Принять думать, что в юности человек должен быть бунтарем, нонконформистом, должен протестовать против реальности, а потом ему уже за тридцать, за сорок, он округляется и делается частью общества, сторонником всего того, что уже победило вокруг.
Он говорит миру: мир, я с тобой.
У меня ровно наоборот.
Когда мне было лет восемнадцать, мне бы и в голову не пришло быть недовольным сложившимся порядком.
Этот порядок был мой.
Я хорошо помню Москву девяностых, с ее ларьками, кришнаитами, советскими бабками, старыми рынками, уличными перестрелками, книжными лавками, митингами и плохим вином.
Это был родной город, и все вокруг было понятное, свое.
Ну не против же винного напитка «Оригинальный» мне было протестовать, хоть от него и тошнило.
Теперь не то.
Теперь я иду по Москве как по абсолютно чужому, враждебному пространству, я чувствую себя в родном (да неужели?) городе как катакомбный монах, который после пяти арестов и семи тюрем почему-то попал на ВДНХ в 1937 году.
Господи, спаси от тьмы антихристовой.
Она – пахнет одними бесконечными бизнес-планами, она словно выблевывает из себя все новые и новые магазины и рестораны, галереи, переходы с прилавками, зимние сады, искусственные цветы, тротуары, еще тротуары, которые скоро будут заново перекладывать за миллиард, бесшумные лифты, витрины, за которыми стоят шеренги охранников, секретарш, продавцов, вас что-то заинтересовало, что вам принести?
Принесите пожалуйста винный напиток «Оригинальный».
И еще пулемет.
Прощай, погибшая моя Москва.
Тьма антихристова, я не с тобой.
