Сын
Я возвращаюсь. Дом не мною выстроен.
Руины ли, руны, раны соль?..
Багряные, мы в белое не выстрелим,
И возвращенья суть ясна, как боль.
Я каменел от знака. И при имени
Отца я леденел под зноем дня.
Отец! Не отвергай меня, прими меня,
Брат, не ревнуй. Сестра, прости меня.
Свиных рожков наевшись до блевотины
Баранины не ради (Сон мой синь),
Переступаю я пороги родины,
Твой сын, Отец, Твой младший блудный сын.
Я возвращаюсь – Отче, буди милостив, –
Изведав тайну смертного огня,
Забыв значенья – “жаворонок”, “жимолость”,
Смиренный мой, благослови меня.
Я возвращаюсь. Медью путь свой вызвеня,
Я -– злой и слабый, с дергающимся ртом.
Впусти меня, прости меня, помилуй мя,
И я вступаю в Отчий вечный дом.
Разбойник
Душа-синица: как ей больно, пленной,
Сияющей, скрежещущей весной,
Как будто злые боги всей вселенной
Надменно посмеялись надо мной.
И я лежу, расплющенный давленьем
Всей атмосферы, вспучившей лазурь,
Чудесным и чудовищным явленьем
Грохочет полдень в огненном тазу.
Душа-сестрица, как ей, пленной, больно,
Нанизанной на глубь и высоту.
Сестра, терпи, не сделай зла невольно
Подельнику, соседу по кресту.
Январь
Я все сказал. Гортань моя немела,
Ладони холодели, как листва
Под тяжестью заморозков. Тело,
Что иордань. Бесстрастна и черства.
Чермна вода, что сталью ломит десна,
И влага изменила суть свою.
Я не спешу, Уже, увы, не поздно.
Еще не рано. завтра допою.
Какое “завтра” за Полярным кругом? –
Кругом снега – ни знака, ни креста.
И в воздухе, стеклистом, но упругом
Твой крик – кристалл, сверкающий кристалл.
Я все сказал. От солнца конопатый
Приходит день – меня в нем нет. Смурной
Второй могильщик долбит лед лопатой.
Рекомендую умирать весной.
Рок
Звездой падучей вспыхнуть в стратосфере
(Поди успей – желанье затаи).
Осветят путь моей усталой вере
Сочтенные мгновения твои.
И вызвенить на грани сна и смерти
Мелодию, всему наперерез
Дробинкой чиркнув по стеклянной тверди
Холодных птолемеевых небес.
Пройти по глади вод Генисарета
Танцующей походкой, невзначай…
Еще твоя дымится сигарета,
И в чашке не остыл индийский чай.
Не уничтожима сущность света,
И звук летит, пространство теребя.
Я вопреки пустому: нету, нету, нету
Опять шепчу: тебя, тебя, тебя.
Близнецы
(декадентское)
Да здравствует мерцающая серость,
Смывающая лики и личины!
Танатос симпатичнее, чем Эрос.
(Хотя они, порой, неразличимы).
Танатос – в черном, Эрос – в темно-красном
Следят сюжет несложной пантомимы…
Ну что тебе во мне, пустом и праздном?
Да ничего. И ты проходишь мимо.
Но кто, за что – а ты проходишь мимо –
Вонзает в пах мне оголенный провод?
То Эрос врет и врет неутомимо.
Молчит Танатос. Это лучший довод.
Да здравствует мерцающая серость
Глаз дымчатых (которых нет в природе)!
Пускай болтает тонколицый Эрос.
Танатос не болтает. Он приходит.
