Сталинизм

Чтобы понять, чем был исторический, подлинный сталинизм (не путать с портяночной ностальгией сегодняшних садомазохистов), нужно подумать о самом удивительном – в плохом смысле – его свойстве.
О его странной тяге к “признаниям”, к нелепым самооговорам “открытых процессов”, мифам об отравителях, врачах-убийцах и шпионах на каждом углу, и, самое главное, о его навязчивой идее выбивать подписи на следственных протоколах, когда несчастные обреченные люди непременно должны были письменно согласиться с фактом своего злодейства, а если нет, то инквизиция длилась и длилась.
Откуда все это?
Не здесь ли находится сердце эпохи?
Уместно сравнить эту жуткую практику с террором режимов Ленина и Гитлера.
Режимы Ленина и Гитлера убили много людей.
Но их, если угодно, менеджерам и в голову не приходило получать от евреев признания в заговоре и попытке отравить товарища Гитлера или пытать великих князей, чтобы те сознались, что это они наняли Фанни Каплан и старались убить Ильича.
Режимы Ленина и Гитлера были рациональны в потоке своего насилия. Задачи творить из него миф у них не было.
Почему же она была у коллективного автора сталинизма?
Моя догадка состоит в том, что сталинизм, в отличие от социально “стабильных” (город и деревня на своих местах) ленинизма и гитлеризма, – был прежде всего режимом бешеной социальной миграции.
Его не просто радикальная, но и абсурдная в нагнетании кошмаров жестокость была следствием исторически одномоментного перехода миллионов людей в города, в мир армии и индустрии – из русского села и этнической периферии.
Потребность в признаниях, то есть потребность в сочинении страшных сказок – была своего рода политическим театром, созданным для нужд коллективного бессознательного миллионов новоприбывших в цивилизацию архаиков, средневековым театром, где карикатурный злодей обязан был рассказать народу, как он планировал разные пакости.
Отсюда и все прочие отравители и злые врачи, шпионы и двурушники, все эти ведьмы, колдуны и антигерои крестьянских бунтов прежних столетий, ожившие в советском двадцатом веке.
Я думаю, что Сталин – в отличие от идеологов Ленина и Гитлера – был внутренне пуст, но обладал фантастической способностью к мимикрии, и когда в тридцатые годы океан миграции и фактически новая страна заставили его перевоплотиться из полукультурного подпольщика-игиловца в восточного царя, управляющего внезапно средневековым обществом, он вовремя почувствовал эту смену вех и гениально вошёл в роль.
Но это ещё не всё.
Дело в том, что сталинизм – это не просто вал архаической миграции в современный мир.
Это вал миграции, которая активно отрицала сама себя.
Организовав государство равенства во всеобщем рабстве, тотального ограбления и принудительного труда, его создатели не пытались зафиксировать его навсегда, сделавшись фараонами или худшими африканскими колониалистами (хотя и были неотличимы от них “в моменте”).
Они подчинили это страшное общество задаче неизбежного самоотрицания – и это лучшее, что можно о них сказать.
Зэки строили университет – но в этот университет пошли учиться дети зэковского мира, которые с ужасом отказались от правил той жизни, которая их родила.
Иными словами, океан миграции из деревни в город был ужасен, но за ним последовали быстрая утрамбовка, очеловечивание и освоение норм современной на тот момент цивилизации, – и, как только это произошло, варварский, нелепый и кровавый культ был демонтирован руками самих сталинистов и их детей, демонтирован мягко, без революции, оккупации или гражданский войны.
Сталинизм изжил сам себя, как только причина его появления – обвальная урбанизация и прорыв всех прежних социальных границ – была исторически пройдена.
Поэтому он не может вернуться.
У нас просто нет даже в теории того грандиозного и катастрофического превращения миллионов людей во что-то иное, способного вернуть к жизни такой дикий мир.
Но как же жалко всех тех, чью жизнь уничтожил этот потоп.
Вечная им память.