Со мною вот что происходит

Евгений Евтушенко

Идут белые снеги…

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги…

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

А любил я Россию

всею кровью, хребтом -

ее реки в разливе

и когда подо льдом,

дух ее пятистенок,

дух ее сосняков,

ее Пушкина, Стеньку

и ее стариков.

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

И надеждою маюсь,

(полный тайных тревог)

что хоть малую малость

я России помог.

Пусть она позабудет,

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

1965

Евгений Евтушенко. Идут белые снеги.

Москва, “Художественная Литература”, 1969.

Кто я такой, чтобы судить про «отточенное чувство композиции» в стихах Евгения Евтушенко, его стихи помогли мне встать на ноги, и ночью, когда, прослышав про его кончину, я перечитывал «Со мною вот что происходит» и «Идут белые снеги…», я плакал, потому что не стало большого поэта и потому что время скукожилось, доказав в очередной раз свое превосходство.

Моя мама, сама не имевшая возможности учиться (что не помешало ей стать тончайшим, светлым человечком), приносила мне книжки и толстые литературные журналы, ныне незаметные, и внушала, что высшие силы на стороне того, кто читает (видите, внушила; МАМА, спасибо, милая, любимая!).

Евтушенко, который МОЙ, – певец интимных деталей, ахов, тоски, неприкаянности, лирической эйфории, альковной энергии, интеллекта сокрушительного.

Мой Евтушенко заражал меня свой кипучестью, не давал мне – подобно моим унылым ровесникам – становиться старообразным, а в поведении безобразным.

С его помощью я пугливо выбрался на свет, с его же подачи уже зная, что ум всегда оказывается в дураках у сердца.

Лучшие его стихи похожи на возвышенный мифологический поп в духе Кейт Буш, а поэма «Фуку!», которую я обожаю, – это предтеча беззастенчивой субкультуры рэпа со всякими эминемами.

Без стихов, без музыки, без мощного кино жизнь наказывает, по Евтушенко, «бесплодием выжженной души».

Евтушенко, пусть в меньшей мере, чем Бродский, сделал так, что поэзия стала архиважной алхимической солью для меня.

Я словно смотрю в бинокль перевернутый: «все, что сзади осталось, уменьшено», сижу, перечитываю ЕЕ, улыбаюсь, грущу, вспоминаю, каким был, каким меня сделали стихи в том числе.

Они, может, и не открывают портал в рай, но не дают тебе впасть в ничтожество.

Прощайте, Евгений Александрович, Вас никогда не забудут.

 


Отар Кушанашвили


Оставьте комментарий



««« »»»