Случилось так, что сначала я познакомился не с самим Николаем Александровичем Булганиным, а с его портсигаром. Этот золотой портсигар, отобранный у известного валютчика Яна Рокотова, показал мне руководитель следственного подразделения КГБ Александр Митрофанович Петренко. На крышке портсигара было выгравировано: “Министру обороны Н.А.Булганину от высших офицеров группы Советских войск в Германии”.
– А как портсигар попал к Рокотову? – спросил я.
– Скорее всего портсигар спустила на черном рынке бывшая теща маршала, – сказал Петренко. – А потом, набирая цену, он стал переходить от одного спекулянта к другому.
К тому времени, когда в престижном цековском санатории я познакомился с Николаем Александровичем, он был уже не министром, а пенсионером, и в своем воинском звании рос почему-то не вверх, а вниз: безо всяких сообщений в прессе из маршалов превратился в генерал-полковника. Однако и в этом чине ему полагались офицер-порученец и горничная. Чем занимался подполковник, я так и не усек, а горничная прислуживала Булганину за столом. Каждый вечер Николай Александрович требовал подать ему в номер бутылку коньяка, и этим окончательно разорил главврача санатория, имевшего весьма скудную сумму на представительство. Покупать же выпивку за свой счет Булганин, должно быть, отвык еще с премьерских времен и теперь просто не понимал, как это делается. Тем не менее, употребив с вечера бутылку, Булганин утром ровно в восемь выходил на прогулку. На нем была белоснежная сорочка, строгий галстук, безукоризненно отутюженный костюм. Гладко выбритый, ухоженный, вальяжный, он напоминал всем своим видом какого-нибудь великого князя из дома Романовых. Опираясь на массивную трость, он медленно шествовал по тенистым аллеям, направляясь к морскому берегу.
В санатории узнали, что приехал Булганин, и отдых для старика потерял всякую прелесть. Где бы ни появлялся Николай Александрович, за ним неотступно следовали зеваки. Чувствуя за своей спиной топот, он иногда останавливался, медленно оборачивался, и тогда толпа разбегалась в разные стороны. Но стоило ему двинуться дальше, как сзади опять возникала назойливая свита.
Однажды Булганин, дойдя до скульптурного фонтана, присел на скамейку, вытер пот с лица цветистым батистовым платочком и крикнул, обращаясь, в пустоту:
– Товарищи, не прячьтесь. Я ведь вас прекрасно вижу. И тех, кто укрылся за деревьями, и тех, кто присел в кустарнике. Не стесняйтесь, подходите ко мне сюда, поговорим.
Постепенно возле скамейки, прячась за спины друг друга, стали возникать люди.
– Смелее, смелее, товарищи! – ободрял Булганин своих преследователей. – Ну, все собрались? Хорошо, потолкуем. Прежде всего хочу спросить: чего вы за мной ходите?
Молчание. Николай Александрович обвел собравшихся добрым взглядом.
– Не могу понять, почему моя скромная персона вызывает у вас такой повышенный интерес? Ну, в свое время я занимал высокие посты: был председателем Моссовета, министром обороны, председателем Совмина, потом руководил Госбанком, Ставропольским совнархозом. А теперь, как и многие из вас, пенсионер. Если у вас есть ко мне вопросы, охотно отвечу.
Кто-то из заднего ряда спросил:
– А как ваше здоровье, Николай Александрович?
– Здоровье, как у всякого старика. Вот и приехал немного подлечиться, отдохнуть. Но мой отдых был бы полезнее, если бы вы не ходили за мной, точно тени. Ну, как бы вы чувствовали себя на моем месте? Ведь вы тоже приехали сюда поправить свое здоровье. Так не теряйте попусту золотого курортного времени: купайтесь, загорайте, принимайте процедуры. А вы ходите за мной с утра и до вечера. Прошу вас, оставьте меня в покое. А если хотите меня о чем-то спросить, подходите, не стесняйтесь. Договорились?
– Договорились! – послышалось несколько голосов.
– Вот и отлично! – Булганин встал со скамейки, улыбнулся, приветливо помахал рукой людям и двинулся по аллее дальше. У поворота к морю он оглянулся.
За ним по-прежнему шла толпа ротозеев.
Я написал эти заметки, понес в редакцию и вдруг в подъезде большого элитного дома заметил толпу, собравшуюся у груды домашних вещей. Вспомнив, как в 38-м после ареста отца нас выбрасывали из квартиры на улицу, я подошел поближе. Оказалось, что идет не выселение, а вселение. Восторженный бородатый дядя разъяснил мне, что в этом подъезде получил квартиру отец знаменитого футболиста.
– Но говорят, что сейчас приедет сам футболист подмогнуть папаше, – добавил бородач. – Вот народ и собрался посмотреть.
– Но ведь смотреть на футболиста лучше на стадионе, когда он гоняет мяч, а не здесь, когда он будет перетаскивать отцовские вещи.
Бородач ничего не ответил, махнул рукой и, смерив меня презрительным взглядом, отошел. “Да из какой деревни ты приехал? – прочел я в его взгляде. – Людям так повезло увидеть живьем своего кумира, а он…”.
А “он”, то есть я, подумал: отчего же в нашем отечестве так много развелось ротозеев, готовых день-деньской бегать за модными футболистами, артистами, поэтами, джазистами, телеведущими, не давать прохода “звездам” разной величины, пусть даже давно потухшим?
Илья ШАТУНОВСКИЙ.
