Были вопросы, по которым среди московско-питерских антисоветских интеллигентов долгие годы царил полный консенсус. Советская власть рухнула, а консенсус сохранялся. Никто не жаловал народовольцев, террористов, бомбистов, всякого Желябова и Перовскую; в них видели прото-большевиков; к тому же их безумная многолетняя охота на царя-освободителя, успешно завершившаяся его уничтожением, привела к тому, что Конституция Лорис-Меликова была положена под сукно, Победоносцев над Россией простер совиные крыла и, встретившись лицом с прохожим, ему бы в рожу наплевал, когда б желания того же в его глазах не прочитал. 1 марта 1881 года заморозило Россию почти на четверть века.
Ненависть ко всей революционной сволочи, огнем и мечом прокладывающей путь в светлую даль, а на самом деле назад, в пещеру, была так сильна, что распространилась на тех, кто стоял рядом, сбоку и поодаль – на нигилистов, на интеллигентов, ходивших в народ и ни в чем, кроме глупости, не повинных, даже на художников-передвижников и поэта Некрасова; я годами это потом в себе изживал и только в самое последнее время научился видеть хоть что-то хорошее в русском освободительном искусстве конца 19 века.
Вторая презумпция, тесно связанная с первой, относилась к самому самодержавию. Конечно, оно – душная тюрьма народов и ужас что такое, но пускающий красного петуха люд все же ужаснее. Пусть будет лучше тюрьма, чем такая воля. Власть отвратительна, как руки брадобрея, но народ-брадобрей еще отвратительней.
Теоретики современного искусства считают, что одна из его задач -выявлять драмы, обществом не осознанные, делать видимым – невидимое. В свете пламени, зажженного Павленским, стало очевидным, что обе презумпции, о которых я тут писал, рухнули. Красный петух был встречен дружными криками радости, венчан, коронован, вознесен на небеса и уподоблен Иисусу Христу. На мой взгляд, это очень грустная метаморфоза. Но уж, какая есть. И за то, что Павленский ее продемонстрировал, надо сказать ему искреннее, от души спасибо.
