– Ефим, после долгой творческой разлуки вы были востребованы своим театральным учителем Романом Виктюком как драматический артист. Неожиданное предложение?
– Да, я стал репетировать в спектакле “Виктор”, который ставил Виктюк. Потом из очередного вояжа в Италию Роман Григорьевич привез замечательную пьесу Бенедетти “Я тебя не знаю, милый”. И мы с Людмилой Максаковой и Сережей Маковецким начали ее репетировать на сцене Вахтанговского театра. И еще одна работа – скетч “Я – Герберт” американского драматурга Роберта Андерсона. Лет пятнадцать назад Виктюк поставил его для меня и Елены Облеуховой. Теперь Роман Григорьевич вернулся к старой работе, и я вместе с Лией Ахеджаковой готовлю эту двадцатиминутную очень смешную пьесу. Композитор Дашкевич и режиссер Левитин предложили мне участвовать в спектакле “Еврей Анелло”. Работы – много, планов – громадье.
– Что главное в творчестве – успех, признание зрителей?
– Главное – не утратить в себе чувство полета. Это совершенно наркотическое ощущение, экстаз. Раз испытав это состояние, вновь стремишься утолить жажду прекрасных, ни с чем не сравнимых мгновений творческого полета.
– О чем вас журналисты чаще всего спрашивают?
– Корреспонденты охотно задают вопросы о частной жизни. Очень редко говорят о творчестве, как это ни странно. Это касается не только эстрады, но искусства вообще. Правда, то, чем я занимаюсь, вряд ли заслуживает серьезного отношения – этот грех на мне.
– Много ли у вас поклонниц?
Я не вправе рассчитывать на такое количество поклонниц, которыми располагают поющие и танцующие артисты. Признаться, я бы даже не знал, как бы смог распорядиться таким количеством людей, готовых отдать мне свою душу. Но того круга, узкого круга, который сложился за время работы на эстраде, уверяю, вполне достаточно для того, чтобы ощущать, что ты кому-то нужен. Знаю, что люди эти добрые и нежные, и мне приятно, что я выделен ими не только как артист, но и как мужчина.
– Свойственно ли вам чувство ревности?
– Его обычно побеждает рассудочность. Я ревную внутри. Знаки профессии во многом определяют тип моего поведения.
– Верите ли вы в судьбу?
– Я верю в предопределенность своего существования, в свою подчиненность какому-то миропорядку, который я не могу постичь рассудком. Я могу сказать, что ни одна религия не убедила меня своей мифологией. К библии, например, я не испытываю мистического тяготения, но высоко ценю ее как памятник литературы. Впрочем, повторю, я понимаю, что завишу от не мною устроенного мира.
– Ваше любимое блюдо?
– Я начинаю склоняться к вегетарианству. Что-то заставляет меня более серьезно к нему относиться. Хотя по-прежнему самым вкусным для меня остается сочетание теста с мясом в любых проявлениях – пельмени, хинкали, манты, чебуреки.
– Ваше отношение к политике?
– Политика – это такое же сложное дело, как, например, игра на фортепьяно. Не в кабинетах политиков нужно готовить – в обкомовских, политбюровских, демократических, а в лицее, подобно Пушкинскому. У нас же отношение к политике анекдотическое. Спрашивают у одного: “Вы играете на скрипке?” – “Не знаю, не пробовал”.
– Кто вы по гороскопу?
– Овен по европейскому, зодиакальному календарю. А по восточному я Обезьяна.
Анатолий ИВАНУШКИН.
