«Коммуна»: Тюремок

Ежели «шведская семья» да супротив датской коммуны — кто кого сборет? Холодное европейское кино обо всем сразу — ценностях, глупостях и пакостях. Винтерберг в своей колее.

Скромный датский препод-архитектор Эрик внезапно получает в наследство родовое гнездо — обветшалую домину на 400 квадратов. Прокормить такие хоромы самому ему не под силу, а потому жена-телевизионщица Анна предлагает устроить коммуну — этакую коммуналку для друзей и знакомых. Набирается с десяток желающих: все много смеются, купаются голышом, смело смотрят на солнце и в будущее. На дворе 1970-е — в моде клеш, идиотские прически и свободные нравы. Именно последние и станут камнем преткновения, и прилетит камень этот в огород исходной семьи. Когда Эрик найдет себе молодую студентку, Анна решит: пусть тешится, лишь бы на виду. Однако приглашение соперницы в коммуну будет необдуманным и роковым.

***

Еще одно хорошее кино. И вновь сколь хорошее, столь же и малопонятное народонаселению.

Ах да, фильм! Он славный. По хорошей винтерберговской традиции несколько претенциозный и нарочито неспешный, но вполне себе вдумчивый, меткий и не столько необходимый, сколько желательный. Винтерберг, если кто не знает, это тот самый режиссер, что в одной кадке с фон Триером клялся и божился при любых обстоятельствах трясти камерой, плевать на декорации и не придавать именам слишком большого значения. С тех пор прошло немало лет, и сегодня Винтерберг, пожалуй, единственный из подписавшихся, кто не погиб в могучей тени затейника-Ларса. Однако что-то важное он себе там все-таки отморозил — уж больно непростое кино снимает.

Там, где фон Триер предпочитает толстый троллинг, у Винтерберга всегда царят какие-то тонкие материи. Правда, царят уж как-то слишком в лоб — фестивалям такое обычно нравится, а вот публика дергается. «Торжество», «Охота», «Субмарино», нынешняя «Коммуна» — все они о торжестве человечьего непотребства над тонкой коркой цивилизации. О непонятости и непонимании. О любви, понятно. И о том, куда мы все старательно мостим дорогу своими мнимо благими намерениями. И смех, и грех, в общем, и злая сатира между всхлипываниями.

В «Коммуне», как и во всей винтерберговской фильмографии, легко увидеть многое и при этом не заметить ничего. Каждое высказывание — оксюморон в себе, сложное лицо и авторская фига, из кармана зачем-то переехавшая непосредственно между глаз. Только слепой не заметит в этой датской общаге аллюзий на Евросоюз. Только идиот будет радостно тыкать в это пальцем и вопить, как глубоко он понимает авторский замысел.

Тут нет какой-то изысканной драматургии и неожиданных сюжетных поворотов. Артисты не тянут на себя Станиславского и не выпадают в окно от чрезмерных усилий. Музыка вполне бы подошла для хоррора средней руки. Сонные движения камеры разрывают лишь истерические крупные планы, а в здешней цветовой гамме хочется тихо лечь и угаснуть.

Фильм не столько для сердца, сколько для раздумий. Жалеть тут особо никого не хочется — разве что девочку с божественным именем Фрейя (да и та, похоже, пока нашла себя, а уж потом — хоть потоп). Остальных Винтерберг дежурно режет без ножа, оставляя поле боя без крови и ливера.

Однако зверское напряжение возникает уже буквально через полчаса после начала. И между артистами тут не просто химия, а уже целая атомная электростанция, которая вот-вот рванет. Атмосферу в фильме реально можно пилить ржавой ножовкой, а она будет при этом вырываться и вопить. Простейший любовный треугольник, которому в обед пару тысяч лет, разыгран с жутковатой простотой, которая хуже воровства. Ибо ворует она душевный покой.

И предсказуемое разрешение патовой ситуации тем страшнее, чем неуклоннее. На одном из виражей бывшая семья потеряет не только человеческий облик, систему ценностей дочери и нормальные отношения, но и надежду. И все это при молчаливом попустительстве общества, без которого в этом мире нельзя, но которому на тебя плевать — лишь бы тихо было.

Победителей при таких раскладах суд истории мочит даже прихотливее, чем свидетелей. Просто поймут они это позже… Пусть не сразу, но колесо сансары догонит каждого. Всем будет плохо, все уйдут обиженными — чем не приговор могучей европейской кучке, раз за разом подбирающей на обочине материка новых членов, а потом не знающей, как и куда их сбагрить?! И чем это не приговор всем нам, которые так нечеловечески любят человеческие ценности, что забыли о них напрочь?! Миром, конечно, правит любовь, только вот как найти этот мир? Куда помчаться-то за ним? Не дает на то ответа ни Русь-тройка, ни Европа-егоза, ни Винтерберг-соглядатай.

И только сэр Элтон Джон в финале грустно тянет о пресловутой дороге из желтого кирпича, которая нынче зачем-то никуда не ведет…