С Александром Николаевичем Шелепиным я познакомился тогда, когда он не стал еще председателем КГБ СССР (“Железным Шуриком”) секретарем ЦК партии, лидером советских профсоюзов и так далее. Сразу же после войны он был секретарем ЦК комсомола по кадрам и в числе прочего ведал Центральной комсомольской школой, в которой я учился. Шелепин часто бывал в нашем комсомольском лицее и был очень строг. Особый интерес Александр Николаевич проявлял к проблеме взаимоотношения полов. Шустрые девицы часто прибегали к помощи секретаря ЦК, чтобы оженить на себе разудалых молодцов.
Вот группа слушательниц ловит на лестнице Шелепина, приехавшего в школу:
– Наша соседка по комнате полгода встречается с Юрой Фалатовым. Он обольстил Таю, а теперь жениться не хочет!
– Хорошо, разберусь!
И разбирался. То ли Александру Николаевичу доставляло удовольствие вникать в детали чужих интимных отношений, то ли он был воистину жрецом морали, только ни один случай прелюбодеяния, имевший место в ЦКШ, не ускользал от его бдительного ока. Участники события тут же вызывались в ЦК к Шелепину.
– Встречаетесь, живете! – кричал Александр Николаевич, злорадствуя, – На виду у всей общественности! Как не стыдно вам, комсомольским работникам, вести себя, как кобелек с сучкой! Отберем партбилеты, выгоним из ЦКШ, на пушечный выстрел не подпустим к молодежи. Или, быть может, надумали пожениться?
– Надумали пожениться, – скорбным голосом сообщал баловник, быстро превращаясь в жениха, при молчаливом непротивлении невесты.
– Ну, ступайте! – умиротворенно говорил Шелепин и по-отечески добавлял: – Любовь вам да совет!
Ну, а вскорости состоялась скромная “шелепинская свадьба”, на которой редкие гости больше напоминали понятых. Оженив таким путем десятка полтора пар, Шелепин сам себе создал немалые трудности, когда спустя два года руководил комиссией, распределявшей выпускников. Супругов теперь не разъединишь, надо посылать в один город. А там как с ними быть? Выбор-то небольшой: его обком, ее в горком или наоборот, кто-то у кого-то должен быть в подчинении. Семейственность, черт знает что! Александр Николаевич был взбешен:
– И куда же я должен вас, женатиков, девать? Ума не приложу, где найти вам место!..
В конце концов находил. В Якутии. На Сахалине. В Туве. На полуострове Мангышлак…
А вот еще один пример, показывающий, насколько Шелепин непримиримо относился к фактам бытовой распущенности, разврата.
После окончания ЦКШ меня взяли в “Комсомолку” и поселили в общежитии ЦК ВЛКСМ на Маросейке. Вместе со мною в большой комнате общежития жили четыре работника ЦК и среди них инструктор отдела сельской молодежи Петр Косенко, взятый недавно из какого-то глубинного обкома. Выражаясь словами К.Маркса, Петя еще не освободился от “идиотизма деревенской жизни”. Был он тихим, неразговорчивым человеком, в дружеских застольях не участвовал, в общие разговоры не вступал, питался отдельно, облюбовав пирожковую, что была через дорогу от общежития.
Со временем у Пети объявился какой-то земляк, иногда по вечерам он ходил к нему в гости, а однажды предупредил: “Сегодня, пожалуй, заночую у земляка, меня не ждите”.
Наутро, когда все мои соседи ушли (рабочий день в ЦК начинался в 10.30, а в “Комсомолке” в 14.00), раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал взволнованный женский голос:
– У вас проживает Петр Семенович? Так вот с ним беда. Он совсем голый и временно находится у меня. Срочно принесите какую-нибудь одежду и обувь. – Она назвала адрес.
Что поделаешь, надо же выручать человека. Наверное, нашего тихоню раздели на улице, и он забежал в первый попавшийся дом, – решил я, собирая в охапку весь свой запасной гардероб.
Петино убежище находилось у черта на куличках и я добирался туда двумя трамваями и автобусом. Дверь мне открыла пышная дородная женщина, в которой я без труда узнал официантку Марусю из пирожковой.
– Я здесь! – донесся из глубины комнаты скорбный голос инструктора сельхозотдела ЦК.
Пострадавший был ниже меня ростом. Правда, ботинки оказались по размеру, но пиджак спускался до колен, а брюки пришлось подвернуть. Я уже опаздывал на работу и помчался в такси, так и не успев узнать, что же приключилось с Петей.
Из редакции я вернулся за полночь, но общежитие еще не ложилось спать. Петя сидел в холле в окружении наших девчонок и рассказывал про свою печальную историю. На его глазах навертывались слезы, он утирал нос рукавом моего пиджака. В общем, с некоторых пор он стал похаживать к официантке Марусе и вот наконец вчера был приглашен ею остаться на ночь. И тут, как на грех, появился Марусин муж Володя, с которым по его словам она разошлась три года назад. Володя открыл дверь своим ключом и увидел в своей бывшей постели мирно ночующего Петю. От удивления он схватил в передней топор и с криком “Убью негодяя!” накинулся на гостя. Перепуганному Пете удалось скрыться за массивной дверью кухни.
– А ну, выходи, потолкуем! – вызывал Петю на откровенный мужской разговор разгневанный Володя, но Петя не откликался. И тут Володя увидел Петину одежду, аккуратно развешанную на спинке стула. Перво-наперво он вытащил из-под кровати Петины туфли и стал рубить их на мелкие кусочки. Следом под топор пошли кальсоны, рубашка и пиджак. Приступая к шинкованию очередного Петиного наряда, бывший муж призывал Петю выйти из кухни и поговорить за жизнь. На переговоры Петя упорно не шел. Закончив свою дьявольскую работу, этот нехороший человек удалился, строго-настрого предупредив Петю, чтобы по этому адресу он больше не возникал.
– И ничего тебе не оставил из одежды? – спрашивали слушательницы.
– Ничего! – с надрывом отвечал Петя. – Изрубил, как качан капусты.
– Бедный, бедный! – сострадательно качали головой слушательницы.
Все последующие дни Петя ходил в ореоле мученика, принимал соболезнования и постепенно свыкся с мыслью, что он и на самом деле является жертвой бандитского налета. И тут кто-то надоумил Петю подать заявление на секретариат с просьбой оказать материальную помощь для приобретения утраченных носильных вещей. При каких обстоятельствах были утрачены носильные вещи, Петя не указал, об этом и так знали все, начиная от уборщиц и кончая секретарями ЦК комсомола.
…Заседание секретариата близилось к концу, оставалось рассмотреть вопрос управления делами. Александр Николаевич зачитывал поступившие заявления сотрудников. Один просил включить его в список очередников на получение жилья, – другой – предоставить отпуск, третий – дать письменную характеристику для поступления в аспирантуру. Наконец Шелепин взял в руки заявление Петра Косенко.
– А не тот ли это молодец, которого муж застал ночью у своей жены? Ах, тот! Каков наглец! – взревел Шелепин, – закипая. – Ходит наш инструктор по бабам, нарывается на мужа, остается без штанов, а ЦК должен покупать ему новые! Прогнать прощалыгу и немедля! Чтоб духу его здесь не было!
Наутро официантка Маруся взяла Пете билет до его дома, купила ему плохенький костюм, а на обувь денег у нее не хватило. Петя уехал в моих туфлях, которые я подарил ему от своих щедрот. Надо же было помочь человеку, попавшему одновременно под топор бывшего мужа Маруси и под горячую руку Александра Николаевича Шелепина!
Илья ШАТУНОВСКИЙ.
