Премьера балета «Гамлет» на музыку Шостаковича в постановке Раду Поклитару и Деклана Доннелана состоялась на Новой сцене Большого театра 10 марта 2015 года. В отличие от скандальной «Пиковой дамы» Льва Додина, танцевальное переложение Шекспира московские критики разругали не столь категорично.
- Спектакль получился в духе новомодных представлений и «пьес без слов», что так востребованы сегодня в московской драме. Хореографии минимум, в основном следующие друг за другом и нанизанные на нить сюжета тщательно выстроенные мизансцены с довольно интересными режиссерскими решениями, сдобренные мимикой, жестом и изобретательным современным танцем. Но все это схематично, рассудочно, и главное безэмоционально. Что называется, отменная «пища для ума».
Впрочем, сцена похорон Офелии в которой Гамлет под душераздирающий вскрик толпы вытаскивает покойницу из гроба, сделана сильно и «пробирает до костей». Как и великолепная игра Дениса Савина (Гамлета) и абсолютно всех артистов, занятых в спектакле: Анастасия Сташкевич (Офелия), Анна Балукова (Гертруда), Юрий Клевцов (Клавдий), а также Александр Петухов, Игорь Цвирко, Денис Медведев, Виктор Барыкин, Евгений Сазонов и Юрий Островский», — пишет критик «МК» Павел Ященков.
Резко отрицательно высказалась о постановке критик «Коммерсанта» Татьяна Кузнецова:
- Отказав в интеллектуальных способностях балету как жанру, соавторы столь же скептически оценили интеллектуальный уровень балетной публики. “Гамлета” нам рассказывают, как мыльный сериал. Вот день рождения малолетнего принца (Гамлету, Лаэрту и Офелии лет по десять): любящие родители, почтительные придворные, Йорик в виде клоуна с зонтиком. Вот малолетних героев подменяют взрослые, и деятельный дядя, всучив Гамлету чемодан, выпихивает его за границу. Вот старого короля, распростертого на кровати-каталке, свора медиков залечивает до смерти, а горюющую у тела Гертруду лицемерно утешает Клавдий. Вот вернувшийся Гамлет попадает на свадьбу дяди и матери; вот призрак отца в больничной пижаме, материализовавшись из дымной квадратной дыры в заднике, показывает сыну правду об убийстве: в той же клубящейся белым дымом потусторонней дыре разыгрывается пантомима — Клавдий наливает яд в ухо спящему королю. И таким вот образом — серией пантомимных эпизодов с минимальным вкраплением пластических отступлений — трио авторов добирается до конца пьесы.
- Драма в этом спектакле идет за музыкой, а хореография — за драмой. Преобладание хореографических этюдов и пантомимы над чистым танцем оказалось выгодно старшему поколению танцовщиков труппы, проявивших себя блестяще, — оправдывает режиссерский ход Ольга Завьялова из “Известий”.
В целом рецензенты сходятся в одном: в балете не хватило балета.
- В спектакле есть несколько сцен, когда работает именно язык танца – например, тот момент, когда только что получивший власть Клавдий «выстраивает под себя» Лаэрта и Полония – он демонстрирует свое движение (несколько манерный шаг с дрыганьем ножкой вбок) и учит их двигаться так же; придворные быстро осваивают науку. Или тот, когда Гамлет гневно обличает мать – а рядом полдюжины Гертруд позволяют полдюжине Клавдиев их ласкать и скользить щекой по их щиколотке. Но авторы не выстроили героям ни одного развернутого танцевального монолога – спектакль собран из нарезки мелких сцен, в которых драматической игры больше, чем танца, — недоумевает Анна Гордеева из «Ведомостей». — Говорят, у каждой эпохи свой Гамлет. Если так, то худрук Киевского модерн-балета Раду Поклитару и худрук английского театра Cheek by Jowl Деклан Донеллан считают наше время временем жертв и временем торжества чувств в отсутствие мыслей. Возможно, и не слишком ошибаются.
