“Все русские – шпионы!” – на полном серьезе говорит мой друг Патрик, который, видимо, до сих пор не может избавиться от стереотипов, вдолбленных в сознание миллионов американцев могучей пропагандой времен “холодной войны”. Когда Патрик представляет меня своим знакомым, он так и говорит: “Это – Ярослав, русский шпион!”
Русская мафия. Брайтон-Бич пользуется дурной славой у большинства американцев. Приблизительно такая же слава еще четверть века назад была у Гарлема, где белый человек воспринимался не менее странно, чем Миклухо-Маклай среди папуасов. Большинство американцев боятся Брайтон-Бич, который ассоциируется у них одновременно и с “русскими шпионами”, и со знаменитой русской мафией, вытеснившей в их сознании легендарную итальянскую мафию, воспетую в многочисленных детективах и кинобоевиках (прежде всего в “Крестном отце” Копполы).
Трудно сказать, насколько реально существование русской мафии, но каждая газетная публикация, посвященная разоблачению и поимке очередного русского мафиози (последний раз это был знаменитый Япончик), подогревает эту боязнь и автоматически переносит ее на всех русских эмигрантов.
“Русский бизнес” – выражение, характеризующее действия, плохо укладывающиеся в умах американцев. Кажется, русские способны на все, чтобы обойти американские законы: они продают разбавленный бензин или покупают растительное масло, а потом сбывают его как машинное, накручивая цену и экономя на налогах. Причем делается это в таких масштабах, что прибыль исчисляется в миллионах…
Человек – коллективное животное. Человек не может жить один, без стаи (или стада). Особенно если он русский, у которого коллективизм – в крови и в генетическом коде. В Нью-Йорке, где все жизненное пространство поделено между человеческими стаями, Брайтон-Бич – это такая же колония для русских, как Гарлем для чернокожих, Чайнатаун для китайцев или Маленькая Италия для итальянцев.
Первые полгода жизни в Нью-Йорке я не испытывал никакого интереса к общению со своими соплеменниками и к знакомству с Брайтон-Бич. Но наслушавшись страшных рассказов друзей-американцев, наперебой отговаривавших меня от поездки в этот рассадник преступности и шпионажа, я поехал туда из чувства противоречия и из зоологического, исследовательского интереса. 40 минут на метро на юго-восток от центра Нью-Йорк Сити через весь Бруклин до конца говорят только по-русски. Русские названия магазинов и кафе, русские вывески и объявления, многие из которых кажутся заимствованными из Ильфа и Петрова. “Профессиональный портной выполнит любые заказы по починке и покрою одежды” – никому из американцев не пришла бы в голову такая реклама, так как понятно, что если портной выполняет заказы, то этот портной – профессиональный, и об этом не нужно специально упоминать, чтобы у клиента не возникли сомнения по поводу его профессионализма. Точно так же – “В продаже свежее мясо и рыба” – примета сугубо русского менталитета, так как обычно в Америке несвежее мясо или рыбу не продают. Наверное, именно на таких мелочах лучше всего проявляются различия в образе мышления и жизни русских и американцев.
Признаться, место массового обитания бывших соотечественников показалось мне не менее экзотическим, чем Чайнатаун. У меня было странное ощущение, будто я очутился в Советском Союзе 60-х годов, времен “развитого социализма”, которые я не застал, к счастью, но знаю по замечательным книжкам и фильмам того времени. Оказавшись в новом для себя месте, новом, абсолютно новом мире, эти люди вовсе не собираются жить по его законам и обычаям. Кажется, все, о чем они мечтают, – это воссоздать здесь ту серую и убогую жизнь, которой они жили там, до эмиграции. Странным образом даже ландшафт Брайтон-Бич показался мне до боли советским.
Эмигрантская культура, круто замешанная на блатной зековской эстетике, несколько лет назад одержала триумфальную победу над культурой метрополии, ввалившись на эстрадные подмостки, книжные и газетные страницы, экраны кинотеатров и телевизоров. В то же время многие отечественные знаменитости, добровольно эмигрировавшие в Штаты в погоне за пресловутой Американской Мечтой, стали частью этой эмигрантской культуры.
Композитор Александр Журбин, автор первой советской рок-оперы “Орфей и Эвридика” и известных всей стране шлягеров, здесь перебивается выступлениями в эмигрантских кабаках. Один из столпов отечественной эстрады, поэт-песенник Илья Резник первые два года эмиграции влачил полунищенское существование. Легендарная Жанна Агузарова, “блиставшая” поначалу в захолустном ресторане “Черное Море” в Лос-Анджелесе, после триумфальных гастролей с “Браво” в России и Израиле была со скандалом уволена из ресторана и сейчас числится безработной. “Лицо советского ТВ”, диктор Марина Бурцева (изменившая свою фамилию на Левинсон, по мужу) не ужилась в Израиле и сейчас работает на местной телекомпании, аудитория которой в тысячи раз меньше, чем останкинская. Звезды советского кино, блестящие актеры Елена Соловей, Родион Нахапетов и Елена Коренева в Америке имеют статус, далекий от звездного, время от времени появляясь в эпизодических ролях, подобно покойным Савелию Крамарову и Александру Годунову, бывшему советскому балетному танцовщику № 1, решившему остаться в Америке во время гастролей Большого театра в 1979 году. Гордость отечественного спорта, олимпийская чемпионка, фигуристка Ирина Роднина, кажется, еще совсем недавно рыдавшая при звуках советского гимна в порыве патриотизма, сейчас живет в пригороде Нью-Йорка, где тренирует будущих американских чемпионов. Известный некогда поэт Петр Вегин работает редактором лос-анджелесской малотиражки “Курсив”, основную часть публикаций которой составляют пиратские перепечатки и так уже сто раз перепечатанного всеми Дэйла Карнеги и других западных авторов, чьи имена (для конспирации!) заменяются остроумными псевдонимами. Все, что интересует сейчас Петра Вегина как человека, поэта и редактора, – это размер груди Памелы Андерсон, секс-бомбы из популярного телесериала “Bay Watch”.
Мой знакомый, работающий под началом Вегина, рассказал мне, что владелица газеты, бывшая продавщица винно-водочного магазина, имеет обыкновение появляться в редакции с селедкой в руке, по которой стекает жир. “Нам нужно обязательно напечатать статью о той легендарной голливудской актрисе, которая пользовалась популярностью у мужчин, потому что умела скатывать сигару о свою ногу, – заявила однажды “селедочница”. – Я забыла ее имя. Нет, это не Мэрилин Монро! И не Элизабет Тэйлор…” На следующий день она пришла, осененная: “Ту голливудскую звезду звали Клеопатра!” Уверен, что многие обитатели Брайтон-Бич искренне уверены, что Клеопатра – это голливудская звезда с размером груди Памелы Андерсон и сигарой, как у Дэвида Леттермана.
Язык Брайтон-Бич. В Нью-Йорке всю жизнь можно прожить без знания английского, не выходя за пределы своего квартала и общаясь только с представителями своей диаспоры, – как большинство русских с Брайтон-Бич, китайцев в Чайнатауне и негров, которые родились в гетто черных кварталов и говорят на сленге, малопонятном даже для большинства нью-йоркеров, и испуганно шарахаются в сторону, услышав настоящую английскую речь. Впрочем, настоящую русскую речь здесь тоже редко услышишь, в основном это чудовищная смесь местечковых диалектов, щедро сдобренная русско-американским сленгом и матом.
Саша работает на местной русскоязычной радиотелекомпании. Он подарил мне приемник, настроенный на одну волну и разговаривающий только по-русски. Основное эфирное время занимают синхронные переводы популярных телепрограмм и “мыльных опер”, – для тех, кто за годы, проведенные в Америке, так и не удосужился выучить английский. Эта радиотелекомпания – заповедник девственной советской журналистики и реликтовых советских журналистов. Как сохранились они за все эти годы? Как умудрились сберечь эти неподражаемые интонации, этот неповторимый язык и стиль, который я определил для себя как голос из прошлого? Этот приемничек для меня – неисчерпаемый источник вдохновения. На днях включил его, а там – очередной рассказ о героях Советского Союза, разбросанных судьбою по городам и весям необъятной Америки, потом – передача о Яне Френкеле…
Когда я встречаю русских на улицах Нью-Йорка (а это происходит довольно часто), мне становится не по себе от их разговоров. Что они говорят, о чем они говорят и как они говорят!!! О великий и могучий!.. Конечно, разговоры американцев на улицах Нью-Йорка ненамного содержательней, но это их проблемы. По крайней мере мне за них не стыдно и не обидно за их державу.
О чем говорят на Брайтон-Бич. По вечерам толпы русских эмигрантов выходят на дощатый пирс Брайтонского Пляжа для прогулки и общения. Все знают друг друга и чинно раскланиваются при встрече. Может быть, так общались наши предки, и этот ностальгический ритуал сохранился в российской глубинке, но я ничего подобного в своей жизни не видел. В Америке вообще не принято слишком тесное и частое общение между людьми. Друзьями здесь считаются люди, раз в неделю или даже в месяц созванивающиеся по телефону. Трудно себе представить, чтобы американцы тратили столько времени на бесцельное личное общение, прогулки или обсуждение последних новостей.
В сознании русских эмигрантов по-прежнему существуют два враждебных лагеря: мы (русские) и они (“америкосы”). И это – несмотря на то, что они сами добровольно сменили гражданство, став американцами, полноправными гражданами Соединенных Штатов Америки, основой идеологии которых является патриотизм! Матерные антисоветчики, лютой ненавистью ненавидевшие советскую власть и все, что связано со страной, в которой они родились и выросли, сейчас они испытывают ностальгию по тем временам, когда Советский Союз был сверхдержавной и когда на Западе русских уважали, потому что боялись. Несмотря на то, что подавляющее большинство русской эмиграции в Америке – это евреи, эмигрировавшие из СССР, спасаясь от русского антисемитизма, даже многие из них сейчас прониклись имперскими амбициями и называют себя русскими.
Двумя основными темами разговоров русских эмигрантов являются покупки и политика: “Вчера купила носочки, а они оказались такого паршивого качества!..” “Горбачев страну развалил…” “В соседний мебельный кресла завезли дешевые. Так я пока собиралась, их уже разобрали!” “А Клинтон тоже ведь не дурак… Ельцин правильно сказал…” Нет никаких сомнений, что каждая местная кухарка с радостью бы взялась управлять государством. Забавно, что о политике обитатели Брайтон-Бич говорят так, будто только что вернулись со встречи на высшем уровне, а о покупках – так, будто в Америке существует дефицит товаров.
Шоппинг, самое элементарное и обыденное здесь дело, занимает большую часть времени “бывших русских”. Если среднестатистический американец совершает покупки один раз в две-три недели, то для большинства обитателей Брайтон-Бич, одержимых “вещизмом”, вся жизнь проходит в постоянном поиске чего-то особенного. Как правило, их выбор останавливается на чем-то дешевом и не особенно качественном.
Что носят на Брайтон-Бич. Преобладают малиновые, красные или фиолетовые пиджаки с большими блестящими пуговицами от Армани и Версаче, усиленно пропагандируемые в России Романом Виктюком. В Нью-Йорке, где каждый может выбирать себе имидж и одежду на свое усмотрение, “бывшие русские” выделяются однообразием своего вида и умением сочетать несочетаемое: пиджак с физкультурными штанами, костюм с кроссовками и кепкой-бейсболкой и т.д. Матвей Ганапольский – идеальный собирательный образ жителя Брайтон-Бич.
“Вот так мы жили. Так и живем. И так и будем жить, пока не умрем! И если мы живем вот так, значит – так надо!” – пел покойный Майк Науменко, лидер питерской рок-группы “Зоопарк”. Брайтон-Бич похож на зоопарк не только дикостью местных нравов и обычаев, но и агрессивным неприятием всего того, что хоть как-то противоречит этим нравам и обычаям. Если большинству нью-йоркцев совершенно безразлична моя экзотическая внешность – красные волосы, обилие сережек и странная одежда, то обитатели Брайтон-Бич считают своим долгом высказать негодование в мой адрес, тыкая пальцем и приговаривая “Вот, бля, напялил!” Они произносят это громко, без стеснения и боязни, что я понимаю смысл сказанного, так как у них в голове не укладывается, что я – русский, что русский может так выглядеть. Точно так же они комментируют внешность окружающих в метро или на улице, и иногда у меня возникает сильное желание подойти к ним и ответить в том же духе, вспомнив родную ненормативную лексику.
Что слушают на Брайтон-Бич. Эмигрантские сердца безраздельно принадлежат блатным песням и отечественной эстраде. В то время, как самородки из эмигрантских кабаков уже освоили самые престижные сцены и залы метрополии, бесконечная череда российских попсовиков-затейников развлекает Брайтон-Бич. Все русские магазины здесь увешаны многочисленными афишами с именами российских поп-звезд. Конечно, залы невелики, но иногда случаются аншлаги в 5 тысяч человек, а то и больше. Билеты на концерты Лаймы Вайкуле стоили от 50 до 100 долларов – дороже, чем на концерт Мадонны. Наверное, им действительно стоило оказаться в Америке, чтобы платить такие деньги за родные мотивы.
Мой знакомый рассказал мне о триумфе Ирины Понаровской и Бориса Моисеева в Лос-Анджелесе, где они выступали в синагоге перед еврейской аудиторией. Когда Боря в женском белье исполнял свой коронный шлягер о том, что “я родился под Голубой Звездой”, наивные эмигранты устроили грандиозную овацию, решив, что речь идет о Звезде Давида. Несмотря на то, что русская эмиграция всегда отличалась гомофобией и пуританством, доставшимся ей в наследство от советской идеологии, Артист на Брайтон-Бич – человек уважаемый и привлекательный, поэтому ему можно, и женское белье Бори Моисеева, стриптиз “На-Ны” и безумные манеры и наряды Сергея Пенкина проходят здесь “на ура!”
Что едят на Брайтон-Бич. В русских продуктовых магазинах преобладают колбасы, развешанные повсюду, как рождественские украшения. Столько сортов колбас я, кажется, не видел нигде. Для большинства русских эмигрантов мечта о хорошей жизни ассоциируется с колбасным изобилием. Культ еды роднит русских с американцами, но если последние сейчас повально переходят на вегетарианство, озабочены диетой, понижением уровня холестерина в организме и малокалорийным питанием, то наши бывшие соотечественники даже не задумываются об этих глупостях. У них свои представления о “здоровом образе жизни” и “вкусной и здоровой пище!”
Вечером многочисленные русские рестораны и кафе, расположенные на пирсе, переполнены посетителями, и столы буквально ломятся от блюд и выпивки. Едят так, как будто в последний раз! Под громкий аккомпанемент пьяных цыган и блатных бардов воротилы местного бизнеса с важным видом разговаривают по радиотелефону. Конечно, здесь радиотелефоном никого не удивишь, но он, подобно красному пиджаку, является непременным атрибутом имиджа каждого “солидного” предпринимателя с Брайтон-Бич.
Мой взгляд на Брайтон-Бич и его обитателей – это взгляд со стороны, и потому не мне их судить. Я оказался в эмиграции совсем не по тем причинам, что большинство моих бывших сограждан. Перефразируя Андрея Синявского, “у меня с нынешней российской властью эстетические расхождения”, а не идеологические или экономические. Эмиграция для меня – культурный, эстетический эксперимент, а не гастрономический, не погоня за колбасным изобилием и продуктовым раем. И это у них – нормальная, спокойная жизнь в “заповеднике развитого социализма”, жизнь, достойная нормального человека, а у меня – какой-то остросюжетный детектив, полный опасных неожиданностей, ошибок и разочарований, больших страстей и потрясений. И, несмотря на то, что русские эмигранты доставляют американским властям больше головной боли, чем кто бы то ни было, они – нормальные добропорядочные обыватели, на каких всегда и везде держалось государство, а я – смутьян, нужный Америке, как зайцу второй хвост. Человек – коллективное животное, а я просто отбился от стада. Ведь я всегда ощущал себя тем самым уродом, не без которого в семье.
Ярослав МОГУТИН (Нью-Йорк)
