В некотором царстве, в некотором
государстве жил-был царь с царицею; у них был сын Иванцаревич, а
смотреть-глядеть за царевичем приставлен был Катома-дядька, дубовая
шапка. Царь с царицею достигли древних лет, заболели и не чают уж
выздороветь; призывают Ивана-царевича и наказывают:
- Когда мы помрем, ты во всем слушайся и почитай Катому-дядьку,
дубовую шапку; станешь слушаться – счастлив будешь, а захочешь быть
ослушником – пропадешь как муха.
На другой день царь с царицею померли; Иван-царевич похоронил
родителей и стал жить по их наказу: что ни делает, обо всем с дядькой
совет держит. Долго ли, коротко ли – дошел царевич до совершенных лет и
надумал жениться; приходит к дядьке и говорит ему:
- Катома-дядька, дубовая шапка! Скучно мне одному, хочу ожениться.
- Что же, царевич! За чем дело стало? Лета твои таковы, что пора и о
невесте думать; поди в большую палату – там всех царевен, всех королевен
портреты собраны, погляди да выбери: какая понравится, за ту и
сватайся.
Иван-царевич пошел в большую палату, начал пересматривать портреты, и
пришлась ему по мысли королевна Анна Прекрасная – такая красавица,
какой во всем свете другой нет! На ее портрете подписано: коли кто
задаст ей загадку, а королевна не отгадает, за того пойдет она замуж; а
чью загадку отгадает, с того голова долой. Иван-царевич прочитал эту
подпись, раскручинился и идет к своему дядьке.
- Был я, – говорит, – в большой палате, высмотрел себе невесту Анну Прекрасную; только не ведаю, можно ли ее высватать?
- Да, царевич! Трудно ее достать; коли один поедешь – ни за что не
высватаешь, а возьмешь меня с собой да будешь делать, как я скажу, -
может, дело и уладится.
Иван-царевич просит Катому-дядьку, дубовую шапку ехать с ним вместе и дает ему верное слово слушаться его и в горе и в радости.
Вот собрались они в путь-дорогу и поехали сватать Анну Прекрасную
королевну. Едут они год, и другой, и третий, и заехали за много земель.
Говорит Иван-царевич:
- Едем мы, дядя, столько времени, приближаемся к землям Анны Прекрасной королевны, а не знаем, какую загадку загадывать.
- Еще успеем выдумать!
Едут дальше; Катома-дядька, дубовая шапка глянул на дорогу – на
дороге лежит кошелек с деньгами; сейчас его поднял, высыпал оттуда все
деньги в свой кошелек и говорит:
- Вот тебе и загадка, Иван-царевич! Как приедешь к королевне, загадай
ей такими словами: ехали-де мы путем-дорогою, увидали: на дороге добро
лежит, мы добро добром взяли да в свое добро положили! Эту загадку ей в
жизнь не разгадать; а всякую другую сейчас узнает – только взглянет в
свою волшебную книгу; а как узнает, то и велит отрубить тебе голову. Вот
наконец приехал Иван-царевич с дядькою к высокому дворцу, где проживала
прекрасная королевна; в ту пору-времечко была она на балконе, увидала
приезжих и послала узнать: откуда они и зачем прибыли? Отвечает
Иван-царевич:
- Приехал я из такого-то царства, хочу сватать за себя Анну Прекрасную королевну.
Доложили о том королевне; она приказала, чтобы царевич во дворец шел да при всех ее думных князьях и боярах загадку загадывал.
- У меня, – молвила, – такой завет положен: если не отгадаю чьей
загадки, за того мне идти замуж, а чью отгадаю – того злой смерти
предать!
- Слушай, прекрасная королевна, мою загадку, – говорит Иван-царевич, -
ехали мы путем-дорогою, увидали – на дороге добро лежит, мы добро
добром взяли да в добро положили.
Анна Прекрасная королевна берет свою волшебную книгу, начала ее
пересматривать да отгадки разыскивать; всю книгу перебрала, а толку не
добилась. Тут думные князья и бояре присудили королевне выходить замуж
за Ивана-царевича; хоть она и не рада, а делать нечего – стала
готовиться к свадьбе. Думает сама с собой королевна: как бы время
протянуть да жениха отбыть? И вздумала – утрудить его великими службами.
Призывает она Ивана-царевича и говорит ему:
- Милый мой Иван-царевич, муж нареченный!
Надо нам к свадьбе изготовиться: сослужи-ка мне службу невеликую: в
моем королевстве на таком-то месте стоит большой чугунный столб;
перетащи его в дворцовую кухню и сруби в мелкие поленья – повару на
дрова.
- Помилуй, королевна! Нешто я приехал сюда дрова рубить? Мое ли это
дело! На то у меня слуга есть: Катома-дядька, дубовая шапка. Сейчас
призывает царевич дядьку и приказывает ему притащить на кухню чугунный
столб и срубить его в мелкие поленья повару на дрова. Катома-дядька
пошел на сказанное место, схватил столб в охапку, принес в дворцовую
кухню и разбил на мелкие части; четыре чугунных полена взял себе в
карман – “для переду годится!”
На другой день говорит королевна Ивану-царевичу:
- Милый мой царевич, нареченный муж! Завтра нам к венцу ехать: я
поеду к коляске, а ты верхом на богатырском жеребце; надобно тебе загодя
объездить того коня.
- Стану я сам объезжать коня! На то у меня слуга есть.
Призывает Иван-царевич Катому-дядьку, дубовую шапку.
- Ступай, – говорит, – на конюшню, вели конюхам вывести богатырского
жеребца, сядь на него и объезди; завтра я на нем к венцу поеду.
Катома-дядька смекнул хитрости королевны, не стал долго
разговаривать, пошел на конюшню и велел конюхам вывести богатырского
жеребца. Собралось двенадцать конюхов; отперли двенадцать замков,
отворили двенадцать дверей и вывели волшебного коня на двенадцати
железных цепях. Катома-дядька, дубовая шапка подошел к нему; только
успел сесть – волшебный конь от земли отделяется, выше лесу подымается,
что повыше лесу стоячего, пониже облака ходячего. Катома крепко сидит,
одной рукой за гриву держится, а другой вынимает из кармана чугунное
полено и начинает этим поленом промежду ушей коня осаживать. Избил одно
полено, взялся за другое, два избил, взялся за третье, три избил, пошло в
ход четвертое. И так донял он богатырского жеребца, что не выдержал
конь, возговорил человеческим голосом:
- Батюшка Катома! Отпусти хоть живого на белый свет. Что хочешь, то и приказывай: все будет по-твоему!
- Слушай, собачье мясо! – отвечает ему Катомадядька, дубовая шапка. -
Завтра поедет на тебе к венцу Иван-царевич. Смотри же: как выведут тебя
конюхи на широкий двор да подойдет к тебе царевич и наложит свою руку -
ты стой смирно, ухом не пошевели; а как сядет он верхом – ты по самые
щетки в землю подайся да иди под ним тяжелым шагом, словно у тебя на
спине непомерная тягота накладена.
Богатырский конь выслушал приказ и опустился еле жив на землю. Катома ухватил его за хвост и бросил возле конюшни:
- Эй, кучера и конюхи! Уберите в стойло это собачье мясо.
Дождались другого дня; подошло время к венцу ехать, королевне коляску
подали, а Ивану-царевичу богатырского жеребца подвели. Со всех сторон
народ сбежался – видимо-невидимо! Вышли из палат белокаменных жених с
невестою; королевна села в коляску и дожидается: что-то будет с
Иваном-царевичем? Волшебный конь разнесет его кудри по ветру, размечет
его кости по чисту полю. Подходит Иван-царевич к жеребцу, накладывает
руку на спину, ногу в стремено – жеребец стоит словно вкопанный, ухом не
шевельнет! Сел царевич верхом – волшебный конь по щетки в землю ушел;
сняли с него двенадцать цепей – стал конь выступать ровным тяжелым
шагом, а с самого пот градом так и катится.
- Экий богатырь! Экая сила непомерная! – говорит народ, глядя на царевича.
Перевенчали жениха с невестою; стали они выходить из церкви, взяли
друг дружку за руки. Вздумалось королевне еще раз попытать силу
Ивана-царевича, сжала ему руку так сильно, что он не смог выдержать:
кровь в лицо кинулась, глаза под лоб ушли. “Так ты этакий-то богатырь, -
думает королевна, – славно же твой дядька меня опутал… только даром
вам это не пройдет!”
Живет Анна Прекрасная королевна с Иваном-царевичем как подобает жене с
богоданным мужем, всячески его словами улещает, а сама одно мыслит:
каким бы то способом извести Катому-дядьку, дубовую шапку; с царевичем
без дядьки нетрудно управиться! Сколько ни вымышляла она всяких
наговоров, Иванцаревич не поддавался на ее речи, все сожалел своего
дядьку. Через год времени говорит он своей жене:
- Любезная моя супружница, прекрасная королевна! Желается мне ехать вместе с тобой в свое государство.
- Пожалуй, поедем; мне самой давно хочется увидать твое государство.
Вот собрались и поехали; дядьку Катому за кучера посадили.
Ехали-ехали; Иван-царевич заснул дорогою. Вдруг Анна Прекрасная
королевна стала его будить да жалобу приносить:
- Послушай, царевич, ты все спишь – ничего не слышишь! А твой дядька
совсем меня не слушает, нарочно правит лошадей на кочки да рытвины -
словно извести нас собирается; стала я ему добром говорить, а он надо
мной насмехается. Жить не хочу, коли его не накажешь!
Иван-царевич крепко спросонок рассердился на своего дядьку и отдал его на всю волю королевнину:
- Делай с ним, что сама знаешь!
Королевна приказала отрубить его ноги.
Катома дался ей на поругание. “Пусть, – думает, – пострадаю; да и царевич узнает – каково горе мыкать!”
Отрубили Катоме-дядьке обе ноги. Глянула королевна кругом и увидала:
стоит в стороне высокий пень; позвала слуг и приказала посадить его на
этот пень, а Ивана-царевича привязала на веревке к коляске, повернула
назад и поехала в свое королевство. Катомадядька, дубовая шапка на пне
сидит, горькими слезами плачет.
- Прощай, – говорит, – Иван-царевич! Вспомнишь и меня.
А Иван-царевич вприпрыжку за коляскою бежит; сам знает, что маху дал,
да воротить нельзя. Приехала королевна Анна Прекрасная в свое
государство и заставила Ивана-царевича коров пасти. Каждый день поутру
ходит он со стадом в чистое поле, а вечером назад на королевский двор
гонит; в то время королевна на балконе сидит и поверяет: все ли счетом
коровы? Пересчитает и велит их царевичу в сарай загонять да последнюю
корову под хвост целовать; эта корова так уж и знает – дойдет до ворот,
остановится и хвост подымет…
Катома-дядька сидит на пне день, и другой, и третий не пивши, не
евши; слезть никак не может, приходится помирать голодною смертию.
Невдалеке от этого места был густой лес; в том лесу проживал слепой
сильномогучий богатырь; только тем и кормился, что как услышит по духу,
что мимо его какой, зверь пробежал: заяц, лиса ли, медведь ли – сейчас
за ним в погоню; поймает – и обед готов! Был богатырь на ногу скор, и ни
одному зверю прыскучему не удавалось убежать от него. Вот и случилось
так: проскользнула мимо лиса; богатырь услыхал да вслед за нею; она
добежала до того высокого пня и дала колено в сторону, а слепой богатырь
поторопился да с разбегу как ударился лбом о пень – так с корнем его и
выворотил.
Катома свалился на землю и спрашивает:
- Ты кто таков?
- Я – слепой богатырь, живу в лесу тридцать лет, только тем и
кормлюсь, коли какого зверя поймаю да на костре зажарю; а то б давно
помер голодною смертию!
- Неужели ж ты отроду слепой?
- Нет, не отроду; а мне выколола глаза Анна Прекрасная королевна.
- Ну, брат, – говорит Катома-дядька, дубовая шапка, – и я через нее без ног остался: обе отрубила проклятая!
Разговорились богатыри промеж собой и согласились вместе жить, вместе хлеб добывать. Слепой говорит безногому:
- Садись на меня да сказывай дорогу; я послужу тебе своими ногами, а
ты мне своими глазами. Взял он безногого и понес на себе, а Катома
сидит, по сторонам поглядывает да знай покрикивает:
- Направо! Налево! Прямо!.. Жили они этак некоторое время в лесу и
ловили себе на обед и зайцев, и лисиц, и медведей. Говорит раз безногий:
- Неужели ж нам весь век без людей прожить? Слышал я, что в таком-то
городе живет богатый купец с дочкою, и та купеческая дочь куда как
милостива к убогим и увечным! Сама всем милостыню подает. Увезем-ка,
брат, ее! Пусть у нас за хозяйку живет. Слепой взял тележку, посадил в
нее безногого и повез в город, прямо к богатому купцу на двор; увидала
их из окна купеческая дочь, тотчас вскочила и пошла оделять их
милостынею. Подошла к безногому:
- Прими, убоженький, Христа ради!
Стал он принимать подаяние, ухватил ее за руки да в тележку, закричал
на слепого – тот побежал так скоро, что на лошадях не поймать! Купец
послал погоню – нет, не догнали. Богатыри привезли купеческую дочь в
свою лесную избушку и говорят ей:
- Будь нам заместо родной сестры, живи у нас, хозяйничай; а то нам,
увечным, некому обеда сварить, рубашек помыть. Бог тебя за это не
оставит!
Осталась с ними купеческая дочь; богатыри ее почитали, любили, за
родную сестру признавали; сами они то и дело на охоте, а названая сестра
завсегда дома: всем хозяйством заправляет, обед готовит, белье моет.
Вот и повадилась к ним в избушку ходить баба-яга – костяная нога и
сосать у красной девицы, купеческой дочери, белые груди. Только богатыри
на охоту уйдут, а баба-яга тут как тут! Долго ли, коротко ли – спала с
лица красная девица, похудела-захирела; слепой ничего не видит, а
Катома-дядька, дубовая шапка замечает, что дело неладно; сказал про то
слепому, и пристали они вдвоем к своей названой сестрице, начали
допрашивать, а баба-яга ей накрепко запретила признаваться. Долго
боялась она поверить им свое горе, долго крепилась, да наконец братья ее
уговорили, и она все дочиста рассказала:
- Всякий раз, как уйдете вы на охоту, тотчас является в избушку
древняя старуха – лицо злющее, волоса длинные, седые – и заставляет меня
в голове ей искать, а сама сосет мои груди белые.
- А, – говорит слепой, – это – баба-яга; погоди же, надо с ней
по-своему разделаться! Завтра мы не пойдем на охоту, а постараемся
залучить ее да поймать…
Утром на другой день богатыри не идут на охоту.
- Ну, дядя безногий, – говорит слепой, – полезай ты под лавку,
смирненько сиди, а я пойду на двор – под окном стану. А ты, сестрица,
как придет баба-яга, садись вот здесь, у этого окна, в голове-то у ней
ищи да потихоньку пряди, волос отделяй да за оконницу на двор пропускай;
я ее за седые-то космы и сграбастаю!
Сказано-сделано. Ухватил слепой бабу-ягу за седые космы и кричит:
- Эй, дядя Катома! Вылезай-ка из-под лавки да придержи ехидную бабу,
пока я в избу войду. Баба-яга услыхала беду, хочет вскочить, голову
приподнять – куда тебе, нет совсем ходу! Рвалась-рвалась – ничего не
пособляет! А тут вылез из-под лавки дядя Катома, навалился на нее словно
каменная гора, принялся душить бабу-ягу, ажио небо с овчинку ей
показалось! Вскочил в избушку слепой, говорит безногому:
- Надо нам теперь развести большой костер, сжечь ее, проклятую, на огне, а пепел по ветру пустить!
Взмолилась баба-яга:
- Батюшки, голубчики! Просите… что угодно, все вам сделаю!
- Хорошо, старая ведьма! – сказали богатыри. – Покажи-ка нам колодезь с целющей и живущей водою.
- Только не бейте, сейчас “окажу!
Вот Катома-дядька, дубовая шапка сел на слепого; слепой взял бабу-ягу
за косы; баба-яга повела их в лесную трущобу, привела к колодезю и
говорит:
- Это и есть целющая и живущая вода!
- Смотри, дядя Катома, – вымолвил слепой, – не давай маху; коли она теперь обманет – ввек не поправимся!
Катома-дядька, дубовая шапка сломил с дерева зеленую ветку и бросил в
колодезь: не успела ветка до воды долететь, как уж вся огнем вспыхнула!
- Э, да ты еще на обман пошла!
Принялись богатыри душить бабу-ягу, хотят кинуть ее, проклятую, в
огненный колодезь. Пуще прежнего взмолилась баба-яга, дает клятву
великую, что теперь не станет хитрить:
- Право-слово, доведу до хорошей воды. Согласились богатыри попытать
еще раз, и привела их баба-яга к другому колодезю. Дядька Катома отломил
от дерева сухой сучок и бросил в колодезь: не успел тот сучок до воды
долететь, как уж ростки пустил, зазеленел и расцвел.
- Ну, это вода хорошая! – сказал Катома. Слепой помочил ею свои глаза
– и вмиг прозрел; опустил безногого в воду – и выросли у него ноги. Оба
обрадовались и говорят меж собой:
- Вот когда мы поправимся! Все свое воротим, только наперед надо с
бабой-ягой порешить; коли нам ее теперь простить, так самим добра не
видать – она всю жизнь будет зло мыслить!
Воротились они к огненному колодезю и бросили туда бабу-ягу: так она и сгинула!
После того Катома-дядька, дубовая шапка женился на купеческой дочери,
и все трое отправились они в королевство Анны Прекрасной выручать
Ивана-царевича.
Стали подходить к столичному городу, смотрят: Иван-царевич гонит стадо коров.
- Стой, пастух! – говорит Катома-дядька. – Куда ты этих коров гонишь?
Отвечает ему царевич:
- На королевский двор гоню; королевна всякий раз сама поверяет, все ли коровы.
- Ну-ка, пастух, на тебе мою одежду, надевай на себя, а я твою надену и коров погоню.
- Нет, брат, этого нельзя сделать; коли королевна уведает – беда мне будет!
- Не бойся, – ничего не будет! В том тебе порука Катома-дядька, дубовая шапка!
Иван-царевич вздохнул и говорит:
- Эх, добрый человек! Если бы жив был Катомадядька, я бы не пас в поле этих коров.
Тут Катома-дядька, дубовая шапка сознался ему, кто он таков есть; Иван-царевич обнял его крепко и залился слезами:
- Не чаял и видеть тебя!
Поменялись они своими одежами; погнал дядька коров на королевский
двор. Анна Прекрасная вышла на балкон, поверила, все ли коровы счетом, и
приказала загонять их в сарай.
Вот все коровы в сарай вошли, только последняя у ворот остановилась и хвост оттопырила. Катома подскочил:
- Ты чего, собачье мясо, дожидаешься? – схватил ее за хвост, дернул,
так и стащил шкуру! Королевна увидала и кричит громким голосом:
- Что это мерзавец пастух делает? Взять его и привесть ко мне!
Тут слуги подхватили Катому и потащили во дворец; он идет – не
отговаривается, на себя надеется. Привели его к королевне; она взглянула
и спрашивает:
- Ты кто таков? Откуда явился?
- А я тот самый, которому ты ноги отрубила да на пень посадила; зовут меня Катома-дядька, дубовая шапка!
“Ну, – думает королевна, – когда он ноги свои воротил, то с ним
мудрить больше нечего!” – и стала у него и у царевича просить прощения;
покаялась во своих грехах и дала клятву вечно Ивана-царевича любить и во
всем слушаться. Иван-царевич ее простил и начал жить с нею в тишине и
согласии; при них остался слепой богатырь, а Катома-дядька уехал с своею
женою к богатому купцу и поселился в его доме.
