70-летний британский пианист Джон Лилл порадует российских поклонников двумя концертами: 15 июня 2014 года он выступит в столичном Концертном зале имени Чайковского, а через два дня, 17 июня — в Санкт-Петербургской филармонии имени Шостаковича. Корреспондент Анна Ефанова побеседовала со знаменитым англичанином в конце рабочей недели.
— Вам предстоит сыграть разные концертные программы в Москве и Санкт-Петербурге. Как вы готовитесь к выступлениям в России?
— Я много занимаюсь и отдыхаю, чтобы почувствовать себя уверенным в нотном тексте. Еще стараюсь представить себе результат исполнения, обстановку зала и настроение публики. Для меня концерт начинается тогда, когда я размышляю о произведениях и композиторах.
— Ваши занятия фиксируется по времени?
— Я работаю с остановкой часов: смотрю телефильм, прерываюсь, потом — продолжаю работать. Обычно у меня уходит четыре часа на занятия, реже — два часа и меньше. Иногда не занимаюсь вообще, потому что нахожусь в хорошей форме.
— С каких сочинений вы начинаете работу?
— С этюдов Шопена и Черни, которые позволяют согреть руки и экономно расходовать силы. Потом принимаюсь за этюды Листа, чтобы отработать разные навыки. Как правило, я комбинирую его опусы с другими — мне сложно дается играть его сразу и качественно.
— Почему вас нельзя беспокоить до выступлений?
— Я отдыхаю по распорядку: в течение одного-двух часов. Просматриваю ноты, чтобы как можно меньше отклоняться во время исполнения в трактовке. Обычно не ем много. Стараюсь сосредоточиться и прийти в себя. Мне важно сохранять восприимчивость к произведению до того, как начну играть. Разговоры с людьми отвлекают, теряется связь с произведениями.
— Потом вы позволяете себе расслабиться?
— Я не люблю пышных празднеств, но обожаю долгие встречи с близкими по духу людьми. Один или два дня после концерта я не занимаюсь. Потом — в течение нескольких дней возвращаюсь к привычному темпоритму.
— Вам нравятся стрессовые ситуации?
— Они вдохновляют меня на творческий поиск, бросают из стороны в сторону и заставляют над собой работать. Музыка — это рефлексия нашей жизни, где исполнитель диктует слушателям, как ее воспринимать правильно и необходимо. Жаль, что мы не можем передать все, что чувствуем. Сочинения, которые играем, значат намного больше, чем мы себе представляем.
— Что представлял из себя год вашей победы на IV Международном конкурсе имени Чайковского?
— Это было фантастическое время, которое я отлично помню. Ошеломительный успех позволил мне подписать международные контракты и путешествовать по миру, общаться с легендарными музыкантами. Я благодарен России, что все это со мной произошло. Если бывают подарки судьбы в жизни человека, то победа на конкурсе стала для меня одним из них, это точно.
— Правда, что до старта победного для вас конкурса имени Чайковского вы хотели и не смогли заговорить с Дмитрием Шостаковичем?
— Да, в 1965-м году я играл Первый концерт Брамса в Вене и смотрел ему со сцены в глаза. Мне не верилось, что и он на меня смотрит со всей серьезностью. После концерта я не смог побороть собственную боязнь и заговорить с ним. Потом я испытал нечто похожее, когда встретился с Арамом Хачатуряном: он поздравлял меня с победой на конкурсе Чайковского и желал приехать с концертом в Москву. Я был не в состоянии ему произнести в ответ ни слова. Никак не могу простить себе, что не нашел тогда в себе смелости поблагодарить их хотя бы.
— Из ныне живущих пианистов вам нравится, как кто-нибудь играет?
— Мне близки интерпретации Михаила Плетнева, хотя я ни разу не слышал его вживую. Очень люблю исполнения Евгения Кисина: он заставляет меня сопереживать на своих концертах.
— Какое впечатление у вас сложилось о сегодняшних российских музыкантах?
— Они хорошо обучены, много занимаются, но среди них мало личностей с уникальным фортепианным стилем. В 70-е годы пианисты играли правдиво, создавая некий путь к слушателям, не требующий детальных объяснений. Теперь им приходится рассказывать, что и как они исполняют, тем самым разрушая музыку как процесс.
— Что бы вы посоветовали молодежи?
— Быть честными к самим себе и любить жизнь во всех ее разнообразных проявлениях. Чтобы выжить и продолжать развиваться, пианист должен сам понимать свои улучшения и ухудшения. Ему нужно сохранять спокойствие, если он не сыграет так, как хочет. Завтра, возможно, что у него все получится, если он будет критически относится к исполнению и не доверяться хвалебным отзывам других.
