Всем очень не нравится, когда их обманывают в магазинах, подсовывая фальшивые продукты, когда колпачат чиновники или уличные мошенники. Но большинство этих людей соглашается с тем, что Ротко, Бойс, Херст или им подобные это «художники», «скульпторы», а их произведения это «картины», «инсталляции», «скульптуры» как эта самая «глина». Хотя это тот же обман и манипуляция, другое дело, что более изощренная. Около магазина или банка всегда найдутся те, кто объяснит, что вас обманули, тут есть критерии. А в сфере «искусства» критерии вывернуты наизнанку именно для того, чтобы дерьмо считалось искусством и практически все, кто находится в этой сфере, говорят одно и то же. Хвалят, восторгаются, продвигают, вдувают смыслы в то, в чем смыслы не могут удержаться — там не за что удерживаться.
Важно понимать, что все «современное» искусство это просто сообщество администраторов, назначенных знакомыми из власти и бизнеса. Потяни за ниточку — будь то «глина» или «спектакль» Боякова — и ты обязательно доберешься до кабинета в Думе, банке или на Старой Площади, где сидит источник вдохновения и творческих порывов. Это легко понять — как только происходит отставка какого-нибудь функционера, смотрите внимательно, кто из «художников», «режиссеров», «писателей» или «кураторов» вслед за ним исчезнет из публичного поля. Не ошибётесь.
Поэтому это «искусство» тотально несвободно (что невозможно в настоящем искусстве), полностью зависимо от грантов, звонков, фуршетов и пьяных банных посиделок с девочками. Поэтому все эти «кураторы», «знатоки», «арткритики», весь этот коллективный Бакштейн-Юзефович это безграмотные ничтожества, которые ничего не читали, ни в чем не разбираются, а выучили набор мантр и держатся только на том, что в тусовке есть договоренность считать их специалистами, а то, что они продвигают — искусством.
Результат всегда один и тот же — люди подсаживаются на дрянь, суррогат искусства, а поскольку большинство очень внушаемо, то через некоторое время мощное жужжание роя Юзефовичей начинает разъедать нестойкую психику и появляется первое, робкое «в нем что-то есть» (точно так же можно сказать о человеке, который страдает глистами), «не могут же они все ошибаться». Всё. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Дальше человек сам выдумывает и вкладывает в кучу дерьма или глины смыслы, а потом все происходит по Ходже Насреддину, который показывал за деньги драного уличного кота, рекламируя его, как нечто необыкновенное.
« Бухарец оставался в палатке с котом долго… Когда он вышел — на лице у него отражалась какая-то смутная тревога ума. Он догадывался, что его провели, но каким способом — понять не мог. А возле палатки уже были трое новых и ссорились — кому первому созерцать зверя. Эти оказались подогадливее: последний, выходя из палатки, заливался безудержным смехом. А так как любому одураченному свойственно желать, чтобы все другие не оказались умнее, то эти трое ни словом не обмолвились следующим двоим, стоявшим у входа. Созерцание зверя длилось весь день».
Настоящее искусство отличается от симулякра тем, что оно нам что-то говорит, у него есть язык и даже если мы не понимаем смысла напрямую, то мы чувствуем, что за этим что-то стоит и это возбуждает у нас интерес и желание двигаться дальше. «Современная актуальное искусство» это апофеоз бессмыслиц, гулкая пустота, достоевский «Бобок», без языка, так как адептам «искусства» нечего и нечем сказать. Задайте себе вопрос, глядя на очередную кучу дерьма, наваленную очередным лохотронщиком на улице: «Зачем мне это показывают? Что за этим стоит? Что хотел сказать творец? Есть ли у него право что-то говорить?» Нет ответов? То есть это просто эпатаж? Тогда чем это искусство отличается от выходки урода, который, сняв штаны, гадит или мастурбирует публично на улице?
Ничем.
