Как это говорится: кто рано встает, тому Бог дает? Право, не знаю, ждет ли Феликс КОМАРОВ Божьей милости, но интервью он назначил на десять часов. Американская привычка начинать рабочий день с утра пораньше? Впрочем, Комаров, владелец Всемирной русской галереи в Нью-Йорке, хозяин популярного и среди совэмигрантов, и аборигенов Big Apple клуба «Москва», эксклюзивный дилер RR («Роллс Ройс», иначе говоря) в России, не любит, когда его называют американцем, подчеркивая, что сохраняет российское гражданство, а в Штатах лишь живет и работает. Правда, и в Белокаменную в последнее время Феликс что-то зачастил…
– Похоже, не спится вам в Москве, Феликс?
– С чего вы взяли?
– Пригласили меня на деловой завтрак, а здесь больше в чести ужины, плавно переходящие во всенощные бдения.
– Я и на бдения согласен, поскольку мне в самом деле не спится. А что до утра, то к десяти часам я успеваю кучу дел переделать!
– Тогда уместно спросить, по какому времени вы живете, уважаемый?
– По времени Феликса Кузнецова, уважаемый…
Я придерживаюсь консервативных взглядов и стараюсь не изменять им ни в Москве, ни в Нью-Йорке. Впрочем, вы правы: российская столица пробуждается несколько позже, чем Америка.
– Особенности национального бизнеса?
– Мне трудно судить объективно, поскольку, повторяю, не считаю себя американцем. Для Штатов я остаюсь россиянином. Роль, надо сказать, весьма неблагодарная.
– Отчего же?
– Разве вы не знаете, какое отношение в США ко всему, что несет на себе клеймо «Made in Russia»? Рассчитывать на попутный ветер не приходится. Более того, постоянно наталкиваешься на сопротивление, которое надо преодолевать. Я ведь стараюсь, чтобы выходцы из бывшего СССР не растворились в Америке, сохранили свое лицо, индивидуальность. Поэтому и провел три фестиваля русского балета, чествовал наших, российских, хоккеистов, выигравших Кубок Стэнли, устроил в Нью-Йорке празднование 850-летия Москвы, собрав по этому случаю более 700 гостей. И мой проект по сотрудничеству с художниками, эмигрировавшими в Америку из Советского Союза и России, по-хорошему весьма амбициозен. Со мной на контракте работали и работают шестьдесят два мастера, в том числе и Михаил Шемякин, и Олег Целков, и Эрнст Неизвестный. Я открыл галерею на 5-й авеню, в самом центре Манхэттена. Прежде мне много раз приходилось задавать себе вопрос: почему по этой прекрасной улице регулярно ходят маршем выходцы из Ирландии, празднуя день святого Патрика, почему тут могут отмечать национальные торжества греки, немцы, пуэрториканцы и прочие шведы, даже геи и лесбиянки раз в год устраивают здесь свой парад, но не россияне? Так и не сумев найти ответ, в итоге я решил, что моя галерея станет маленьким островком для всех, кто не хочет терять связи с Родиной.
– Островок в океане, точнее – за океаном?
– Да, наверное, так. Пока буду жив я, будет существовать и моя галерея.
– Русское искусство сегодня хорошо продается на Западе?
– Настоящее искусство всегда хорошо продается, доставляя людям радость. Вот и я стараюсь дарить счастье.
– И кому же достаются эти подарки?
– Нужны имена? Пожалуйста. Аль Пачино, Сильвестр Сталлоне, Деми Мур, принц Чарльз, миллиардер Дональд Трамп…
– О!
– Да, именно так! Я могу продолжать список.
– Речь идет о продаже ювелирных изделий?
– Мне не нравится такое определение. Я говорю об арте, искусстве. Да, материал может быть дорогостоящим, но истинную ценность произведение приобретает, только соприкоснувшись с руками мастеров. Когда-то в древности греческие скульпторы и художники создавали удивительные изделия из золота, увековечивая свои имена, пять веков назад творил шедевры Бенвенутто Челлини – скульптор, ювелир, авантюрист, теперь вот и я стал в этот ряд. По-моему, неплохая компания, а?
– Главное, чтобы вы себя чувствовали в ней уютно.
– С этим проблем нет. Трудности в другом.
– В чем?
– Вряд ли стоит об этом распространяться. Надо не жаловаться, а искать выход. Уверен, и на этот раз мне удастся справиться с задачей. Иначе не был бы сейчас здесь, в Москве. К слову, это мой девятый приезд в Россию за последние четыре месяца. Я начинаю напоминать себе челнок.
– Тогда уж, скорее, шаттл.
– Именно челнок! В современном значении этого слова. Им ведь именуют людей, которые ездят куда-то, чтобы создать некую базу, в первую очередь, материальную, верно? Я тоже закладываю базу на будущее, хотя в Америку и обратно летаю не за товаром, а вожу самое дорогое – себя и свои мысли.
– От полетов не устали?
– Мне это нравится! Если задуматься, я живу двумя жизнями – здесь, в России, и там, в Америке. Не боясь показаться сентиментальным, скажу о том, во что свято верю: рождается человек, и вместе с ним рождается его звездочка. Она сопровождает его по жизни, оберегает, опекает. Так сложилось, что восемь лет назад я переместился на другую сторону земного шара…
– Сложилось или вы сложили?
– Не готов однозначно ответить на ваш вопрос. Тут целая сумма обстоятельств. Даже когда человек переезжает на другую сторону улицы, этому предшествует цепь событий.
– А вы сменили континент, поэтому…
– Да ничего поэтому не случилось. Для меня это как переезд из квартиры в квартиру. Что в Америке не так, как в России? Все так.
– Правда?
– Конечно. Если не считать, что на самом деле все не так…
Словом, я переместился через океан, а звездочка моя осталась на месте, здесь.
– Значит, там появилась новая, и у вас теперь две звезды?
– По-вашему, что-то вроде подполковника?
– Ну, Феликс, не знаю. Вам виднее.
– Вы меня не слушаете. Я же сказал, что звезда не переместилась. Она может быть только одна, поскольку дается при рождении. А уж размер ее – это другой вопрос. Ты можешь быть младшим лейтенантом, майором, генералом или маршалом, но звезда останется той же. Все зависит от масштаба личности.
– Так какое у вас звание?
– Во всяком случае, размер у меня не лейтенантский, уверяю. Другое дело, что в Америке, повторяю, было маловато попутного ветра и много встречного.
– Вас выдуло в Россию?
– Меня нельзя выдуть или вдуть. Я сам решаю, где жить и чем заниматься. Главное, что мною движет – интерес. Сегодня я уже рассказывал вам о русской галерее, но пока еще не упоминал другого своего интереса: у меня в Нью-Йорке есть трехэтажный клуб «Москва», который я скромно называю заведением общепита. На первом этаже находится дискотека «Подкова». Как вы думаете, что украшает ее стены?
– Полагаю, они и украшают, подковы.
– Верно. Их более трех тысяч штук. Они привезены со всего мира. И все прибиты лично мною. Я никому этого не доверяю. Почему подковы? Так это же знак удачи. Lucky. Кстати, и имя Феликс в переводе с греческого означает «счастливый».
– И чего же вам не хватает для счастья?
– Почему вы решили, что не хватает? У меня все есть. Я ощущаю себя счастливым человеком, поскольку всегда делал только то, что мне нравилось.
Возьмем, к примеру, мой новый проект, связанный с «Кинотавром». Я хочу перенести этот популярнейший фестиваль на американскую землю и убежден, что эта идея обречена на успех.
– Марк Рудинштейн разделяет вашу уверенность?
– Думаю, лучше спросить об этом у него самого, но Рудинштейн не кажется мне человеком, который станет понапрасну тратить время на пустые прожекты. Раз он активно включился в работу, значит, не сомневается в конечном результате.
– А каким он видится вам? Результат, а не Рудинштейн, разумеется.
– Уже есть предварительный сценарий. Предполагается, что в Нью-Йорк приедет большая группа популярных артистов из России, состоится торжественное открытие фестиваля, в чем-то напоминающее сочинскую церемонию – с красной ковровой дорожкой, с проходом участников. Затем в течение недели будут идти показы кинофильмов, встречи со зрителями, творческие вечера выдающихся мастеров экрана и сцены – Олега Янковского, Нонны Мордюковой, Олега Табакова, Александра Абдулова…
– Место действия – Брайтон-бич?
– Отнюдь. Манхэттен, Бродвей. Мы же не местечковое мероприятие затеваем, а настоящий праздник.
– А в Сочи на «Кинотавре» вы бывали?
– Нет, но я взял у Марка Рудинштейна пленки, все внимательно посмотрел. Со многими участниками команды, которые готовят «Кинотавр», я знаком, так что тут нет для меня никаких секретов. Впрочем, для гостей нашего шоу секреты будут, вернее сюрпризы. Я рассчитываю, что в фестивале примут участие и звезды Голливуда, среди которых у меня много друзей. Понимаю, что российский кинематограф сегодня не является ведущим в мире, но я считаю своим долгом привлечь к нему внимание в Америке. Для этого, мне кажется, не грех в разумных пределах использовать и дружбу. Когда люди видят мои фотографии вместе с Шарон Стоун, Кевином Костнером, Деми Мур и прочими звездами, они часто говорят: «Какие красивые снимки». А я отвечаю: «Это не снимки, а отношения». Поэтому и рассчитываю, что мои американские друзья откликнутся на предложение и посетят в качестве почетных гостей «Кинотавр», что только поднимет уровень нашего мероприятия.
– А вы знаете, что уже была попытка провести «Кинотавр» за пределами России? Однако в Каннах первый блин по традиции получился комом.
– Значит, наш блин будет уже вторым, так?
Скажу вам откровенно: я не знаю, на какой кухне пекли каннскую версию «Кинотавра», но опыт мне подсказывает, что есть повара, которые всю жизнь умудряются вместо блинов производить исключительно комья. У меня же пока не было еще ни одного провального дела. Не стану гарантировать, что с первой попытки смогу изготовить нечто, способное удовлетворить вкус самых изысканных гурманов, но то, что это не будет ком, готов заверить уже сейчас. В данной ситуации я говорю не от имени «Кинотавра», а от своего собственного. Да, у сочинского фестиваля стабильная репутация, ее нельзя ронять, но ведь и у меня есть имя, которым я дорожу. Для кого-то, может, это и мелочь, но не для меня. Раз пообещал праздник, значит, так и будет. Ведь праздник – это я!
– Прямо по Хемингуэю.
– Разве?
– Ну да, у него была книжка «Праздник, который всегда с тобой».
– Точно, и мой праздник всегда со мной. И я могу им поделиться.
– Вопрос еще в том, есть ли потребность в этом самом празднике. Ведь в Нью-Йорке уже проходит фестиваль русских фильмов, который второй год организовывает Александр Журбин. Не многовато ли нашего кино на вашу Америку?
– Мне не кажется, что даже двенадцать подобных фестивалей в год – это перебор для Нью-Йорка.
– Да ну?
– Конкуренция стимулирует. Что касается журбинского фестиваля, то я знаю о нем не понаслышке, поскольку заключительный банкет организаторы устраивали в моем общепите, то бишь в клубе «Москва».
– Тем более вы должны были заметить, что у нас, как говорил товарищ Сталин, нет других писателей. В смысле – иных актеров и кинофильмов. Поэтому те, кто гостит у Журбина, потом плавно перетекут и на «Кинотавр». Покажите мне зрителей, которые повторно пойдут смотреть одни и те же картины или слушать тех же артистов.
– Между нашими фестивалями интервал в полгода. По-моему, вполне достаточный срок, чтобы нью-йоркская публика успела соскучиться по русскому кино.
– Какие фильмы нравятся, Феликс, вам? Назовите для примера что-нибудь пристойное из того, что увидели за последние месяцы.
– Предпочел бы воздержаться от упоминания конкретных лент, наверное, это с моей стороны будет не слишком корректно. Я не уклоняюсь от ответа – нет, а всего лишь считаю, что не вправе афишировать свое мнение, чтобы не навязывать его другим. К слову, я никогда не отвечаю и на вопрос об отношении к тому или иному художнику. Зачем? Люди имеют глаза, сами все увидят, оценят и поймут. Что же касается кино, то готов сказать одно: разговоры о смерти российского кинематографа кажутся мне сильно преувеличенными. Не беспокойтесь, на наш с вами век хороших отечественных картин хватит. Правда, критерии «хорошести» у каждого свои. Я, к примеру, не считаю, что кино должно воспитывать или учить. Для этого есть родители, педагоги. Кино же призвано в первую очередь радовать. Выбирая в данном случае между Макаренко и Макаревичем, я предпочел бы второго. Пусть с экрана звучат песни, шутки, смех, а не нотации и нравоучения. Повторяю, кино обязано дарить людям праздник. Российские режиссеры и актеры с этой задачей, по-моему, не разучились справляться. Значит, и в Нью-Йорке будет, что показать. Наш «Кинотавр» замышляется как красивое мероприятие с участием красивых людей. Что в этом плохого? Во всяком случае, это лучше, чем скучно рассуждать об укреплении российско-американских отношений.
– Словом, вы замахиваетесь на рубль.
– Нет, тогда уж на доллар. И ударим, будьте уверены, не на цент. Впрочем, я не люблю без нужды руками размахивать. Настоящие дела совершаются сегодня без эффектных жестов – рационально, скупо, зато основательно и серьезно.
Поэтому и сейчас не хочу произносить лишних тирад. Пусть фестиваль сам скажет за себя, а мы с вами сможем потом подвести итоги. Для этого будут все возможности в апреле следующего года в Нью-Йорке. Ждать осталось недолго, а, следовательно, с наступающим праздником вас!
– Алаверды.
– Вы же уже знаете: мой праздник всегда со мной.
Андрей ВАНДЕНКО