кладбище

В Ногинском районе, на владимирской трассе, стоит прекрасная церковь села Богослово. Ампир, но не тяжелый, официальный ампир а ля Нилова пустынь, а легкий, “московский”, очень похожий на дом Сытина около Пушкинской площади – даже и цветом.
Но я не об этом.
У церкви – кладбище, в основном, конечно, советское и современное, но хранящее следы относительных древностей. Нашлась даже могила “крестьянина” 1832 года (я всегда смеюсь, когда вижу могилы таких “крестьян” – судя по всему, это были весьма специальные “крестьяне”, которые иному барину могли сделать, как сказал бы Хармс, мапель-тапель).
Но я не об этом.
А я о том, что стоял я там над одной, с явным привкусом ада и лужкова, могилой важной дамы-спонсорши 2011 года и думал: как странно, что если смотреть на время извне, то человек еще не родился, а уже умер.
Вот эта дама. Она родилась в 1960 году, и уже тогда здесь, за алтарем, было для нее готово место.
Она бегала в школу, бегала с мальчиками, бегала по магазинам за сапогами, а здесь, за алтарем, было для нее готово место.
Да что там за сапогами. 1832 год, “крестьянин” в красном пиджаке и с золотой цепью только что умер и был похоронен невдалеке, Пушкин писал письма своей брюхатой, по владимирке гнали арестантов, а здесь, за алтарем, было для нее готово место.
И даже тот факт, что на этом месте – за алтарем все-таки – наверняка стоял тогда скромный крест какого-нибудь попа Ерошки, ничего не меняет.
Она еще не родилась, но уже умерла.
Дед мой однажды гулял с Корнеем Ивановичем по переделкинскому кладбищу.
- А вот здесь осторожно, – вдруг сказал Корней Иванович. – На этом месте будет моя могила.