Впрочем, был я им недолго. Получив в гламурном журнале гонорар, почти равный моей журналистской зарплате на основном, негламурном месте работы, я шел по Чистопрудному бульвару и листал авторский экземпляр того самого издания. Только что прошел дождь, вылезло солнышко, в кармане у меня было много денег, впереди был час свободного времени – состояние чрезвычайно редкое в журналистской практике; я зашел в одно из бесчисленных чистопрудных кафе, выбрал столик на открытой веранде, заказал клубничный чизкейк, которого давно почему-то хотел, и кофе, и еще какое-то ничтожное по размерам, но дорогостоящее баловство, – и стал читать журнал. Там рассказывалось про особо дорогие и легендарные часы, про то, как приготовить лангустинов в клубничном соусе, а в конце было интервью с селф-мейд-вумэн, которая основала элитное турбюро и не знает теперь отбою от клиентов. Чизкейк был вкусен, кофе – бодрящ, а жизнь персонажей журнала настолько шикарна, что из моего биографического очерка о писателе убрали ряд деталей, свидетельствовавших о бедной юности героя.
Мир сверкал. Вокруг меня сидели, двигались, щебетали по мобильникам прекрасные, молодые, независимые люди. Они принадлежали к тому поколению, которое носит элитные аксессуары, свободно передвигается по всему свету, космополитично одевается в лучших бутиках Европы и Америки, столь же космополитично объясняется на всех европейских языках (и иногда на паре азиатских), и легко, без надрыва и напряжения, меняет таких же глянцевых и самодостаточных партнеров. Я смотрел на этих офисных животных, и мне было хорошо.
Я не понимал, за что, собственно, ненавидел их когда-то. Более того: в эту минуту я их любил. То ли меня заворожил журнал, то ли чизкейк, но я подумал: а вдруг, Господи! Вдруг это и есть счастливое, новое поколение, которого столько ждали! Чудесные люди, в чьем мире несть ни печали, ни воздыхания; добрые, потому что не замученные борьбой за существование; воспитанные; из хороших семей, с психикой, не омраченной моими вечными комплексами, мнительностью и страхами! А что они не производят ценностей – Бог мой, разве их тихая, доброжелательная жизнь, с мобильным щебетанием и взаимной предупредительностью, не есть ценность сама по себе? И времени у них много, на работе и в учебе не перенапрягаются, сидят вон в кафе среди рабочего дня – я уже и забыл, когда позволял себе что-то подобное… Может, правы были Гайдар с Чубайсом и прочие, ожидая, что этот-то средний класс и сделает наконец из России филиал рая?
И тут вся эта идиллия рухнула. Мимо открытой веранды шла женщина, которая только что получила очередной отлуп на платной бирже труда, расположенной неподалеку. Она узнала меня, остановилась и рассказала одну из тех историй, с какими на «Времечко» (ТВЦ) звонят ежедневно. Потом и другие подошли с рассказами про свое.
И мне стало невыносимо стыдно. Не за чизкейк, разумеется, – тоже мне роскошь, – но за минутную мою капитуляцию. За то, что я поверил в безоблачный мир, в конструировании которого сам же за деньги участвую; за то, что на секунду поддался собственным чарам. Мир представился мне таким, каким его видят яппи – молодые, богатые и востребованные, и поэтому легко, халявно добрые.
Я понял, за что их ненавижу. Я ненавижу их за то, что они радостно и сознательно выпадают из того жуткого контекста, в котором мы живем. Они не хотят знать, что где-то есть страна, не желают видеть, что существует жизнь и ее трагедия – и что трагедией этой может быть не только несчастная любовь. Они живут в Риме времен упадка, не замечая ни руин, ни варваров.
Я вышел из кафе с некоторым облегчением. И пошел по Москве в своем обычном тоскливо-раздраженном состоянии. Оно, конечно, невыносимо, – но по крайней мере адекватно.
Не получится из меня российского среднего класса.
Я бы и купился по слабости своей, да жизнь не даст.
Дмитрий БЫКОВ.
Редуцированная версия статьи опубликована в журнала “Компания” (главный редактор Евгений Ю.Додолев) № 28 (374) за 2005 г.
