Известный продюсер, актер и создатель кинофестиваля «Кинотавр» рассказал, как отмечал семидесятилетие, а также поделился своими мыслями о счастье, любви, игре в театре и путешествиях.
— Марк Григорьевич, 7 апреля у вас был юбилей. Как отмечали в тесном кругу или с размахом?
— Размах кончился в 60 лет, когда я последний раз его устроил, но я не знал тогда, что последний размах, но приблизившись к 65-ти, а потом к 70-ти, я понял, что мне абсолютно не хочется встречаться ни с кем, потому что, все, что происходит на юбилее — это сплошная ложь, болтовня и демагогия. Я со страхом ждал звонков. Собрал самых близких, даже не собрал, просто пришли. И я это сделал в старом ресторане Дома Кино. Просто пришел туда, случайно зашел перед днем рождения, ностальгия замучила, ведь в этом зале 35 лет рождались всякие идеи. Просто хотелось собраться. Я, внук, внучка, дочка, кто-то пришел из театра, где я играю, не больше 12 человек, не было пиршества, да и не могло быть. Все, что со мной происходит, сейчас интересует только меня. Никого из окружающих это уже не интересует, даже, если бы они интересовались этим, просто я ничего не выдаю уже. Я успокаиваюсь тем, что принимаю себя и этим очень доволен. Я обладаю великим счастьем — разговаривать, встречаться с теми, с кем я хочу. Это несравнимое ощущение ни с чем. Я 35 лет должен был встречаться с кем угодно. Может быть вам покажется странным, но это мое последнее интервью, ухожу из сообщений о себе. Я был счастливым человеком, но счастье по-моему — это дорога между двумя несчастьями. Так вот, я этот путь прошел — путь счастья. Наступил момент созерцательности. Нет будущего, надо четко это себе понимать, для того, чтобы, когда подойдет роковая черта, не очень переживать. Надо постараться подойти к этой черте с юмором. Для этого достаточно слушать музыку, читать книги. Дочитать те книги, которые не дочитал.
— А какие не дочитали?
— О, много. Ну, потому что, наша юность прошла в Пушкине, в Лермонтове, «Как закалялась сталь». Больше тогда читать нельзя было и тоже самое с музыкой — Чайковский, Мусоргский и все. Сейчас есть возможность все это слышать и слушать, и читать, и вдруг узнаешь, что есть еще пара неплохих композиторов и писателей. Когда начинаешь их читать, то понимаешь, что жить прошла мимо.
— Но мне кажется вы оптимистичный человек…
— Это не оптимизм. Это другого выхода не было. Либо какое-то время быть оптимистом и что-то сделать, либо сразу лечь и умирать. А сейчас хорошее время наступило. Главное не суетиться… и тогда многое придет. Сейчас ко мне многое приходит. Это не успех в кинематографе или режиссуре. Просто приходит то, чего я бы лишен, из-за того, что много делал, был целеустремленным, но из-за этого все пропустил.
— То есть сейчас появляется больше времени, чтобы что-то еще увидеть, узнать, почитать, посмотреть?
— Понимаете, появляется больше времени, чтобы созерцать, потому что читать, воспринимать, действовать — это относится к другому возрасту, а сейчас: читать, слушать и созерцать. Я комфортно почувствовал себя на концертах классической музыки. У меня есть друг, Саша Лазарев, ему тоже 70, дирижер, мы служили в армии вместе. Я хожу на его концерты. Он выступает в консерватории, в зале Чайковского, в Большом театре.
— Как вам перемены в Большом театре?
— Его хорошо сделали, а война, которая там происходит, пусть она будет на их совести. Он и так был красивый. Оперный Одесский театр держали на реставрации, открыли, он стал чуть-чуть новее. Но не больше, он сам был красивый. Тоже самое было и с Большим театром. Надо было постараться, чтобы его изуродовать (смеется). Честно говоря, я даже не хожу по нему. Я сразу иду и сажусь, туда, где мне положено сидеть и слушаю. И всё! А вот, ходить по театру и охать, абсолютно не интересует. Вообще, меня не интересует в театре архитектура. Когда выходишь из театра духовно наполненным, тогда хочется оглянуться.
— В одном из интервью, вы сказали, «что театр для вас — это нереализованные мечты, после нескольких часов на сцене, я, вообще, себя ощущаю другим человеком». Почему все-таки нереализованные, что помешало?
— Я ушел от этой мечты и мое появление в театре, в кино — это было уже использование служебного положения, потому что в кино, в театре, я появился с десятилетним стажем руководителя крупнейшего кинофестиваля «Кинотавр». Все мечтали меня снять и, чтобы я сыграл в театре. Я им нужен был как лицо, для того, чтобы сказать: «Вот, Рудинштейн играет в кино, например». Чаще всего это был шанс для режиссеров, что фильм попадет на кинофестиваль, хотя никогда фильм с моим участием не попадал в конкурс на фестиваль, даже если бы он имел какое-то художественное значение. А театр … есть такой хороший парень Сережа Проханов. Говорят, что он поставил «Иисус Христос— суперзвезда», за ним эта слава. И ему дали театр «Луны». Он меня вдруг пригласил на роль в спектакле «Губы». Сначала я не хотел идти, но потом я узнал, что спектакль по роману Владимира Набокова «Камера Обскура». Такой материал и не сыграть, вторую часть «Лолиты»! И я начал ходить на репетиции. Но в чем была прелесть. Я впервые ощущал себя подчиненным, у меня уже была громадная компания, за всех надо было отвечать, а когда становишься большим начальником, у тебя сильно портится характер. И когда меня пригласили и стали говорить: «Встань здесь, встань там!». И еще за это платили 300 рублей. И я так чувствовал себя хорошо, ни за что не отвечать, какая-то твоя мечта реализуется, и я сыграл эту роль. Ну, а потом «Мэри Поппинс», роль банкира. Я играю эти спектакли, но это больше несостоявшиеся мечты.
— Когда-то вы сказали, что «если человек делает работу, которую любит, то устать не может. От любви еще никто не уставал». А что такое любовь в вашем понимании?
— Я считаю, что счастье и любовь — это дорога между двумя несчастьями. Отношусь к любви очень прагматично. Считаю, что любовь — это вспышка. Меня больше интересует отношение мужчины и женщины после вспышки. Это на уровне животных, вспышка, непременное влечение, ужасно все время хочется залечь в постель, но это вспышка, а вот самое главное начинается в тот момент, когда мужчина и женщина научатся любить друг друга. Самое интересное произведение любовное, это не «Ромео и Джульетта», это «Мужчина и женщина» Клода Лелуша. Когда мужчина и женщина начинают разбираться, что же их притягивает, и если им удастся в этом разобраться, то это любовь. А если не удастся, то это вспышка. Чаще всего любовь — это вспышка. Не надо бояться разводов. Надо уметь расставаться с женщинами, которых ты любил. Мне повезло три раза расстаться, и я считаю, что мы в хороших отношениях. Надо уметь сохранять то ценное, что было. Для того, чтобы когда-нибудь сказать, что я тебя любил. Если людям удалось разобраться, значит — это любовь, а если нет — расходитесь и любите снова!
— Марк Григорьевич, а любите ли вы путешествовать?
— Обожаю, но уже нет сил путешествовать на большие расстояния. Австралия, Бразилия, для меня отошли в сторону. Все объехал и осталось поездить на Байкал. Есть очень много красивых мест, но не могу больше 10 дней отрываться от Родины.
— А есть ли какое-то место или город, куда хотелось бы вернуться еще раз?
— Да, много. Санкт-Петербург, к примеру.
— А из европейских городов?
— А европейский — город Вена. Красивые города: Париж, Лондон, но Вена — застывшая музыка. Я люблю приезжать туда, когда все уезжают на Рождество 26 декабря и город пустой. И только работает кафе, которое делает знаменитое пирожное «Захер». Главное в этот момент бродить по Вене, потому что на тебя «вываливаются» все время какие-то музыкальные «вещи», поэтому Вена для меня город городов. Конечно, я люблю Париж, Лондон, замечательные города. Раньше мы садились в самолет и ехали обедать в Париж на Шанс-Элизе, там был «Лион» ресторан, где ели мидии в супчике, с белым хлебом и с белым вином. Поели, сели в самолет и вернулись обратно. Это было… А еще Прага замечательный город.
— А у вас есть любимый вид спорта?
— Я мастер спорта по волейболу, играл за сборную Одессы. В армии меня брали за сборную части в футбол играть. Еще в шахматы играю хорошо. С Говорухиным играю быстрый блиц. Недавно сыграл в турнире «Московского комсомольца» в поддавки, но проиграл какой-то девочке.
— А хобби есть?
— Хобби кино, было. Потом, после окончания кинофестиваля, я ненавидел кино. Представляете, смотреть 400 фильмов в год ночью с двенадцати до четырех утра.
— Если бы вы уехали на край света, то какую бы книгу и фильм взяли бы с собой?
— Фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино» Никиты Михалкова. Книга Василия Аксенова «Грузите апельсины бочками», тогда было это название. И еще бы я взял фильм «Эммануэль» часть первую с Сильвией Кристель. Я очень разочаровался, когда она сошла с трапа самолета, страшная, как черт. А через 2 часа она вышла из номера (мне ее надо было везти на открытие фестиваля «Лики любви»), и я вдруг увидел ту Эммануэль, из-за которой мы сходили с ума, садились в тюрьму, чтобы показать на закрытых показах. Но, к сожалению, ее было две, абсолютная наркоманка, умеющая преобразиться. У нас я могу назвать такой женщиной Марину Неелову. Я когда-то пошел на спектакль Нееловой в Сочи и увидел ее. Шла сгорбленная женщина, а потом она вышла играть «Арбузова» и вылетела на сцену в роли школьницы, вся сексуальная. И я подумал, кого же я только что видел. Так что надо понимать, что Эммануэль — это не обязательно красивая женщина, это красивая актриса.
— Можете вспомнить самый счастливый момент в своей жизни?
— Два момента. Когда закончился рок-фестиваль «Российский Вудсток», и когда закончился второй «Кинотавр». Есть даже кадры, кто-то снял меня замученного и уставшего, но это была победа. Удалось площадь поднять и поставить экраны, и толпа была аж до синего моря, никто не мог уместиться. Я посмотрел на это сверху и сказал обычную спокойную фразу: «Я это сделал». Я считаю, что это счастливый момент.
Алина ШИШКИНА.
Фото автора.
Об авторе
Коренная москвичка в пятом поколении. Родилась в семье учительницы английского и военного переводчика персидского языка.
С детства увлекалась музыкой, литературой и хореографией. С отличием окончила МГУ ПС по специальности «Социально-культурный сервис и туризм» и параллельно получила диплом «Переводчика в сфере профессиональной коммуникации».
Желание стать журналистом появилось несколько лет назад, когда был накоплен небольшой опыт и сформировалась жизненная позиция, а именно:
«Если мои публикации или действия в сфере массовой информации помогут хоть одному человеку, это и есть главный результат от проделанной работы».
Стремление рассказать о чем-то новом, увиденном или услышанном безумно вдохновляет. Высшая школа кино и телевидения «Останкино» и специальность «Телерадиожурналистика», в которой сейчас учусь, только еще раз подтвердила мои мысли.
