Есть в России две пенитенциарные системы. В одной стены высоки, конвоиры злобны, урла на досуге друг друга педерастит, заточки под нарами ждут своего часа, а малолетки ловят на лету каждое слово блатного. В другой все иначе: там Губерман гуляет вокруг барака, беседуя с друзьями на философские темы, там Довлатов на вышке изучает жизнь за банкой денатурата, там последних “политических” опекают бывалые аборигены, а все уголовники – принципиальные противники режима и неравенства, неправедно погубленные души.
Туманные звезды столичной эссеистики увидели в “Зоне Любэ” первое. Увидели упырей на привале, которым странная парочка Золотухин и Расторгуев поют песни о родинке и маминых глазах. Такая картина глупа, мерзка, похабна. Но к “Зоне Любэ” это не имеет никакого отношения.
Дмитрий Золотухин просто снял еще один фильм, не имеющий прямого отношения к реальности. В который раз нам предлагается визуальная рефлексия на тему рефлексии общекультурной. Расхожий миф о стране, всем обитателям которой тюрьма не чужда, опять сливается с мифом о неразрывном единстве зоны и воли. Необычно лишь то, что основой для такой трансформации служит уже не вековая литературная традиция, а полупопсовые шлягеры популярной группы. Подобное новшество, конечно, расширяет возможную аудиторию (если, конечно, у нас еще хоть кто-то задумывается над этим), однако имеет и свои недостатки. Золотухину пришлось преодолевать сопротивление материала, упорно не желающего складываться в цельное действие, подчиненное законам полного метража. Отказавшись от тридцатилетней традиции имени Ричарда Лестера, режиссер не стал снимать сборник клипов, слабо связанных между собой. В итоге он вывел “Зону Любэ” из пространства ежегодных “Поколений”, заставляя оценивать его работу по законам “настоящего” кино. А по люмьеровскому счету балансирование между “Вечером трудного дня” и “Танцором диско” еще ни разу не одарило публику шедеврами.
Впрочем, свой немалый вклад в историю отечественного кинематографа Дмитрий Золотухин уже внес. Мы видели немало картин, предназначенных для просмотра исключительно критикой, картин, снятых для призывников, фильмов, адресованных милиции и т.д. Но, пожалуй, впервые (если не считать сериальных изысков петербургского телеканала) перед нами картина, чья преданная аудитория легко определяется по бритым затылкам, спортивным штанам и фисташковым пиджакам. Имя им – братва. Если использовать адаптированную для наших просторов систему прокатной индексации, то этот фильм достоин того, чтобы ради него создать новую категорию – категорию “Б”. Можно не сомневаться – это не последняя картина такой категории.
Евгений ЗУЙ.
