«Папаша» Кобзон и его мафия

Есть такая порода людей. На Западе их называют “сэлф-мэйд-мэн”. Человек, сам себя создавший. К этой нечастой, крутой разновидности – отношение неоднозначное. Особенно со стороны других, себя не продвигающих. Знаю я немногих. Михаил Горбачев, Илья Глазунов, Юлиан Семенов…

Иосиф Кобзон, по-моему, тоже вписывается в эту категорию. Ведь тоже легенда. Его имя сопряжено с разномастными фактоидами. (Это такие факты, которые общеизвестны как бы. Но доказательств – ясных как поляна и прямых словно кишка – нет). Про Кобзона дружно говорят, что он, конечно же, связан с мафией. Много чего говорят. И, между прочим, зачастую – правду. Во всяком случае, Иосиф Давидович производит впечатление человека со связями. С разными.

Гусарская тема советской эстрады

- Почему вы столь активно занимались похоронами Талькова?

- Я никогда с Тальковым не был дружен. Я дважды всего (за всю жизнь) выступал в концертах, где он принимал участие. Но меня взволновало (как коллегу) то, что раздался этот выстрел. Я к нему относился с симпатией. Ко мне обратился директор центра (раньше он был по фамилии Гольберг, сейчас он Смирнов): попросил организовать захоронение. Я проторчал пол-дня у Руцкого. Потом – заседание правительства Москвы, нельзя было вытащить Лужкова. И когда оно закончилось, я бросился к Лужкову. И я добился чтобы он подписал разрешение захоронить Талькова на Ваганьково (хотя говорили: “Максимум – филиал Новодевичьего”. Так называется Новокунцевское кладбище). Поехал туда, на Ваганьково, выбирать ему последнее пристанище. Попросил, чтобы рядом с Левой Яшиным и с этими тремя героями Августа. Ребятами, которые погибли во время переворота. Я попросил чтобы рядом с ними похоронили Талькова. Мне сказали, что на этом месте нельзя хоронить. Там всего пять человек похоронено: Яшин, трое героев и Беляков (это бывший первый зампред Моссовета). Я вернулся к Лужкову. И он сказал: “Где хочешь там и хорони”. Напишите – участок 27, прошу я. Он написал. Говорит: “Все?”. Все. Захоронил, заказал поминки в “Северном луче”. И пришел на панихиду. Я просто произнес речь. Не о друге, а просто как о коллеге, который трагически ушел из жизни. Сказал, что это беда личностная, с одной стороны, с другой – нашего общества. Когда в артиста стреляют на сцене. Это все равно, что священника в храме. Я сказал эти слова. И вот впоследствии выступил один из участников презентации “Профи-91″ в прессе ( Карен Кавалерьян, молодежный поэт, пишет тексты, не стихи, а тексты.): “Я очень рад видеть себя в числе лауреатов на “Профи-91″, который возглавляет бывший идеолог той эстрады, которая нас никогда не принимала. И теперь он нам вручает призы! Это Кобзон, который позволяет себе ходить на панихиду к Талькову”. Ему задают вопрос: “А как вы думаете: для чего ему (Кобзону) это нужно?” Он говорит: “Ну как для чего? Чтобы продержаться на плаву”. Я не стал мстить (мне легко было завестись, я человек крайне вспыльчивый и иной раз несдержанный). Я мог это сделать совершенно по другому. Вплоть до рукоприкладства. Но не стал этого делать. В надежде, что кто-нибудь из молодых вступится, понимая что я принял чисто человеческое участие, и мне не нужно какое-то общественное признание. (Так это происходило, когда скончался Высоцкий. Я никогда не был близким другом Владимира Семеновича, но я добился у Пастухова публикации некролога, я добился этого места, где он покоится). Я думал, что возмутится молодое поколение моих коллег. Выступит и даст этому оценку. Никто. Никто не отреагировал. Я понял, что они разрознены и эта дикость – закономерный случай. Который характеризует общий уровень нашей культуры. И культуры творческой и культуры бытовой. Я не удивлюсь, если, скажем, завтра узнаю, что кто-то задушил за кулисами ту же Азизу. В отместку. Не удивлюсь. Из всей этой плеяды самый мыслящий, порядочный человек, знающий, что он делает – это Олег Газманов. Я на “Белых ночах” с ним поговорил. На пароходе, в течении двух часов.

- А с чего это вы вдруг познакомились с автором “Эскадрона”? Он, что – попадает в категорию “кремлевских” певцов, после того как его песней “Свежий ветер” озвучили фильм о Горбачеве?

- Мы собрались (Розенбаум, Винокур, Лещенко), когда на Дворцовой площади было это выступление. Приходит Олег. И Володя Винокур (с присущей ему простотой и юмором) говорит: “Нужно поговорить с Газмановым; спросить каким он номером идет, чтобы как с Тальковым не произошло”. Я говорю: “Володя, это кощунственно”. Но когда Газманов проходил, он таки бросил: “Олег, мы идем теми номерами, которые ты укажешь”. Газманов парировал: “Зря смеетесь, ребята”. И мы завязали разговор. Об этой разрозненности. Вы когда-нибудь видели чтобы артисты сидели за кулисами и слушали друг друга? Никогда! Курят, ждут. “Старик, когда я иду?” “Через номер”. “А, ну хорошо”. Мое поколение с жадностью слушало за кулисами мастеров. Всегда. Не дожидаясь своего выхода, а просто это нам было интересно. Потом: я не против, если Маша Распутина сегодня выступает в сексуальных платьях, потому, что я вижу, что она старается отразить себя в репертуаре. Но когда, скажем, мой коллега мужского пола выступает в спальном костюме!

- Кто?

- Все. Все мои коллеги молодые. Это неуважение к тем людям, которые платят деньги. Тот же Тальков: у него был свой имидж. Эта белая рубашка, белогвардейский костюм – это была атрибутика, отражающая его репертуар. А когда рок-группы выходят в джинсах, кроссовках! Если это сценические джинсы, сценический образ – согласен. (Если они переодеваются на свое выступление). А если это их обыденный, будем так говорить, гардероб, которым все равно где пользоваться: на лужайке, в автобусе, на сцене – меня это шокирует. И это не консерватизм, а мое глубокое уважение к своей профессии. Вот солист “Любэ”. Он же не ходит по улице в этом офицерском костюме? Мы никогда не позволяли себе до выступления или во время выступления выходить в публику. Нельзя. Тогда теряется ощущение романтики. Я например, никогда в жизни в брюках, в которых я выхожу на сцену – не сяду. Никогда. В антракте, если я выхожу, то, извините, я должен снять штаны.

- Не про всех ваших знакомых это можно сказать. Я – насчет штанов. Кого вы, кстати, числите среди своих ближайших товарищей?

- Есть общепринятое понятие слова “друг” и есть – личностное. “Брат может другом вдруг не оказаться, зато вот друг – он настоящий брат”. К таким братьям-друзьям я причисляю Роберта Рождественского. Генерала Громова и полковника Аушева. Афганские мои друзья. Аушев – Герой Советского Союза. С Громовым я познакомился в апреле 80-го. Он был старшим лейтенантом. Мы подружились. Дать палитру друзей? Композиторы: Аля Пахмутова и Коля Добронравов, старые добрые друзья. Я дружу со своими коллегами – артистами. Они меня называют “папаша”. А я их называю “сынки”. Это – это уже помянутые -Лева Лещенко, Володя Винокур, Саша Розенбаум.

“Я занялся рэкетом”

- Как вы считаете: нужен ли нашей стране министр культуры и министерство культуры. И – ваше отношение к Губенко?

- Я хочу вам сказать, что Губенко раньше всех предусмотрел ситуацию, которая должна произойти в Союзе. Когда республики только говорили о своем суверенитете, он первый предусмотрел сегодняшний МЭК (межреспубликанский экономический комитет) и первый создал совет министров культуры. Теперь по тому же принципу создали министерство внешних связей. Панкин хотел создать такой же Совет министров. А у Губенко эта структура работает уже давно.

- А меценаты нужны нашей культуре?

- Я, например, знаю, что сейчас пытаются создать при Фонде культуры Ассоциацию меценатов. Это прекрасная идея. Потому что все ринулись быть спонсорами конкурсов красоты. Но разумные люди, скажем тот же Морозов, не просто давали деньги на девочек или на балет или на что-то. На духовность в обществе. Если сегодня говорить о духовности, то это прежде всего обездоленные дети, сироты (хотя это слово отвратительное), это наши инвалиды и старики. С ужасом я увидел по телевидению сюжет о том, что в Москве открыт пункт кормления бездомных стариков. Как собак бездомных. Бедные старики с этой похлебкой. Их показывают по телевизору. Такой позор! Национальный. Позор государственный. Хотя я благодарен тем людям, которые подумали об этом и хотя какую-то часть накормили. Наши будущие знаменитости, студенты Российской академии художеств, не могут работать – у них нет кистей. И сколько бы ни устраивал выставок Глазунов, он не сможет обеспечить всю свою академию, всех своих студентов. Не может. А у государства денег нет. Кто это может сделать? Меценат. Спонсор (как их называют). Они бы это и сделали, но не знают, что такая необходимость. Потому что детские дома у нас закреплены за шефами, не за спонсорами. Я призывал Ивана Степановича Силаева к активной помощи в создании Ассоциации воспитанников детских домов. Приглашал в “свои” детские дома (в Тульской области). Я спонсирую их не только материально. Я и в правовом отношении их спонсирую, борюсь за их права. Скажем, в Ясной поляне детдом (который хотели вывезти и построить для интуристов рядом с усадьбой Льва Николаевича пансионат). Я не допустил этого. И горжусь этой акцией. После смерти моей мамы (в 1991 году) я приехал в Тулу и взял дошкольный детский дом. У меня теперь два таких. Вот я организовал такую статью в бывшей “Советской культуре”, ныне газета “Культура”, под названием “Глас ребенка – глас божий”. Но откликов никаких. С одной стороны думаешь: надо рассказать. С другой: “Надо же – о себе рассказывает. Видите ли он хороший, а мы все плохие”. Я занялся таким, грубо выражаясь, рэкетом в своем бизнесе. По согласию. Перед заключением новой сделки я говорю: “Можете выделить некоторую сумму от контракта на помощь детским домам?” И все с удовольствием это делают. Будет у вас время, побывайте в этом яснополянском детском доме. Прямо напротив музея-усадьбы.

Как Горбачев Синатру приглашал

- О вкусах не спорят. Я и не берусь. Хотя бы потому что в своем жанре вы как бы Номер Один. Ведь вы знаете, что вас величают – Советский Фрэнк Синатра? Кстати, мне рассказывали, что вы некогда пытались устроить встречу “певца американской мафии” и Горбачева? И якобы из-за происков “Коза Ностры” это свидание не состоялось.

- Мне (когда я был в Штатах) сказали, что Фрэнк Синатра изъявил желание выступить в Советском Союзе, что ему очень нравится Горбачев и перестройка. И что он готов приехать и дать один-два благотворительных выступления, но только если он получит личное приглашение от Михаила Сергеевича. Я вернулся в Москву, встретился с Горбачевым. И даже так немножечко слукавил перед ним. Я сказал, что Фрэнк Синатра хочет выступить в Москве в благотворительных целях. Знаете ли, спрашиваю, вы этого певца? Он говорит: “Знаю его и как друга Рейгана, знаю его как и друга американских мафиози, и знаю даже его песню”. После чего Горбачев сносно напел “Путников в ночи”. Я говорю: “Понимаете, он никогда в жизни не был в стране социалистического лагеря. Синатра уже старый, карьера его заканчивается, но представляете как сейчас важно (в зарождающихся ваших отношениях с Рейганом), что вы демократично отнесетесь к его приглашению посетить Советский Союз”. Горбачев говорит: “Нет проблем”. Черняев (это его помощник) добавил: “Вы сочините текст письма”. Мы сочинили (я могу ошибиться в точности формулировки): “Уважаемый господин Синатра. Ваше имя – замечательного артиста кино, эстрады,популярнейшего человека в США – широко известно и в нашей стране. И мы были бы очень рады если бы вы нашли возможность посетить нашу страну в это интересное, революционно-перестроечное время”. Отослал его. В то время советским послом в США был Дубинин Юрий Владимирович. Дубинин пригласил Фрэнка, и официально (с коктейлем) вручил ему приглашение. И в связи с тем, что я был инициатором этого приглашения, я (когда еще раз был в США) обратился к импресарио Стиву и спросил: “Ну, когда?” Тот сказал: “Я тебя сейчас соединю с ним непосредственно и мы проведем такой конференц-разговор. Ты, я и он”. Мы связались со штаб-квартирой. И выяснилось следующее. У Фрэнка Синатра (на его вилле в Калифорнии) целый такой музейный зал, где на стене висят приглашения от президентов всех стран, где он выступал. Но они написаны вручную! И поэтому он хотел, чтобы то же самое сделал Горбачев. Написал собственной рукой. И второе: Синатра готов приехать, но только на один концерт, только на Красной площади. Он просит отдельный воздушный коридор для своего личного самолета, красную дорожку от трапа до помещения. И гарантированного присутствия на этом концерте Михаила Сергеевича и Раисы Максимовны. Я ответил: “Я очень сожалею, что во многих странах за рубежом, дабы познакомить слушателей со мной, часто использовали “титул” – “советский Фрэнк Синатра”. Я говорю: “Очень сожалею, что я стыдливо улыбался, но не отказывался от этого сравнения. Отныне я это буду считать оскорблением. Я сожалею, что мой любимый артист так дурно воспитан. И не сожалею, что с ним не познакомился мой советский слушатель”.

- А Михал-Сергеич в курсе?

- Мне стыдно перед президентом. Он не забывает такие вещи. И однажды (в кулуарах, на съезде) он, проходя мимо, как-то бросил: “Ну где твой Фрэнк Синатра?” Я говорю: “Михаил Сергеевич, я боюсь вас огорчить рассказом, но он недостоин вашего приглашения”. Такая была история.

Генерал товарищ Громов

- С Фрэнком Синатра у вас сорвалось. Но зато, по-моему, вы вполне благополучно похлопотали перед президентом за вашего друга – генерала Громова?

- Я сказал, Михаил Сергеевич, на вас лежит вина за то, что вы, не желая того, приняли участие в судьбе, на мой взгляд, самого боевого генерала в наших Вооруженных Силах. Русского генерала. Которого мой друг Глазунов называет – Суворов. (Потому что Громов действительно суворовец. Закончил суворовское училище. Илья называет его современным Суворовым, советским). Вы, говорю я Горбачеву, его увели насильственным путем из армии. Он: “Почему насильственным?” Я: “Потому, что я знаю всю эту историю. Когда вы к нему прислали Ахромеева, который два дня его обрабатывал. Когда вы ему звонили дважды и Громов отказывался. Вы стояли на своем и перевели его в структуру, к которой он не имеет никакого отношения. МВД. Далее. Не без помощи ЦК партии Борис оказался “вице-президентом” Рыжкова. Это вы его толкнули в политические игрища, к которым он не имеет никакого отношения. Он не политик, он солдат. Во время августовских событий,я считаю, он повел себя крайне честно (он поехал в Москву 18-го числа, после встречи с Варенниковым в Бельбеке, он не поехал с ним в Киев). А 19-го он вернулся в столицу (он отдыхал с семьей в Крыму). И трое суток не выходил из своего кабинета, дабы кто-нибудь в его отсутствие не дал команду дивизии Дзержинского”. Я говорю Горбачеву – это был честный, мужественный поступок. Да, он не был у Белого дома. Не обязательно было всем быть у Белого дома. Но он каждый день консультировал афганцев (через Руслана Аушева). Быть наготове и в случае необходимости защитить себя и народ на площадях. Президент говорит: “Я этого не знал”. А теперь, говорю, этот боевой генерал без работы сидит дома с четырьмя своими детьми. Ему никто не звонит. Министр сказал, что он ждет окончания расследования. Громова допрашивают молодые ребята с сигареткой в зубах, что он делал там, что он делал с тем, с кем говорил. Я говорю: “Ваша вина в этом очень большая”. Михаил Сергеевич принял эту информацию очень серьезно: “Видимо, ты прав”. И я не успел приехать домой, как мне позвонил Громов и в волнении сказал, что с ним беседовал Горбачев.

- Это когда было?

- 13 ноября ему позвонил Михаил Сергеевич. И сказал, что он понимает его тяжелое состояние, он сам прошел через такое. “Мы поговорили с товарищами и я с ними согласился, беру на себя часть вины и обещаю принять участие”. На следующий день Борису позвонил Степанков, пригласил его на беседу и сказал, что расследование закончено, ему не предъявлено никаких претензий и что он доложит Президенту и министру обороны, что Громова можно использовать в любой сегодняшней современной структуре. После этого Громова пригласил его министр и предложил ему не самое лучшее из подразделений. Возможно, освобождающийся Туркестанский округ и, возможно, место первого зама главкома сухопутных войск. Борис Всеволодович дал согласие на место первого зама. И скоро выходит на работу. Я очень благодарен Михаилу Сергеевичу. За то, что он так демократично принял критику, исправил свое отношение, когда я ему сказал: “Возможно, вас дезинформировали люди, которые боялись Громова”. Когда шли такие разговоры о военном перевороте, диктатуре. Конечно же, фамилия Громова – она легендарная среди афганцев. И возможно, говорю, вас дезинформировал Язов. Он сказал: “Вот, что я тебе могу сказать честно – Язов к этому никакого отношения к этому не имеет, это была моя идея и поэтому я сам буду разбираться в этой ситуации”. И я понял, что наш Президент в человеческом отношении очень порядочный и достойный человек. И я хочу надеяться на то, что имя Громова, очистится от той скверны общественной, которая за ним пошла после, того как он баллотировался в вице-президенты.

- Но ведь Громов подписал “Слово к народу”, своего рода призыв к путчу?

- Он его подписал по телефону. Громов находился в это время на отдыхе в Крыму с семьей, когда ему позвонили и сказали, что патриотическое обращение к народу подписали Бондарев, Распутин и т.д. “И мы хотели, чтобы и ты подписал”. Ну если патриотическое такие имена подписали, ответил Борис, я согласен. И за него подписали, а прочитал он его уже опубликованное. Я очень рад, что этот боевой генерал снова надел погоны и вернулся в свою родную стихию. В Афганистане я сам был девять раз. И это не героика и не романтика. К сожалению, наши люди проявляются в экстремальных ситуациях.

- В драке не выручат, в войне победят. Так Жванецкий говорит.

- Совершенно верно. Жванецкий мудрый человек.

Да. И от себя добавлю: из той же породы. Людей, которые сами – кто во что горазд – ковали свой имидж.

Свой капитал.

И свою славу.

И ведь это тоже его, Жванецкого: “Прошу к столу! Вскипело.”

Вскипело. И, видимо, давно.

Фото из личного архива И.Кобзона.