“Многознание уму не научает” – молвил во время оно Гераклит, и со стариком, вдогон ему, обратившемуся в прах, можно было бы поспорить, но когда видишь, какую петрушку учиняют мои любимцы Казаченко и Серов, отчетливо понимаешь, что эристика тут за ненадобностью.
Я не просто так швыряюсь словом “любимцы”, я действительно знаком с обоими – вот же отвратный до чего варваризм! – ньюсмейкерами, хлеб-соль я с ними не водил, но казалось, что знаю хорошо. Не коротко, но достаточно неплохо.
Казалось.
То, в чем они сейчас участвуют, весь этот дистиллят мерзости, отзывающий семенной жидкостью и мочой, – это не те Казаченко и Серов, что были мне, не выключая их песен, симпатичны.
Это либо презренный, но всем до крайности потребный металл, либо флуктуация ума, разлад душевного здоровья с реальностью, в которой иррациональный контекст времени поменял все знаки.
Все их беды, широко говоря, от самомнения грандиозного, над которым надругались.
Когда я переключил (читал, кропал, все это разом, притомился, догадал черт включить) на Первый, большеротая вострушка кричала даме Вадима Казаченко: “Мне не 38!!!” (мне кажется, именно эту цифру она кричала, дама Казаченко, которая на фото казалась субтильной полуДжоли, а на поверку оказалась вполне себе дородной тетей достань воробушка, ехидно уступила: да хоть тридцать пять пусть будет.
Дама обращалась к маме вострушки, которую вполне эксплицитно оба называют шлюхой, что гризетку (и то, что обращались, и то, что называют) очевидно радовало.
Обе стороны неуклонно поднимали градус истерии в зале, зал ликовал, а стороны были непреклонны.
Одна кричала, что артист ей должен, и она намерена получить с него “все, что ей СЛЕДОВАЕТ”, а евойную половину она вообще не признает.
Дама и ейная половина-артист тоже не молчали, сообща желая ей оседлать в аду огненную сковороду и лизать ее (вообще, говорит эта пара, лизать и сосать – это ее, про нее). “Выжившие есть – спасенных нет” – спел БГ, который хотя бы читал Канта с его звездным небом и нравственным законом внутри.
ЭТИ – Канта не осилят, а их дети вырастут в стране, где популярны два слова из трех букв – ДНК и то, обозначающее адрес, по которому все посылают друг друга.
Вместо блаженного чувства парения дети с младых ногтей познают экстатический процесс разложения.
Времена такие: все ничтожно до обидного, даже сны.
У идиотов, зарабатывающих суесловным кривлянием в угоду скотоподобной публике, чьи ряды вскорости пополнят их, идиотов, антропоморфные дети.