НОВАЯ ЖИЗНЬ ТРУПА

Моя мертвая мамка вчера ко мне пришла,

Все грозила кулаком, называла дураком…

Егор Летов.

“НОВОЕ” БЕЗРАЗЛИЧИЕ

Термин “новое” стал очень популярным в 70 – 80-х годах, когда появилось огромное количество политических, культурных, мистических и идеологических течений, имеющих в своем названии слово “новое” – “новая волна” (“нью вэйв”), “новые философы”, “новые правые”, “новый век” (“нью эйдж”) и т.д. (Кстати, и эта газета называется именно “Новый Взгляд”). Эта мода на “новое” явно указывает на то, что “старое”, конвенциональное, привычное, классическое и даже обычное прогрессистское и модернистическое принципиально и совершенно надоело. Дело не в том, что старое плохо или “реакционно”. Нет. Может быть, оно и интересно, и разумно, и качественно, и оправданно. В отличие от революционного начала века это “старое” не вызывает ни ненависти, ни желания разрушить его любой ценой во имя иного идеала, иной системы ценностей. Более того, обычный модернистский и революционный пафос сам устарел и наскучил. Желание “нового”, свойственное нашему времени, не опирается на страстный порыв. Это скорее показатель глубокого скепсиса и усталости, глубокого разочарования не только в “реакционных” аспектах жизни, но и в ее “революционных” аспектах. “Новое” хочет быть не альтернативным, но удаленным, не противоположным, но другим. Это “новое” не спорит и не опровергает “старое”, оно плюет на него; оно отрицает его не восстанием, но тотальным безразличием.

ПРАВЫЕ-НЕПРАВЫЕ, ЛЕВЫЕ-НЕЛЕВЫЕ

Почти все достойные интеллектуалы современности тем или иным образом признают кризис старой идеологической системы, неадекватность деления на “правых” и “левых”. Сегодня прямолинейная апологетика капитализма или марксистская критика буржуазного строя смотрятся как глубокий архаизм, как бездарное и нелепое ретро. Посмотрите на французских “новых философов”, начавших с марксизма и крайнего гошизма. Сегодня вся их “левизна” заканчивается защитой иудаизма и сионизма и нападками на Ле Пена. В остальном они – примерные буржуа, подвизающиеся, как Анри-Бернар Леви, к примеру, на поприще изготовления рекламных текстов к платьям Сен-Лорана, сшитым для жиреющих богачей. От “гошизма” не осталось и следа. Посмотрите на американских правых – их основной заботой является “защита в мире демократии и прав человека”. Либерализм и гуманизм отождествляются с пределом “правизны”. Старые идеологии, “правые” и “левые”, вымерли. Сегодня ортодоксы напоминают динозавров. Не то чтобы политическая история их преодолела или победила. Они распались сами собой без катаклизмов и кризисов, рассосались в циничной стихии “человеческого фактора”, тихо заснули в неопределенности. Отчасти усвоенные, отчасти отторгнутые, идеологии прекратили быть.

КЛАДБИЩЕНСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

Все эти соображения относятся, безусловно, и к нашей политической жизни и, в частности, к нашей оппозиции. Несмотря на то, что капитализм (=антикоммунизм) и национализм (и даже фашизм) являются для нашего общества довольно “новыми” явлениями (по меньшей мере, последние 76 лет таких явлений не было), все равно странным образом они навевают такую же скуку, как если бы это было нечто само собой разумеющееся для всей нашей политической истории. Всего за несколько лет “рыночная риторика” превратилась в неприличную демагогию, и такая же участь в ближайшее время постигнет, видимо, и национализм, к которому постепенно сдвигается русская политика. Из останков коммунизма вылезли не ростки подлинно новой, живой и бурной, страстной политической, жизни, но какие-то набальзамированные уроды, дурно пахнущие трупы дореволюционных жирных буржуинов и сальные рожи псевдонациональных балалаечников. Эсерка Новодворская и националист Васильев, уездный потрепанный парталкоголик с новенькой английской теннисной ракеткой, чугунные генералы КГБ с хоругвями и иконами, музейные краснофлаговые грузовички трудороссов – все это гротескные химеры мертвого времени, оживленные призраки прошлого. Странно слушать, когда они спорят о “белых” и “красных”. Какие “белые” или “красные”?! Товарищи, господа, вы просто мертвы. Вы старые. Именно “старость” объединяет всех вас, именно она – самый солидный фундамент для вашего согласия. Согласие – дело трупов.

Но не только у нас так тянет кладбищенским прахом, такая же мертвенность висит в дурном, неживом воздухе Запада. Западный мир тоже безнадежно “стар”. Там больше не читают книг и не ходят в кино. Там больше не спорят о политике и не устраивают митингов. Запад устал не меньше нашего. Вежливо мертвые маски комфортного Запада не скрывают за собой ничего. Это больше не “тюрьма без стен”, как говорил Сартр. Это – ничто, обернутое в ничто. Потребление потребило потребителя. Запад усердно перемещает жизнь в компьютер – только “клонирование”, ловкое превращение человека в машину и способно еще вызвать у Запада хоть какой-то интерес. Конец истории. Г-жа Новодворская, вы читали Фукуяму? И ради этой тоски вы настаиваете на поголовном истреблении “красно-коричневых”? Сдается, что вы застряли где-то в конце 70-х и живете реминисценциями бурной антисоветской юности. Вы – восковая фигура, иллюстрация “пламенной диссидентки” из хрестоматии, которую никто не станет читать. Какой, к черту, “индивидуализм” и какую “свободу” вы увидели на Западе?! Вы, видимо, не в своем уме или живете детскими мифами – там общество приглушенных манекенов. Они страдают точно таким же маниакально-депрессивным расстройством психики, как и мы, только оно протекает у них вяло, трусливо и сглаженно. Это Запад – пародия на нас, а не мы на Запад. Там трупы упакованы и целофанированы, помещены в ячейки и ящички. У нас они буйно бегают по улицам и забираются в телевизор. У нас “старость” выпирает как ревенант. У них ее гримируют как гонконговскую подделку под “фирму”. Цивилизация “белой сборки”.

ЗАБЫЛИ О ВЫЗОВЕ

Слово “новое” типично для постмодернизма. Постмодернизм, однако, не однороден и не однозначен. Это, скорее, вскрытие факта “конца истории”, нежели программа действий на будущее. Уже в конце XIX века прозорливые мыслители распознали нигилистическую сущность современности. “Смерть Бога” превратила мир в ничто. На этот вызов попытался ответить модернизм. В политике и идеологии самыми глубокими были социально-политические поиски коммунистов и фашистов, т.е. тех, кто драматически воспринял новость о “смерти Бога” и прочувствовал ее как глубокую внутреннюю трагедию. Именно коммунисты и фашисты дали наиболее серьезных деятелей философии и культуры в XX веке — от Хайдеггера, Бенна, Юнгера, Генона, Эволы до Бретона, Сартра, Дали, Камю и т.д. Коммунисты ответили на смерть Бога рождением нового человека коммунизма; фашисты остались верны Ницше – их идеалом был сверхчеловек, “Sonnenmensch”, “победитель Бога и ничто”… Либерал-капитализм принял “смерть Бога” куда более спокойно и безразлично. “Умер, так умер”, make money, sex for support. Но постмодернизм обнаружил, что коммунистически-фашистский эксперимент (оборванный искусственно или исчерпавший себя сам) тоже не заполнил собой вакуума. Кровавая и страстная история XX века кончилась Боровым и озабоченным фрацменом. У Гайдара лицо не монстра, как утверждают патриоты, и не революционера, на чем настаивают демороссы – это поросенок-брокер из американского мультсериала. Типичный персонаж постмодернизма – ни плохой, ни хороший, ни умный, ни глупый, ни “красный”, ни “белый”. Розовый, обычный, классический “клон” мира Фукуямы. “Бог умер, Егор Тимурович”. “Да?! Правда?! Сочувствую, но денег на похороны в бюджете нет”. Потомок коммунистического поэта и сказочника-славянофила превратился в это странное постмодернистическое существо без форм и убеждений. Если в России построят Диснейленд, то у дверей поставят улыбающуюся резиновую фигуру надувного Гайдара.

“Бог умер” – забвение именно этой формулы и вскрыли постмодернисты. “Новое” здесь именно в том, что люди забыли не только о Боге, но и о его смерти, что предложения возможных ответов затмили сам вопрос, а страстный процесс преодоления трагедии заставил забыть, в чем же она заключалась.

ГОМОСЕКСУАЛИЗМ И ПОЛИТИКА

Часто в политических дискурсах и обычных разговорах проскальзывает одна характерная оговорка или фигура речи. К примеру: “мне что красные, что коричневые, что голубые” или “и красным, и белым я предпочитаю голубых” и т.д. Всякий, кто знаком с психоанализом, сразу поймет, что постановка сексуального извращения, гомосексуализма, в один ряд с основными политическими идеологиями – “красными”, “белыми”, “коричневыми” и т.д. – не может быть случайностью; она вскрывает некоторый важный психологический комплекс. Эта особенность удивительно ярко характеризует дух постмодернизма, дух “новой” политики. С одной стороны, приверженность любой политической идеологии рассматривается как нечто аналогичное сексуальному извращению, и тем самым “политический идеализм” низводится до обычной гротескной половой патологии. “Красный”, “белый”, “коричневый”, “монархист” или “демократ” не может не быть “чокнутым извращенцем”. Поразительно, как подтверждается этот постмодернистический ехидный упрек на политических собраниях, шествиях, съездах. Перекошенные, гротескные лица, странная экзальтация, резкие жесты, всполохи маниакала во взгляде – Лимонов совокупно называет этот политический тип “чайниками”. Обыденное сознание постмодернистического общества видит в идеологии лишь физиологическую патологию. “Политика – дело гомиков”. Конечно, это не означает, что все люди, сохраняющие интерес к идеологии, гомосексуалисты, но тем не менее они подобны “гомосексуалистам” в своей отчужденности от обыденных нормативов, в своей клубности, в своей генетической отдаленности от среднего, нормального состояния обывателя. При этом обвинение в “голубизне” в адрес тех или иных политиков можно услышать порой и от самых натуральных педерастов, подобно тому, как либеральные евреи разоблачают еврейство Жириновского, а профессиональные шлюхи обвиняют друг друга в занятии проституцией.

С другой стороны, сам гомосексуализм возводится до уровня политической категории, что также является постмодернистическим элементом. То, что раньше было совершенно внеполитическим явлением – половые извращения, оккультизм, магия, хобби (к примеру, любовь к автомашинам или наркотикам), экстрасенсорика и т.д. – действительно становится элементом “новой” политики. Так как и вскрытие нигилизма современности, и попытка ответить на вызов этого нигилизма отныне никого не интересуют (а следовательно и политические и идеологические формы, связанные с этой проблемой, полностью теряют свой смысл), то в центре общественного внимания может встать что угодно, в полной независимости от своей идеологической, метафизической или социальной серьезности. Партия Кашпировского или движение любителей пива – это именно такие феномены, но ярче всего, конечно, захватывает воображение “парламентская фракция педерастов”. Социально миноритарное и биологически патологичное здесь совпадают, придавая “новой политике” ясность и узнаваемость для самых ограниченных обывателей. То, что было осмысленно, сегодня обессмысленно, и соответственно, бессмысленное автоматически приобретает смысл.

Политический гомосексуализм – синдром постмодернистической политики. Вначале это смутно почувствовали “демократы”, подобрав свою команду, исходя из критериев патологичности (чаще всего псевдогомосексуального типа) внешности. Но полнее всего это проэксплуатировал Жириновский, объединивший апелляцию ко всем существующим формам психической и физиологической патологии в своих предвыборных выступлениях. На сегодня это самый постмодернистический политик. В нем и архаичный советизм, и модный антисоветизм, и циничное еврейство, и экзотический русский национализм, и кривой скептический рот, и энергичный диктаторский жест. Он воплощает в себе Всенародный Труп, обобщенного ревенанта закончившейся советской истории, макабрическую карикатуру, кошмарную перверсию больного коллективного бессознательного. Он и защитник секс-меньшинств, и общество любителей пива, и экстрасенс в одном лице.

БЕЗ ВЫХОДА

“Новые” политики и “новая” политика – правая, левая, любая – на самом деле не несут в себе ничего подлинно Нового. Усталость и безразличие только подчеркивают, что “нигилизм” так и не был превзойден. И уж, конечно, не мировой рынок станет последним словом в этом преодолении. “Конец истории” наступает как раз потому, что императив преодоления стерся, о нем постепенно забыли. Именно поэтому слово “новое” звучит иронично, гротескно, издевательски… “Новым” для умирающего оказалась смерть. Постмодернизм – печать, поставленная под декретом о полном поражении модернизма.

Что нам остается делать? Признать? Смириться? Записаться в ЛДПР или пойти работать на биржу? Впериться в телевизор? Отправиться продавать бананы? Или сделать вид, что ничего не произошло? Что Бог на самом деле не умер, а Ницше просто оговорился?

Каждый поступит по-своему. Большинство предпочтет оставить все как было, не задумываясь о том, как и что было.

Есть иной выход.

Александр ДУГИН,

главный философист “НВ”


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ОЧУМЕЛОВ-2
ПРАВО НА ВОПРОС ПРЕДПОЛАГАЕТ ПРАВО НА ОТВЕТ
ЗА КУРТОМ ВСЕ ЕЩЕ УХОДЯТ…
ХОД ЗА КАРПОВЫМ
МММ: “АМЭН КАТАКТЫЦ МАЯГ”
ДМИТРИЙ МАЛИКОВ. Кумир
КУПИ СЕБЕ НЕМНОГО СТРЕЙЗАНД
МИХАИЛ КОЗАКОВ – ЕВРЕЙСКИЙ СЫН, ОТЕЦ ЕВРЕЯ
СКОМОРОХИ
КАК СТАРУХА ПРОДАВАЛА ТЫКВУ
МУСОР НА ВЕС ЗОЛОТА
НЕВЕЗУЧИЕ ЗВЕЗДЫ
НАОМИ КЭМПБЕЛЛ, ВОЗМОЖНО, СТАНЕТ ГЛАВНОЙ ЗВЕЗДОЙ ФЕСТИВАЛЯ НА КАНАРАХ
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ МЕРКЬЮРИ
Этикет. Улица и транспорт
“ОБЛАКО В ШТАНАХ”
Политические букашки и коммерческие клопы. Схватка под ковром
В “СТОЛИЦУ” – НЕ ХОДОК!
БАРИ АЛИБАСОВ. Хит-парад
Тройка, семерка, туз
СЕРГЕЙ ЛЕМОХ. ТВ-парад
“ЖИВАЯ ВОДА”, ЖИВЫЕ МИФЫ


««« »»»