ДАМА

У нее выдающаяся иммунная система: сколько воды утекло, сколько раз все висело на волоске, какие одолевали пароксизмы отчаяния, имена какие быльем поросли, а ПОНАРОВСКАЯ поет!

Ее красота, лоск и глянец – не просто красота, лоск, глянец, а куда большее: опускаем ввиду затасканности высокое слово “символ”, но речь именно о нем.

– Для многих и многих вы – эталон, визуальный идеал. Поделитесь в очередной раз: как вам удается?

– Думаю, все же это очень широкий вопрос, я бы сказала, фундаментальный. Есть проблема: как на него ответить, не впав в банальность? Это тем более сложно, что точка отсчета вечная – огромный труд. Видите, как просто. Я знаю, что людям очень хочется услышать какой-нибудь чудодейственный рецепт. Но ведь это несерьезно, к чему самообман?

– Ирина, вас долго не было видно-слышно. Тусовка обсуждала вашу болезнь. Говорили, что на этот раз все очень серьезно: почки. Болтали о, простите, пресловутом кресте, который нужно поставить на вашей карьере.

– Это было многократно. На мне спешили “ставить крест” столько раз, что я научилась не обращать внимания на такие… недоразумения.

– Но как вам на чисто физическом уровне удалось так скоро оправиться?

– Нельзя давать себе расслабиться, захныкать, никогда нельзя выдавать своего внутреннего состояния для людского обсуждения. Ведь мне тоже бывает плохо, иногда очень, и я не всегда бываю в форме – в такие периоды я пропадаю совершенно намеренно, я стараюсь снова, что ли, обрести себя. И вот когда я чувствую, что возродилась… Я никогда не позволяла себе появляться в виде, который не подобает мне. Марку надо держать всегда, и тут уже десятое дело: певица ты или кассирша, инженер или коммерсант…

– Легко вам, Ирина, говорить: ведь ваша стильность от рождения. Родители плюс Бог. А многие думают на свой счет примерно так: чего я буду из кожи лезть, судьба меня обидела…

– Это есть малодушие, и ничего больше. Генов мало! Это база, и все. А дальше – труд и спорт.

– Вопрос вроде бы простенький, а на самом деле хитрый: кому, по-вашему, приходится труднее в искусстве – мужчине или…

– “Или”, конечно!

– Ну, может, и “или”, но почему – “конечно”? Феминизмом попахивает…

– Про эстраду скажу. Мужчине легче, потому что эстрада – это та область, которая по определению завоевывает женские сердца. Понятно, почему мужчина, вышедший выступать, покоряет женскую часть аудитории (а это всегда, заметьте, большая часть): он, ко всему, несет совершенно определенный сексуальный заряд…

– Но ведь и женщина несет с собой такой заряд…

– Я вообще сексуальность определяю несколько иначе, чем многие другие. Я считаю, что сексуальность – это не интимные отношения между мужчиной и женщиной, это чувственность. По-настоящему сексуальный, чувственный человек не нуждается в публичности, он имеет, куда деть свою чувственность. Он не будет свои чувства выставлять напоказ. Он может просто стоять, просто смотреть, не делая никаких таких движений, и все равно будет сексуален. Это значит, у него обтекаемое, мягкое, теплое сердце – вот что значит чувственность, сексуальность (мы договорились, что это синонимы). Во многих людях, которые, кажется, абсолютно никак внешне не проявляют свою сексуальность, я угадываю ее большой потенциал.

– …В отношении, например, Богдана Титомира это суждение звучит не очень убедительно. Кстати, сейчас сплошь и рядом вам как свежеиспеченному тандему перемывают косточки. Что за негаданный альянс?

– А в искусстве все должно быть негаданно. Мне кажется, только элемент неожиданного превращает искусство в материю, достойную интереса. Я, разумеется, видавший виды человек, но и я не понимаю (честно!), почему люди недоумевают, когда два имени – Понаровская и Титомир – связываются воедино. Я не понимаю! Я увидела в Богдане очень интересную личность, я была на его сольных программах. Он очень славный. Да, у нас разные имиджи. Но это и хорошо! Соединить разное. Это и любопытно. Посмотрим, что из этого получится.

– То есть альянс сугубо творческий? А вообще Титомир – не тот мужчина, который мог бы вас очаровать и пленить?

– Но это уже совсем другой вопрос! Я к Титомиру отношусь так же, как ко многим нашим артистам, – с большим уважением и любовью. Но вы же понимаете: мы сойдемся в дуэте только на сцене. А то, что выдумывают от большого ума несведущие журналисты, жадные до скандала, еще более жадные до гонораров – на это внимания не обращаю, много чести будет.

– По тону можно легко догадаться, как вам насолил наш брат… В каждом интервью, которые вы, кстати, даете только узкому кругу “своих” журналистов, вы все время ругаете прессу, инкриминируя ей нечистоплотность…

– Просто надоела эта вольготная брехня, это безнаказанное и разухабистое хамство!

– Чье именно, Ирина?

– Да Господи, в именах ли дело? Их, таких писак, столько – разве я могу запомнить фамилии? Я вам сказала о сути своей претензии. Сейчас считается, что даже отрицательное служит рекламой. Я против, я против категорически! Я считаю, что я всех этих пасквилей в газетах не заслужила.

– До Титомира был Павлиашвили…

– Стоп! Я на эту тему говорить не буду: было столько неправды, столько грязи, что получится, будто я оправдываюсь. А я чиста!

– После конкурса “Ступень к Парнасу”, где ваш бывший спарринг-партнер взял Гран-При, помнится, в ответ на злоречивую публикацию одной из газет, намекавшую на мафиозное “происхождение” победы, вы не ограничились просто недовольством, а… были какие-то поползновения постоять за себя в суде?

– Нет, до суда тогда не дошло, но только по причине брезгливости – ну, вы понимаете… Хотя я отдаю себе отчет, что от этого зло только становится безнаказаннее.

– Но согласитесь: иногда случается так, что артист обижается на невесть что. Может, у подавляющего большинства наших “мастеров сцены” не все в порядке с самооценкой и чувством юмора?

– Я спорить не буду. Я говорю о себе. О моем случае. Я могу повторить, что всегда заботилась о чистом имени, и я не позволю журналистам бросать на это имя тень.

– Ирина, известно ли вам, что многим журналистам вы представляетесь человеком заносчивым и жестким?

– Что вы имеете в виду? Если такую глупость, как звездная болезнь, этого не было и нет. Но есть достоинство! И когда мне что-то такое говорят на мой же счет, я убеждаюсь, что у нас очень многие достоинство путают с заносчивостью. Я умею за себя постоять, я умею, если надо, осадить. Малознакомому человеку мне, Понаровской, нельзя, лукаво подмигнув, сказать: “Ирка, мать родная!” Я моментально поставлю на место.

– Ирина, ну а что вы скажете относительно разговоров о вашей неуживчивости? Ведь в этом случае у критиков ваших есть аргумент – сами знаете, какой…

– Это очень интимный вопрос, и меня удивляет, почему с такой легкостью вы…

– Мы готовы извиниться, если что не так, но нам хочется услышать ваше мнение, Ирина, по поводу: возможны ли вообще семейные отношения в артистической среде?

– В любом мире, дорогие мои, в любом мире абсолютно могут быть такие отношения. Все зависит от человека. Наш артистический мир – если говорить о нем – очень жестокий, он неправильно воспитывает, и когда человек с младых ногтей на этом пути, он особенно беззащитен… Тем не менее есть прекрасные примеры благополучных пар в нашей среде, и я назову их: Роксана Бабаян и Михаил Державин, Наташа Королева и Игорь Николаев (на момент, когда происходила беседа, “дельфин и русалка” еще были вместе. – Ред.), дуэт “Академия”… Они прекрасно уживаются и в жизни, и на сцене, почему нет? Они друг друга нашли, им хорошо вместе – это и есть счастье. Я бесконечно рада за них.

– Но лично у вас семьи в общепринятом смысле нет, не так ли?

– В общепринятом – нет. Но не могу сказать, что в личной жизни я неудачливый человек. У меня были незабываемые периоды в жизни… Понимаете, артист – существо особенное, очень трудно ему обрести размеренность и стабильность, артист живет импульсами, а это почти исключает возможность… хотя об исключениях я говорила.

– И все же: семейная жизнь или одиночество. Что бы вы предпочли?

– Ну… Конечно, семью! Приходить домой и первой включать свет – это, знаете… Но я убежденный идеалист, я думаю, что у меня еще будет любовь, я найду и меня найдут.

– Ирина, а может, вы слишком требовательны к любимому человеку?

– Может быть. Мужчина обязан быть по определению умным, добрым и сильным, конечно. А такого я не встретила. Пока.

– Скажите, а были в вашей жизни случаи, когда вам, грубо говоря, за постель обещали златые горы?

– Ну знаете… Раскрывать свои тайны, чисто женские, кто когда ко мне подходил и с какими предложениями, мне бы не хотелось… Но я же вам сказала, что свой путь прошла честно. Я перед Богом могу повторить, что никогда своей женской честью я не жертвовала, чтобы пробиться. Ну там ради звездности, ради карьеры – вы же об этом спросили? Я никого не собираюсь учить, осуждать, я просто говорю как есть. Я воспитана в строгих правилах. И мое реноме, мое чистое и непорочное имя мне очень важно.

– А не легче было бы, скажем, пойти на компромисс и заделаться “придворной” певицей?

– Никогда!

– А что, вам и такие предложения делались?

– Со стороны властей предержащих – нет. Я думаю, причина в том, что они чувствовали мою внутреннюю свободу, ненавидели меня за это, но ничего поделать не могли. Я свободный от природы человек – как в жизни, так и в творчестве. Со своими понятиями, включая нравственные. Я неподатливый человек, если иметь в виду… сами знаете что.

– Вас никогда не подмывало выгодно “сбегать замуж”, как это делается с размахом сейчас? Когда любовь заменяется мужиком из категории “толкач” и обилием дензнаков.

– Нет, это не для меня.

– Риторический вопрос: почему?

– Понимаете, это даже как-то неловко объяснять: такие прописи… Я живу сердцем, а не умом, рассудком. Значит, исключается и замужество по расчету. Мне повезло в жизни: я рождена такой, что умею радоваться любой мелочи, умею довольствоваться малым. Поэтому я не очень-то тоскую по несбывшемуся: то, что я имею – в первую очередь, ребенка, – искупает все.

– Можно ли вас назвать человеком богатым?

– Можно назвать человеком среднего достатка.

У меня однокомнатная квартира, денег в обрез, но их столько, сколько мне требуется для безбедной жизни, для содержания ребенка. Этих средств недостаточно для того, чтобы шиковать и разъезжать по белу свету.

Я, скажем так, не самый лакомый кусочек для тех, кто любит поживиться за чужой счет. Вдобавок ко всему теперь, когда кругом криминальный кошмар, я стараюсь не особо блистать украшениями… которые у меня есть, немного, но есть, доставшиеся по наследству.

– Мы недавно прочли, что вы очень охочи до авто, меняете машины, как наряды…

– Ну, если написано, значит… ну, а если серьезно, вы же понимаете…

– А что, многие наши “звездочки” содержат целые автопарки, – почему бы не поверить?

– Я не “звездочка”.

– Пардон. Но все в один голос говорят: она – это про вас – могла столько “накосить”!

– У меня никогда не было лихорадочной цели “накосить” миллион.

– Но сама по себе цель чем плоха? Тут контекст важен…

– А я о контексте и говорю. Я говорю о самоцели. Когда человек превращается в раба… И я неуемна, когда иду к цели. И хорошо, и замечательно, если будут деньги, много денег, но если все повернется так, что денег не будет, – для меня это не смертельно.

– Есть, кстати, еще один способ форсированно разбогатеть – пуститься в “чес” по необъятным просторам теперь уже Содружества… Но судя по тому, что вы почти никуда не ездите, и этот путь не про вас?

– Я думаю, это связано с тем, что опять же я – женщина. Я очень люблю дом, и на протяжении двадцати с лишним лет ездить и ездить без конца, все время проводить на колесах… Мне хочется быть дома, быть рядом с друзьями, в первую очередь, с ребенком. Поэтому я решила, что ездить буду меньше. Благо появились в изобилии эти элитные клубы, что подарили возможность оставаться дома, еще и работать – чем это плохо? Гастролерство – это больше для юных, для молодежи; я никоим образом не записываю себя в старухи, но… понимаете меня?

– Кто-то может злорадно подумать, что на вас нет спроса…

– На меня?! Я без ложной скромности горжусь тем фактом, что меня хотят видеть и слышать в разных концах нашей огромной страны: без конца звонят, без конца просят приехать! И я изредка выезжаю. Странно – и обидно – кто может подумать, что Понаровская не пользуется спросом?

– Но всегда считалось, что Понаровская – певица для элиты. Вы, конечно, не согласны с этим?

– Мне все это странно слышать. К сожалению, не все могут посещать ночные заведения, это так. Но разве из этого следует, что я – элитная певица? Положа руку на сердце, могу сказать, что моя публика – самая разная. И никогда – ни в маленьком городке, ни в архиэлитном клубе, – никогда и нигде у меня не было ни одного пустого места в зале! Ни одного. Публика – подчеркиваю, самая разная – равно меня любит и мной любима.

– А как вы относитесь к претензиям, что вы всегда “над публикой”, “ничего общего с ней, публикой, не имея”?

– Это смотря какой период иметь в виду. В самом начале я была неискушенным человеком, а потому потерянным: не ведала, что с этой публикой делать, как ею овладеть, как покорить… А теперь такие упреки беспочвенны.

– Ирина, мы понимаем: “люблю своего зрителя” и все такое… Но зритель разный бывает, как любить такого, который… не очень хороший?

– Он может быть очень нехорошим, но в этом-то и соль, чтобы на твоем концерте он – хоть на некоторое время!– стал другим! Но добиться этого очень трудно, мне для этого понадобилось столько лет…

– Ирина, всегда считалось, что первые два места на эстрадном пьедестале среди дам держали Пугачева и Ротару. Нет ли у вас мыслей по этому поводу, то есть не завидуете ли вы им, не усматриваете ли в этом ранжире несправедливости и каково ваше место, по вашему же разумению?

– У меня совершенно определенное место. Я никогда не гонялась за славой…

– Напрашивается логическое: “в отличие от…”

– Нет, это вы домысливаете! Я хотела сказать, что у меня другой девиз: и торопиться можно и нужно с достоинством. Так я, кстати, отвечала, когда мне говорили, что я медлительная, не спешу взять все сразу и так далее. Но ведь я оказалась правой! Двадцать три года на сцене – и сегодня я могу сказать, что люди не потеряли ко мне своего интереса.

– Но ваша популярность не “бешеная”, негромкая.

– Зато стабильная, ровная. А “бешеной” мне и не надо. У меня всегда была красивая, умная публика. И эта публика знает, каков мой потенциал.

– Каков же он?

– А вы наблюдайте за мной – увидите.

– А правда ли, что Алла Борисовна однажды отпустила шпильку насчет вашей “голубой крови”?

– Я не хочу об этом говорить… И не в Пугачевой здесь дело. Дело – в отсутствии злементарного воспитания. Я сказала как-то: если такая группа крови есть, я горжусь тем, что она ко мне относима. Что я могу сделать, если так меня воспитали мои родители? Если меня “угораздило” учиться в консерватории? Если многое из того, что сейчас можно, для меня нельзя, ибо – некрасиво, неприлично, неудобно. “Голубая кровь” – показатель качества. Человеческого.

– Ирина, мы говорили на тему “годы на сцене”. Пафосно выражаясь, с высоты этих лет скажите, пожалуйста, каково ваше мнение по поводу вечной антитезы “тогда и сейчас”?

– В таких сравнениях всегда есть что-то несправедливое… Я осторожно выскажусь: сейчас просто интересней. Потому что нет табу, многое позволено, да практически не многое, а все. Каждый волен выражать себя, как хочет, никаких ограничений! И тут-то самая жестокая, но самая справедливая проверка – кто есть кто.

Но и прежде были свои прелести. Нас было немного, каждый имел свой вес и место… Хотя про себя, наверное, я не имею права так говорить, потому что именно тогда я сама и сформировалась, росла. (Что продолжаю и сегодня делать, я надеюсь.)

– Нам кажется, что сегодня главное и чуть ли не единственное определяющее в эстраде – деньги. Это правило. Поэтому, пожалуйста, если захотите оспорить, не говорите об исключениях как о норме…

– Думаю все-таки, что вы заблуждаетесь. Немножко. И тогда, и сейчас определяющим является талант. Что деньги? Их можно вложить в человека, сделать большую рекламу, выпустить пластинки, можно снять о нем кино… Но вы ведь сами знаете: многим была дана возможность, и почти все, кому была дана, – они исчезли.

– Конечно, “мы сами знаем”, но давайте с именами, Ирина…

– А давайте без имен: каждому придет на ум свое имя, благо их легион, таких мотыльков, было и есть…

В те времена приходилось пробиваться с неимоверным трудом, и я должна вам сказать, что я пробивалась в одиночку, во-первых, а во-вторых, для меня важно еще раз подчеркнуть: я пробивалась честным путем. Если вы задумывались когда-нибудь, откуда в моей биографии певческой такие огромные временные провалы, когда меня не было на поверхности вообще, когда я просто исчезала… Это было связано со многими вещами… А сейчас что? Сейчас проще (хотя, как я уже сказала, интересней). И – сложнее. С репертуаром.

– Неужто только с этим?

– Это первая трудность. Я имею право так пристрастно говорить, потому что у меня все-таки классическое образование, я пришла на сцену с багажом, у меня в активе консерватория, и я могу “пожаловаться”: раньше писалось больше красивых мелодий. А сегодня, когда, казалось бы, нет проблем, из-за которых было много страданий прежде, – проблем технических… сейчас можно сделать крутую аранжировку, но куда денешься от факта, что красивой мелодики почти не стало?

– Ирина, говорят, вы окончательно забыли, что такое пение вживую?

– Это неправда. Потому что, во-первых, мои московские поклонники видят меня преимущественно на телевизионных съемках, где естественным образом не мне одной, но всем надо петь под фонограмму. Что до сольных концертов по стране, они всю жизнь работались живьем, и я ничего менять не собираюсь. (При том, повторю еще раз, что концертов стало много меньше.)

– А откуда хрипотца у вас? Она стала особенно очевидной в последние год-два.

– Видите ли, я никогда это не афишировала, но сейчас расскажу. Когда случилась беда в Чернобыле, этот кошмар, я ездила в зону с концертами. Вот с тех пор и хриплю. Я не знаю, насколько слушателю это режет слух, во всяком случае, я стараюсь сделать все, чтобы этого не было: где-то имиджем прикрыть, где-то репертуарными хитростями… Если это коробит вас и других, то извините: я не пропила голос, не прокурила его, я “заработала” это тем, что старалась, как могла, поднять дух людей, попавших в большую беду.

– Ирина, а рок как направление в музыке вас никогда не прельщал?

– А почему вы спрашиваете?

– Из любопытства: ввиду объясненной вами голосовой трансформации не попробовать ли вам – мы без тени иронии – себя на рок-поприще?

– Я считаю, что это все-таки удел юных, это другой темперамент, это другая экспрессия. Я теперь, знаете, люблю “куул джаз” – “холодный джаз”, мне это ближе. Я не хочу сказать, что не люблю рок, я преклоняюсь перед, например, Тиной Тернер. Но – не мое. Я там себя не чувствую, как рыба в воде. А если нет тяги, нет радости, тогда зачем все? С таким же успехом я могу и рэп спеть, станцевать, но тоже – не мое.

– А есть ли объективное объяснение, почему вы давненько не делали свою большую сольную программу в столице? (Беседа проходила до сольников в “Театре под куполом”. – Ред.)

– Она, эта причина, – на поверхности. Деньги. Все очень дорого, а у меня таких денег нет. Надеюсь, вы поняли, что я не люблю ходить с протянутой рукой, я не могу искать спонсоров. Самостоятельно сделать? Я думаю, ни один артист сегодня это не потянет.

– Да уж, деньги – начало начал, все в них упирается… Скажите, Ирина, а случались у вас с наиболее близкими людьми раздоры из-за денег?

– Раздоры из-за денег?! Никогда! Мы, артисты, должны получать достаточное количество денег для того, чтобы быть артистом. Думают, что мне все на блюдечке с голубой каемочкой подают. Неправда. За все мы платим сами, начиная с фонограмм и кончая гардеробом. Артист в идеале привилегированный человек, во всяком случае, так должно быть.

Вот женщины смотрят и говорят: “Я хочу одеться, как…!” – и называют имя. Значит, на нас равняются. Значит, мы должны иметь то, чего не имеет народ. Мы должны удивлять, восторгать, поражать, раздражать, мы должны быть законодателями – всего. И стиля жизни, и гардероба.

…Он, артист, не должен ездить в метро, он должен иметь свою машину.

– Даже судя по облику вашему, можно догадаться, что вы – человек аполитичный.

– В политике я не хочу ни разбираться, ни тем более принимать в ней участие. Я не знаю, не понимаю, не умею. Я считаю, что политика – удел мужчин. Хотя, конечно, я в курсе многих событий, я не могу об этом не думать, я дико переживаю, ведь от этого не изолируешься! Но лезть туда.. нет, я не для этих “рядов”.

– Тут недавно выборы прогремели. Ваши коллеги показали себя людьми шибко “избирательными” в политическом отношении. Мы и не думали, что у нас столько артистов, снедаемых мигренью по причине болезни политикой.

– Я понимаю, о чем вы, но буду говорить только за себя, ладно? Я просто хочу хорошей жизни и не знаю, какая партия может это дать. Мне, моей маме, моему сыну. Друзьям.

– Говорят, вы равнодушны и к телевизору?

– Я его не включаю или делаю это редко, и уж точно не для того, чтобы послушать новости. Я поняла: мой интерес ничего не изменит. Это только транжирить свое здоровье.

– Но вы патриот?

– Безусловный. Но патриотизм – это очень широкое понятие, и необязательно участвовать в митингах через день, чтобы считать себя патриотом.

– Ирина, мы догадываемся, почему у вас до сих пор нет звания, а вы?

– Я никогда не придавала званию большого значения. Я знаю, что некоторые, даже многие доброжелатели сейчас ходатайствуют, но… Господи, нужно ли это мне, вот вопрос. Дадут, сподобят – спасибо. Нет – звание не помешает мне петь (вернее, его отсутствие).

– Однажды вы сказали, что, выбирая новую песню, вы отдаете предпочтение смысловой нагрузке. Что “петь просто про цветы желтые, цветы красные, кораблик приплывающий, кораблик уплывающий” не можете и не будете.

– Это правда.

– Но в свете последних ваших песен об этом, наверное, лучше не упоминать?

– Ну, я не согласна! Бывают песни похуже, но я всегда стремлюсь к тому, чтобы в каждом номере была драматургическая завязка. Из этого я исхожу.

– Вы человек общественный?

– Если вы имеете в виду, люблю ли я светские вечеринки, могу сказать определенно: нет. Это связано только с работой. Отработав и получив деньги, я уезжаю, потому что гулять не умею и не люблю.

– Опыта полно, могли бы вы уже сегодня выступить в качестве учителя, мэтра?

– Вообще мне кажется, что решать судьбы – это жребий Господа, и я никогда за такое не возьмусь. Что до менторства, вы знаете, я, конечно, уже многое могу подсказать начинающим, но, если честно, никакого изменения в ощущениях с той поры, как я впервые вышла на сцену, во мне не произошло: я так же, как дебютанты, радуюсь успеху и плачу, когда ошибаюсь.

– Ирина, подумываете ли вы о том, чтобы “уйти” со сцены?

– Бывает, конечно, что думаешь об этом. Но в этом смысле я спокойна: у меня очень жесткий самоанализ, и обольщаться я не буду, тешить себя иллюзиями. Слишком дорожу своим именем, чтобы позволить себе не почувствовать необходимость уйти.

Андрей ВУЛЬФ,

Отар КУШАНАШВИЛИ.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

ЮЛИЙ ГУСМАН НАБРАЛСЯ В ГОСДУМЕ
КТО НЕ УСПЕЛ, ТОТ ОПОЗДАЛ
$10.000 ЗА НОЧЬ!
АЛЕНА АПИНА. Любимый мужчина
КОШАЧИЙ КОНЦЕРТ
ОКАЯННАЯ ЗИМА
НЕ КНИГА, А Х…
ВАЛЕРИЙ ЮРИН. Любимая женщина
ХВАНУ ПОПОРТИЛИ ПОРТРЕТ
КУЗНЕЦ СВОЕГО СЧАСТЬЯ МАРКИН
ОЛЕГ ТАБАКОВ. Хит-парад
ВИЛЛИ ТОКАРЕВ. ТВ-парад
…РАКОМ ЩУКУ
Поле чудес #005
“НЕ БЕЙ КОПЫТОМ” В РИТМЕ РЭГГИ
КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ
ВСЕ ВОРЫ СИДЯТ. НО КАЖДЫЙ ПО-СВОЕМУ


««« »»»