Боря Корчевников, как и я, не забывает, что у тиви, как у музыки, есть функция – оно возвышает подлую, низменную жизнь.
Нет, я не про то, что он “витязь в тигровой шкуре”, но матрица, в которую мы все помещены, настоль сокрушительно агрессивна, что Боря, когда ведет “Прямой эфир” на Россия 1, восхитительно старомоден со своим категорическим нежеланием визжать в унисон со всеми.
“Когда всего лишь просто жить и то уже большая дерзость”, Корчевников бежит оголтелости, как выражается затейливый режиссер Д. Финчер, “не хочет откусывать головы щенкам”, при нынешнем раскладе, когда от всех ведущих требуют луженой глотки с иерихонской трубой это не такая уж неприметная доблесть – не брызгать слюной, понимая, что путь истинного гуманизма тернист, как моя карьера, в течение которой я делаю все, чтобы не превратиться в ублюдка.
Хороший ведущий, если он всего только хороший ведущий, не может быть хорошим ведущим.
Нам с Борей жалко Максакову.
Боря Корчевников работает все более тонко,тонко в его случае означает “негромко и точечно”, работает мощно, мастерски расставляя приоритеты, но, когда я, отснявшись у него (об этом ниже) со скрываемой температурой 39, пишу об этом, добравшись домой, он отвечает мне, что тоже хворает и не разделяет моего восхищения.
Я настаиваю.
И он, и я, а уж Максакова точно знаем, что слава не тождественна счастью, она вдова, убили того, кого она любила и про кого ни один, НИ ОДИН человек не говорит ни единого, НИ ЕДИНОГО доброго слова.
В стране, и студия “Прямого эфира” не исключение, слишком много людей, злорадствующих по поводу бед, обрушившихся на ММ.
Слишком многие люди в моей стране, и студия “Прямого эфира” не исключение, путают два понятия — быть патриотом и быть озлобленным патриотом.
Они сбежали с Вороненковым, оставив после себя хаос и смятение, но зато, говорят, ДВ, истый жох-уголовник, преуспел по части тезаврации.
Ну и что теперь?
Что теперь делать Максаковой, которая жила, кажется, в эфемерном мире, а теперь придется в эмпирическом.
В студии комментировали ее интервью немецким журналюгам, находили, что у нее слишком много гонора и театральщины для убиенной горем бабы, а мне-то как раз кажется, что она хорохорится, такое бывает, когда держишься из распоследних сил.
Рядом с ней Илья Пономарев, этот всегда был похож на черного алхимика, шустрилу средней руки, а от разговоров об Америке как источнике всех бед меня увольте.
Катя Гордон, последней вошедшая в студию, уверена, что это история любви, я с ней согласный, но с оговоркой, наисущественной.
Да, мы все сконструированы для больших дел и сотворены для любви, но сейчас все мы живем в объятиях политики, а это объятия удушающие, эти объятия инифицируют гадким чувством незащищенности, чреватое тем, что даже аутсайдеры превращаются в одержимых, вот что грозит Маше, аминь.