Капитан Майн Рид, как это частенько бывает, трепетно любил краснокожих. Но исключительно – “чужих”.
Чеслав Милош. “Частные обязанности”.
Незадолго до думских выборов, пробежав глазами списки кандидатов от партий и блоков, я напечатал полушутливую заметку о странностях идейных и профессиональных пристрастий претендентов на народное доверие. Например, член КПСС с тридцатилетним стажем, герой космоса Виталий Севастьянов тогда зарегистрировался не только у “просто коммунистов” и у коммунистов-колхозников, но и у торговцев нефтью в их Партии консолидации. Не иначе потому, что в свое время вел космическую разведку и сельскохозяйственных угодий, и недр.
Другой кандидат из московских политтусовщиков записался в Христианско-демократическую партию, придя туда сложным путем духовных исканий: сначала он попробовал быть сионистом, а затем сделался приверженцем мистико-поэтического учения писателя Даниила Андреева.
Эти подробности известны мне из первых рук: с неугомонным соискателем благодати мы одно время дружили, потом разошлись, не поладив по поводу некой политической интриги. И вот получаю от него письмо на официальном бланке, но вполне личного характера.
“…Я не очень понял, кого вы сочли бывшим сионистом… Честней было бы написать: что, мол, делает еврей в Христианско-демократической партии?..”
Вот вам результат невинного (как мне казалось вполне искренне) подтрунивания над пестрой невнятицей нашего, с позволения сказать, политического спектра – с ходу угодил в антисемиты! Хотя, по совести, не знаю до сих пор: скажем, тот же летчик-космонавт – он должен или не должен был находиться среди “кормящихся от России крестьян”? А писатель-коммунист Юрий Бондарев – в списке кадетов (хоть и “эрзацных”)? Но наш-то вопрос куда тоньше и сложней: пятый пункт!
Что может означать, к примеру, популярное утверждение: “Русский человек никогда не знал расизма”? Кто именно и когда – не знал? Современник царя Гороха из глубинки, знакомый с басурманами по бабушкиным сказкам, или нынешний обыватель Москвы, Ленинграда, Харькова, лет тридцать наблюдающий разноплеменную публику, которая на снисходительной чужбине часто ведет себя не лучшим образом? Мужичок, спокойно пахавший бок о бок с инородцами, тоже занятыми привычным прадедовским делом, или шпана из барачных поселков, регулярно хаживавшая с заточками против такой же шантрапы, только чернявой или узкоглазой?
Мало что проясняет и довод, будто русские всегда отличали своих от чужих не по национальным или расовым признакам, а по православной вере. Другой мой коллега, журналист из молодежной газеты, однажды решил повеселить публику байкой из собственной жизни. Он на каком-то фуршете за границей углядел человека с тысячелетней печалью в глазах и полез брататься с соплеменником из колен Давидовых. Тот долго не мог уразуметь, чего от него хотят, и ошеломленно лепетал: “Je ne suis pas Juif” – не еврей я, а француз. Пока до коллеги (которому, кстати говоря, отчего-то не нравится называться россиянином, а охота непременно “русским”) не дошло наконец, что во Франции еврей только тот, кто считает себя правоверным иудеем. Но и он, если имеет французский паспорт, тоже – “француз”. Почувствуйте разницу…
Однако и такое цивилизованное самоопределение не гарантирует от разных пакостей. В Польше тоже евреев определяли не по фамилии или форме носа, а по принадлежности к “Моисееву закону”; католики с неславянскими фамилиями и членами тела официально числились поляками еврейского происхождения. И что же? После второй мировой войны “настоящих” евреев там осталось совсем немного; после семидневной войны Израиля и последующих выселений по инициативе “либерального” вождя Гомулки их почти вовсе не стало. И хотя с тех пор выросло и обзавелось детьми целое поколение поляков, не видавших вживе ни одного “талмудиста”, бытовой антисемитизм, в общем, не исчез, разве что приобрел совсем уж карикатурные черты. Есть в Польше даже местный аналог общества “Память”…
Так что чужая душа – еще те потемки. Но что-то, видимо, можно понять, заглянув в собственную – не ради самокопания, а идя почтенным методом индукции от частного к общему.
Я, например, без особого доверия воспринимаю откровения либеральных мэтров, будто-де они “никак не относятся” к согражданам-евреям, просто не замечая их еврейства. Нет, я не подозреваю уважаемых людей в лицемерии: они так говорят, ибо считают иное ниже своего достинства, уверовав, что только так и принято в порядочном обществе. В частности, у интеллектуалов Америки, которым они стремятся подражать. Эти люди любят рассказывать притчу о двух знаменитых дирижерах – немецком и американском. Первый гордился тем, что дал работу многим евреям; второй просто не знал, есть ли евреи у него в оркестре, потому что никогда о том не задумывался.
Образец, конечно, симпатичный, но чтобы следовать ему со всей непринужденностью, надо бы для начала целиком выстроить систему американской privacy – частной жизни: именно к ней там относят все, что у нас проходит как “пятый пункт”. Без этой малости любые декларации останутся дурно усвоенной позой.
У нас же вся жизнь, включая национальную, так и проходит на миру. “Не ощущать” евреев не позволяют, с одной стороны, антисемиты, с другой… они сами. Согласиться с тем, что для миллионов посторонних не важны твои гастрономические или музыкальные вкусы, достаточно легко (если, конечно, не страдаешь манией величия). Но уж если тебя игнорируют как факт общественной жизни!..
А что же сам автор, отрицающий возможность “никакого” отношения к евреям? И я, представьте, к ним неравнодушен – в положительном смысле, но без всякой мистики в духе русских философов. Просто большинство московских евреев – люди одного со мной круга, с близкими мне убеждениями и интересами, а вдобавок исторически сложилось так, что подобных людей среди российских евреев в процентном выражении заметно больше, чем среди самих русских. Такой социальной “русофобии” сродни и “кавказофобия” многих московских интеллигентов.
Между прочим, домочадцы в шутку зовут меня единственным белым человеком в семье: жена – “лицо кавказской национальности”, да не одной, а сразу нескольких. И я сказал как-то раз ей и дочери, не то чтобы совсем шутя: даже сделайся я вдруг завзятым шовинистом, наши отношения и тогда нисколько бы не омрачились. Раз я глава семьи, то они для меня – все равно свои, “прирученные индейцы”. Так же рассуждал и тот дирижер-немец, и все, ему подобные.
Но дочка однажды рассказала совершенно потрясающую вещь: оказывается, одноклассники по негласному договору решили считать ее… испанкой. Понятно, пренебрегать черной девочкой, выбившейся в “группу лидеров”, они не могут – вот и изобрели простой и гениальный выход.
Не стану рассуждать о порче нравов нынешней молодежи: когда я был школьником, все тоже вели себя по-разному. Мой лучший друг, не знакомый со своим отцом, помнится, сильно сокрушался от мысли, что тот мог оказаться евреем. А когда другого приятеля при мне однажды назвали евреем, я ощутил укол странного удивления: до сих пор я неизменно думал о нем как о “просто Сеньке”. Возмужав, он стал похож на ассирийца с древних барельефов, а подростком вполне мог сойти за родственника знаменитой нанайки; даже фамилии звучат похоже – Маер и Гаер…
Но вот что интересно: результаты последних выборов, кажется, наглядно показали несостоятельность представлений о “народе-антисемите”. Демократы так сильно возмущаются еще и оттого, что потеряли важную путеводную нить: кого и в каком духе им теперь просвещать и наставлять? А Лимонов, в свою очередь, удручен тем, что рекламировал старину Вольфовича западным национал-патриотом как своего человека, а тот (как и прежний мой товарищ по демтусовке) оказался не просто евреем, а бывшим активистом. Каков афронт!
Но об этом-то раньше надо было подумать… цивилизованный вы наш!
Михаил ГЛОБАЧЕВ.
