Всё есть в России: высокие волны Ладоги и бесконечные поля за Юрьев-Польским, потная давка в утреннем метро и ресторан с ценами в зарплату за один завтрак, тихие дачники в заросшей борщевиком деревне и пацанчики, выжимающие на трассе сто сорок, но им всё равно мало, пенсионеры в поисках скидки на кефир и богини с миллионом подписчиков, фотографирующие загорелую ногу, ей-Богу, всё есть в России, и только политической оппозиции, альтернативы властям, в которую можно было бы верить, и которой можно было бы трезво доверять, нет и не предвидится.
У нас принято выбирать так: человек или государство? порядок или свобода? Ты выбирай что-то одно, не капризничай, налево пойдёшь — останешься без правой руки, направо пойдёшь — останешься без левой руки, так куда тебе?
И на одной стороне — всегда Иван Грозный.
Там охраняют границы, нет, стерегут рубежи, там вяжут возомнивших о себе вельмож, а заодно и случайных прохожих, ведь щепки должны лететь, если мы кого-то рубим, там сочиняют новую волшебную ракету, которая ещё покажет американке и англичанке, там щедро финансируют борцов за наше дело по всему миру, и вечно принимают программу то ли духовно-нравственного воспитания, то ли военно-патриотического оздоровления, то ли военно-духовного марширования, сложно запомнить, словом, там всё казённое и всегда в борьбе. А если ты — человек частный, отдельный, если ты ходишь не в ногу и говоришь что-то не то, да и выглядишь как-то не так, то можно и в бараний рог, если не повезёт. И даже если везёт, даже если нравственно-марширующее оздоровление каким-то чудом прошло мимо тебя — ты всё равно чужой, лишний, сиди лучше смирно и скажи спасибо, что мы тебя всё ещё не воспитали.
А на другой стороне — всегда Борис Годунов.
Там холод и голод, там мутная, тёмная неопределённость, и возмущённые толпы ищут, кому отомстить, кого разорвать. Там некогда обиженные вельможи отхватывают себе куски пожирнее от бывшего государства, и шумно дерутся за эти куски, и являются самозванцы, мошенники, проходимцы, которым всего на минуту все присягают, но тут же и выдёргивают из-под них трон. Там входят в большую силу случайные хищные иностранцы — им уже не грозят страшной ракетой, им подражают, и всегда неудачно. И каждый, кто пытается в этом несчастном хаосе спасти что-то общее, что-то государственное — будь то границы, заводы, войска, золотой запас, разведка или даже какая-нибудь малозаметная пожарная служба, — тот терпит крах, потому что уж если свобода привалила, а начальство ушло, то каждый сам за себя, дураков нет беречь ничьё имущество, тащим то, что успеем и разбегаемся по кустам.
Так вы за бесконечный зажим или вы за бесконечный распад?
Но и этого мало.
Дело в том, что за уничтожением отдельного человека в пользу государства у нас скрывается человек, но другой, брат-сват кого-нибудь из придворных. Там, где как будто бы укрепляется дисциплина и дудят в победную трубу, — там под видом казённого дела тихо наживается приглашённый кем надо подрядчик, и строит себе дворец за высоким забором, пока вы маршируете как дураки.
Но и за уничтожением государства в пользу отдельного человека у нас скрывается государство, но другое, враждебное. Наши голуби это на самом деле их ястребы, как сказал один философ, и когда у нас вроде бы побеждают гуманизм, разоружение, мир и покаяние за ошибки прошлого, — тут же случается неистовое разграбление плохой власти (нашей) в пользу хорошей (чужой).
Пьёте ли вы коньяк по утрам? Любите ли вы Сталина или Ельцина, репрессии или смуту, казарму или секту, всерьёз организованную преступность в мундирах — или случайную, когда в подворотне хватают того, кто медленно ходит?
Нельзя выбирать, когда предлагают такое.
