Маргарита Борисовна стоит у своего подъезда и разговаривает с небрежно одетым мужчиной в спецовке, с трудом удерживающим себя в вертикальном положении. Когда сидящая рядом такса Глаша время от времени лает на собеседника моей приятельницы — она не любит пьяных — Маргарита поворачивается к ней и начинает раздраженно успокаивать. В этом ей пытается помочь её странный визави, но Глаша только сильнее лает в ответ на его призывы замолчать. Уже издалека слышен их разговор.
— Ну, Николай, ну я Вас умоляю! — просящим тоном взывает к собеседнику Маргарита. — Это отравляет мое существование!
— Борисовна! — вскидывая руку в знак серьезности своих намерений, чеканя еле выговариваемые слова, отвечает облаиваемый субъект. — Молоток! Борисовна, молоток! Верь Коляну, молоток! Хочешь? Два молотка! Без сомнения чтобы. Все будет ладом!
На энергичные потрясания кулаком возле лица хозяйки Глаша опять поднимает лай.
— Глаша, дай в конце концов поговорить, дрянь ты такая! — со страданием на лице призывает хозяйка.
— Клаша, тебе русским языком говорят — заткнись! — поддерживает собеседницу мужчина.
— Николай, я живу в постоянном ужасе, что могу залить нижних соседей, больше недели не пользуюсь ванной. Сама не моюсь, черт с ним, но собаку помыть нормально не могу. Это мучение! Приходите, я Вас умоляю, наладьте мне сток!
— Борисовна, сказал тебе — молоток! Два молотка! — махая рукой для пущей убедительности, заверяет собеседник. — Двум молоткам верь, Борисовна. Клаше твоей без ванны никак нельзя, я понимаю. Да и тебе невредно помыться иногда, верь слову, Борисовна. Я понимаю. Приду. Два молотка!
Начавшая опять лаять в ответ на энергичные махания руками Маргаритиного собеседника Глаша замечает меня, кидается в мою сторону, натягивая поводок. Маргарита тоже увидела меня:
— Катя, здравствуйте. Подождите минутку, мы уже домой идем, договорю вот с Николаем.
Собеседник смотрит на меня:
— Что, Борисовна, дочка это твоя? Молодец, хвалю, — с улыбкой одобряет меня мужчина.
— Какая дочка, Николай?! Вы же знаете, что у меня никогда не было ни мужа, ни детей.
— Не было, да появилась. Может, скрывала где до времени, на стороне росла. А тут и объявилась, разыскала мать. Родную мать кто заменит?
— Что за глупости болтаете, Николай?! — возмущается Маргарита.
— Не тушуйся, Борисовна. Я — молоток. Я — никому. По молодости кто не грешил? Дело молодое. Ребенка без мужа признать да еще интеллигентной, вроде тебя, стыдно. Ну и пристроишь дитя куда-нибудь. А потом раз — объявление: здравствуй, мама. Не тушуйся, Борисовна.
— Что за ерунда?! С какой стати я своего ребенка бы прятала? Что Вы болтаете? — кипятится под понимающие снисходительные улыбки собеседника Маргарита. — Придет же такое в голову! Где это видано?!
— Да где видано? Вон посмотришь, к примеру, на бразильцев, так они своих детей только взрослыми уже и видят, поздно в жизни встречаются. По молодости согрешит, кинет где-нибудь ребенка. А потом то сама разыскивает, то он маму-папу определяет. Или на машине едет беременная — и в столб! Очнулась — ни памяти, ни пуза. Тоже восстанавливать приходится. Чего беременным за руль садиться? У меня вот, слава Богу, машины нет, в столб не врежусь. А то отшибет память — беда, Борисовна. Я ведь всем в долг даю, а записывать лень, кому и сколько. Все у меня в памяти. Ну и отшиби мне ее? Сами ни в жизнь не принесут, по-честному чтобы отдать. А узнай они, что я без памяти остался — не дождешься отдачи, ни одна рожа добровольно не явится. Без машины обхожусь. В Бразилии, я посмотрел, и семей-то нормальных нет: где у жены на стороне детей сама не упомнит, сколько; где у мужа такая же картина; где оба без памяти живут; где миллионы поделить или выкрасть друг у друга никак не могут, изревелись все. Не жизнь, а сплошная маята. У нас вот с Галькой, слава Богу, нормальная семья: один лоботряс вырос, на стороне никого нету. Я бабам всегда говорил: залетишь — делай аборт, мне ребенок на стороне ни к чему. И моя пьяная созналась, что до меня два аборта сделала, тоже сторонних детей не завела. Так что у нас все прилично, никаких детей на стороне. Миллионов тоже, слава Богу, ни от кого не дождались, делить не с кем. Тоже семью укрепляет. У меня Галька найдет заначку — сразу и вытащит, да на меня потом орет, что укрываю. Какое ей дело до моего калыма? Зарплату до копейки отдаю, да еще за левые отчитывайся. А заведись у меня миллион? Я бы ей его не выдал, конечно. А где его так спрятать от нее, — чтобы не нашла миллион-то? Это же чемодан денег. Она и сторублевку отыскивает, куда ни прячь. В последний раз в её же сапог под стельку сунул, думал, летом не будет у себя в сапоге шарить. Нашла! Да сапогом этим меня и огрела. А если бы она миллион обнаружила? Прибила бы совсем! Ну а нету — и в семье все в порядке. Бразильцев этих пожалеешь. Одна у них радость — карнавал.
— Николай, Вы лучше меня пожалейте, устраните мне течь, я Вас умоляю, — возвращается к прерванной теме Маргарита.
— Борисовна, я же сказал: два молотка. Чё тебе еще надежней надо?
— Но когда Вы придете?
— Как только все срочное сделаю — сразу к вам с дочкой. Дочке тоже в ванной надо помыться, дело молодое, я понимаю. Жди, Борисовна, как все срочное сделаю — сразу к тебе, верь слову. Срочную работу сперва делать надо. Срочно деньги зарабатывать.
— Я Вам тоже заплачу, Николай.
— Ха, заплатит она! Конечно заплатишь, куда денешься? Но столько, сколько мне за срочную дают, ты мне со своего профессорского пособия не выдашь.
— Почему? Сколько надо — столько и заплачу, — с достоинством произносит уязвленная доктор наук.
— Сколько мне надо она заплатит! Да сколько мне надо, ни один, даже новый русский грузин с пятого этажа у вас не заплатит. Мне миллион надо. Дашь ты мне его? Нет! А говоришь, заплачу. Не дашь, вот и сиди, жди, когда я срочную сделаю. Потом сразу к тебе. Верь слову.
— Но когда это конкретно будет, Николай? Вы больше недели обещаете. Сколько же можно ждать?
— Борисовна, я же понимаю, что без Коляна тебе — хана. Приду. Конкретно приду. Пока в тазу мойся. Немытая не ходи. Я как все сделаю — мухой к тебе, конкретно, верь слову, — обнадеживает, махая свободной рукой, слесарь. — Я пошел, у меня в 25-м доме заливает. А ты жди. Кто тебе починит, кроме Коляна? У вас в доме собака — и та сучка. Кто вам течь устранит, если одни бабы живете? Я все понимаю. Жди, два молотка, — вскинув руку в последний раз, Николай, пошатываясь, уходит.
— Боже мой, Катя, я погибаю! Больше недели не могу допроситься устранить течь в ванной. Слыхали, какие советы дает вместо работы? Что мне делать?! Я не могу так больше жить! Все хотят моей смерти!
— Больше недели на устранение течи не приходит слесарь по заявке? — удивляюсь я. — Звоните в дэз, в управу…
— Да нет же, заявку я не подавала. Меня этот Колька, которого я знаю больше десяти лет, попросил не подавать заявки на диспетчерскую, чтобы ему не зашиваться, а звонить лично ему. Он в удобное для себя время придет и все сделает. Я понимаю, что у него много работы, поэтому так всегда и делаю. А он, видите, не идет и не идет.
— Так подайте заявку официально, он сразу придет, — советую приятельнице.
— Как можно?! Я же обещала человеку! Подведу его.
— Но он Вам тоже обещал и подводит.
— Катя, что Вы меня равняете с пьяным слесарем? Не хватало мне еще ему уподобляться! Может, придет все-таки, — с надеждой и отчаянием в голосе заключает Маргарита, открывая двери квартиры. — Поставьте чайник, я пойду мыть Глаше ноги. С неисправностью ванны — это целая история.
Я хозяйничаю у плиты под Маргаритины призывы к собаке успокоиться и дать себя помыть и поскуливание и гавканье Глаши, слышащей хлопоты на кухне и рвущейся присоединиться ко мне.
Наконец помытая собака вбегает, виляя хвостом, в ожидании угощения.
— Глафира, ничего не получишь! У тебя диета. Строжайшая! Только овощи и отруби. Все! Разговор окончен! Бери свою морковь и проваливай! — Маргарита дает собаке огромную морковь. Та берет любимый овощ и удаляется под кровать в комнате.
— О! Видали? Не доверяет нам, как бы не откусили, — комментирует демарш собаки Маргарита. — Вы видите, с кем мне приходится общаться? Понимаете, я не могу разговаривать с пьяными. Не умею. Меня всю жизнь и дома, и работе окружали люди непьющие, и я просто не научилась понимать нетрезвых и формулировать свои мысли в доступной им форме. Конечно, слесари, дворники и раньше пили. Но с ними общались наши домработницы или папа. А теперь, оставшись одна, я вынуждена сама иметь с ними дело и чувствую себя иностранкой: мы говорим на разных языках. А в моем возрасте изучение другого языка, как вы понимаете, затруднительно. Конечно, папа выпивал по праздникам. Но никогда не был пьян. Я, кстати, во многом поэтому не вышла замуж: стоило мне услышать запах спиртного от молодого человека — я прекращала с ним общение. А зря… Ну да что сейчас об этом говорить? Теперь зато общаюсь с мужчинами, от которых иных запахов не стоит ожидать. Коллеги мои тоже не пили. Может быть, дома, на досуге, но выпившими не видела никого. Доходило до курьезов.
Из книги Екатерины Глушик «Простые разговоры»