Недавно умер Обама. Нет, не тот бодрый, самоуверенный, до предела эгоистичный и самовлюблённый левак более чем сомнительного происхождения и воспитания, ставший символом Демократической партии, идол либеральной Америки, единственной заслугой которого был и остаётся цвет кожи, охарактеризованный ядовитым Берлускони как «бронзовый». Он как раз жив, очень неплохо себя чувствует и явно входит в число тех мерзавцев, которые нынешней Америкой управляют из-за кулис, дёргая за ниточки выступающих на переднем плане марионеток, одной из которых является его бывший вице-президент, Джо Байден — эта тень отца Гамлета, бродящая с потерянным видом по Белому дому и телевизионным экранам, выполняя роль президента Соединённых Штатов.
Повторим — помянутая зараза жива-живёхонька и многих ещё переживёт, явно надеясь, что к нашей стране это точно относится и делая для этого всё возможное, но не забывая и про Китай, которому американское начальство гадит не меньше, чем России, притом, что боится оно его гораздо больше (и, судя по всему, правильно делает). Но умер как раз не он, а старенький чёрный пёс с седой мордой и искривлёнными артритом ногами, живший на студии, куда автор по нескольку раз в неделю ездит на съёмки последние несколько лет. Жил он там долго, имея в качестве постоянного жилья прочную утеплённую конуру во дворе, которую местные острословы прозвали «Барак Обамы» в полном соответствии с теми чувствами, которые в России население питает к помянутому американскому персонажу.
Ну, неполиткорректные мы и, слава Б-гу, нетолерантные. Насчёт гендеров никто не заморачивается: есть мужчины и женщины, и достаточно. Нам бы между собой разобраться. Понятно, конечно, что есть ещё причуда природы — гермафродиты, но это из биологии. А насчёт трансгендеров, ЛГБТ, ЛГБТ-К и прочих чисто американских и в целом западных заморочек, шли бы они все лесом. Впадать всей страной в эту психиатрию — наркоты ни в каком Афганистане вместе с Колумбией и Мексикой не хватит. Так вот, помер бедолага Обама от старости и связанных с нею хворей. Последнее время всё больше спал грустный в холле, куда ему уголке поставили миски с водой и кормом — зима же, холодно на улице. Иногда, правда, выходил, хромая и подпрыгивая на улицу, но быстро возвращался назад.
Приближение конца он явно чувствовал. Всё у старика болело, ничто его не радовало и иногда, когда боли усиливались, он не мог сдержаться и невольно взвизгивал, хотя обычно старался держаться. Ему говорили добрые ласковые слова, гладили по седой голове и пытались как могли облегчить жизнь, но что сделаешь со старостью? Она неумолима, ждёт нас всех и заканчивается всегда одним и тем же — смертью. Вот, в одну из суббот, приехав на эфир и не застав Обаму на его привычном месте, и узнал, что за день до этого он умер. Ещё в четверг был жив, а в пятницу его не стало. И так его было жалко… Живое же существо! И хотя это была отнюдь не своя собака, а так, просто знакомая, да и знал его недолго — года три с небольшим, и видел по два-три раза в неделю, а сердце ёкнуло.
Отчего? А просто примерил себя на его место. Когда уходят годы и силы. И ты, ещё недавно способный горы свернуть, ходить начинаешь всё меньше, предпочитая не трогаться с кресла, а когда встаёшь по утрам и ничего не болит — это за счастье. Или болит, но не очень. Или очень, но всё-таки можешь встать, по крайней мере, пока. А седина подкрадывается, пробираясь для начала в бороду, и ноги уже не слишком… То есть понятно, что как тот Обама, пока не хромаешь на вывернутых суставах, но именно, что пока. В детстве впервые осознал, что такое смерть, лет в шесть, в тот день, когда хоронили прабабушку. Вдруг понял, что мы все когда-нибудь умрём и от этого долго плакал навзрыд. Потом, наблюдая за глубокими стариками, осознал, отчего греки в древности говорили, что кого боги любят, того они забирают молодыми. Ну, а теперь ещё и Обама добавил… Грустно всё это.
