностями, скажем, государственных систем. У людей есть право на передвижение и даже на скопление в местах получше, а у государства есть право регулировать количество населения с помощью прописки, а то возникнет непорядок, за которым государство обязано следить. Совсем недавно, в декабре 92-го года 7-й съезд депутатов принял решение об отмене (с начала 93-го года) прописки как противоречащей правам человека, а уже в середине февраля мэр Москвы Лужков подписывает распоряжение о регистрации всех приезжих из республик бывшего СССР и проживающих в Москве более суток со взиманием с них за это очень приличной суммы (более половины минимальной зарплаты в месяц), с бизнесменов вообще дерут, а за уклонение от регистрации предусмотрены драконовские штрафы.
Конституция США построена иначе: как документ принципов государственного устройства, где говорится, как устроена государственная машина. Вот принцип разделения властей, вот механизм выборов в сенат и палату представителей, вот процедура назначения верховного суда и еще Билль о правах (10 поправок к конституции), и еще около двух десятков других поправок (имеющих характер запретов типа: конгресс не имеет права издавать законы, ограничивающие свободу печати, вводить насильственно какое-то вероисповедание и т.д.). И все это на нескольких страницах. Коротко и ясно и что главное – работает очень хорошо. Настолько хорошо, что конституция приняла характер сакрального текста, почти как Библия.
Написать конституцию по готовому образцу дело, конечно, нехитрое, но даже и такую краткую конституцию нельзя принимать на всенародных референдумах. В конституции (в любой) содержится довольно много специфических правовых терминов, например, “принцип разделения властей”, “независимость судей”, “автономия”, “юрисдикция”, которые делают невозможным квалифицированное суждение о них миллионов людей. При всем нашем уважении и любви к демократии следует все же напомнить, что громадное большинство вопросов не решается с помощью голосования. Такие вопросы, как управление производством, командование армией, доказательство научной истины, показания к медицинским процедурам, оценка рукописи и т.д., как само собой понятно, решаются профессионалами по принятым в их среде критериям. Именно поэтому американская конституция была принята не ликующей толпой на площади, а небольшим числом “отцов-основателей” в комнате.
Вторая причина отсутствия цели у общества более глубока. Это даже не одна причина, а несколько. Для начала: все ключевые посты как во властных структурах, так и в банковском деле, да и в “бизнесе” занимают бывшие “партайгеноссе”. Казалось бы, загадка: как это бывшие борцы с частной собственностью, атеисты и интернационалисты так быстро стали банкирами, собственниками, православными и даже иногда ярыми националистами? Разгадка есть, и довольно простая.
По крайней мере с послесталинского времени партийные функционеры все сильнее ощущали неисполнимость и ложность основных идеологических установок “про коммунизм”. Но они считали себя вправе стоять на страже чистоты идеологических риз, поскольку за это славно платили и, что немаловажно, они интуитивно чувствовали, что ничего скрепляющего людей в единую общность и в единую страну, кроме затвержденных уже многими поколениями идеологических мифов, они предложить не могут. Но зарплата для партийных функционеров все больше и больше становилась “платой за страх”, а они себя все больше чувствовали инвалидами с фронта идеологической войны. Действительно, трудишься тут с ненормированным рабочим днем, не знаешь ни отдыха, ни срока, а чуть какая-то промашка – все, кинули на низовку – и потерял вместе с креслом все блага: персональную машину, казенную дачу и квартиру, “кормушку и корыто”, тем более вертушку. А еще раньше партайгеноссе теряли с постом свободу, а еще чуть раньше – жизнь. Где же справедливость?!
Первым чувство несправедливости “по-партийному” сумел публично выразить не кто иной, как второй человек (после М.Горбачева) в иерархии Политбюро, секретарь по идеологии А.Н.Яковлев. Да и немудрено – он тогда возглавлял партийную комиссию по реабилитации жертв сталинских репрессий и по его собственным словам у него после знакомства со многими фальсифицированными делами возникало представление, что он очутился в преисподней. Находясь летом 1988 года на отдыхе в Эстонии, А.Н.Яковлев сообщил об этом в таких словах: “Складывается впечатление, что мы хотели идти в одну сторону, а Люцифер из-за угла ударил копытом – и мы полетели в другую” (это интервью было опубликовано только в газете “Молодежь Эстонии”). Еще через год на партхозактиве в Перми А.Н.Яковлев, тоже первым среди высших партийных чинов, высказал мысль о том, что, пожалуй, рынок является наиболее прогрессивным способом хозяйствования и сокращает возможности волюнтаризма в кадровой политике. По этому поводу на заседании Политбюро чуть ли не возникло персонального дела Яковлева: кто, дескать, поручал тебе делать такие идеологические заявления без решения Политбюро?! Ну как кто… Просто А.Яковлев как один из умнейших (да и наиболее моральный) из высшего партийного ареопага лучше других уловил полную исчерпанность в прошлой идеологии и даже прошлой психологии своих коллег по партии.
Зерно было брошено. Но понадобился еще год, чтобы средние и высшие звенья партии преобразовали рыночные и даже капиталистические новации в собственные убеждения по формуле “добро побеждает зло”. Рынок и приватизация были истолкованы однозначно: есть возможность перевести прошлые привилегии как функцию от занимаемого поста в личностную и юридическую форму: квартира, дача и машина теперь не казенные, а лично мои – и это глубоко справедливо. Да что там квартира… В должности президента банка или совместного предприятия моими легко становятся миллионы, и не только рублей, но и долларов. А это, бесспорно, добро, да еще какое, и оно легко победит зло идеологического ренегатства. Вот и объявил в мае 1990 года тогдашний премьер и член Политбюро Рыжков о переходе страны к рынку. Почти четыре года все переходим, и масштабы разграбления страны столь велики, что стали давно заметны невооруженным глазом. Способы этого разграбления много раз описывались (в том числе и мной), нет ни конца ни края, и все больше и больше новинок появляется. Безусловно, одной из самых грандиозных “рыночных” афер становится скупка и помещение в разные фонды ваучеров (кстати, за помещение своего ваучера “ в фонды” или при его обмене на якобы “жирные акции” владелец ваучера должен “отстегнуть” несколько тысяч). И это будет не какая-то там петербургская афера, где доверчивые граждане уже в этом году сдали неким фирмам якобы под большие дивиденды свои ваучеры, а фирмачи после этого скрылись, надув при этом около полумиллиона (!) человек и унеся в клюве самое малое около 2 миллиардов (!) рублей (по пока неполной и осторожной оценке следствия). Журналисты ахнули и опять назвали “рыночное мероприятие” “аферой века”, как видно, забыв, что этот звучный титул еще недавно был присвоен махинациям с фальшивым авизо. Смею думать, что настоящие аферы века еще впереди. А частично позади, ибо что такое ликвидация у населения за счет дикого роста цен и инфляции всех их сбережений?
Так вот, какие же после этого прагматические цели вроде перехода к рынку и создания широкого класса собственников можно предложить народу? Кто их будет предлагать? И с какой стати нынешним заправилам “рынка” следует верить?
Валерий ЛЕБЕДЕВ, США.
Материал передан собкором «Нового Взгляда» в США Виталием КОРОТИЧЕМ.
