США – чемпион мира по футболу?
Со времен наполеоновских войн известно, что на штыки можно опираться, но на них нельзя сидеть. Мировое господство подразумевает одну очень существенную предпосылку. На научном языке это называется “культурной гегемонией”. Говоря проще, все народы на земле должны поверить, что все американское – лучшее в мире. Нет, не только американские авианосцы и подводные лодки, стратегические бомбардировщики и штурмовики-”невидимки”, автомобили и суперкомпьютеры, способные обыграть в шахматы чемпиона мира. Трудно представить, но многие американцы, например, искренне убеждены, что их страна – чемпион мира по футболу, что “гамбургеры”, ”бигмаки”, “чизбургеры” и прочая не слишком полезная для здоровья пища – вершина достижений кулинарного искусства, что романы Артура Хейли – классика мировой литературы, а фильмы с участием Шварценеггера и Сильвестра Сталлоне – непревзойденные достижения мирового кинематографа. Они искренне верят, что “американский образ жизни” должен быть навязан – пусть даже силой – другим, “нецивилизованным” народам. Ибо он лучший, самый правильный, единственно возможный.
Дело за немногим – заставить поверить в это весь мир.
Конечно, в США существует политическая и культурная элита, которая прекрасно осознает все убожество насаждаемой массовой пропагандой “американской мечты”, тщетность и аморальность “крысиных гонок” за успехом, преступный характер внешней политики американского руководства. Крупнейший американский советолог Стивен Коэн – автор широко известной у нас биографии Бухарина, например, признает, что бомбардировки Югославии являются “моральным преступлением”. Но его голос, равно как и голоса других честных интеллектуалов, тонут в оглушительном реве ура-патриотов, требующих “стереть сербский народ в пыль” (оказывается, не один Лаврентий Павлович Берия так выражался!) или, по крайней мере, “отбросить сербский народ в средневековье”.
Итак, главнейшая задача руководства США – стать не только военным, политическим, экономическим мировым лидером, но и “экспортировать”, а точнее навязать всему миру “американский образ жизни”. Такое развитие событий – воплотись он в действительность – имело бы самые губительные последствия для всей мировой культуры, которая может плодотворно развиваться только в условиях многообразия и творческого соревнования различных моделей, жанров и форм.
О тех, кто кается, еще не согрешив
В отношении России Запад всегда проявлял высокую степень агрессивности, стремясь любой ценой – часто путем военных вторжений – навязать свой политический строй, свою религию, свои ценности, вкусы, представления, стандарты, правила поведения. В чисто военном плане такие попытки неизменно заканчивались провалом. Другое дело – в культурном. Первый “западник” на российском троне – Лжедмитрий I был, как считают историки, неплохим человеком – образованным, открытым, веселым, добродушным, веротерпимым, разве что до женского пола слишком уж большой охотник. Он искренне полагал, что насаждает культуру в дикой стране. Но его “реформы” были отторгнуты российским обществом, а личная судьба сложилась печально.
С появлением в России интеллигенции как особого сословия неизменно находились люди, готовые, говоря современным языком, стать “агентами влияния” Запада или по крайней мере изображать из себя французов, англичан или немцев. Это стремление изумительно показал Лев Толстой в “Войне и мире”, когда “утонченный” и “просвещенный” аристократ даже простенький анекдотец не способен рассказать на родном языке. Позднее авторы “Вех” совершенно справедливо отмечали необычайную интеллектуальную восприимчивость т.н. российского образованного общества ко всему иноземному: среди российской интеллигенции неизменно обретались восторженные почитатели даже самых второстепенных западных философов; вот только русские мыслители почему-то были у них не в моде.
Подобное стремление обычно характерно для обществ, бедных собственной культурой; в какой-нибудь отсталой латиноамериканской стране среди высших классов модно быть англоманом или франкофилом. Но мы-то не латиноамериканская страна, нам культурного и духовного опыта, казалось бы, не занимать…
Другая причина, облегчавшая западную идеологическую и культурную экспансию, – малообъяснимая склонность части российского общества к покаянию и самоуничижению. Мы, мол, и самые варварские, и самые невежественные, и правители наши самые жестокие, и преступления их перед народом самые ужасные. А потому наш удел – каяться, самобичеваться и разбивать лоб в земных поклонах.
Григорий Распутин советовал сначала согрешить, а уж только потом покаяться. Мы же зачастую каемся, даже не согрешив. Так и хочется сказать всем идеологам “покаяния за тысячелетнюю историю России”: опомнитесь, господа! Да не в чем нам так уж особенно каяться! Тем более перед “просвещенным Западом”. В России не было массовой “охоты на ведьм”, когда после выхода 1484 году знаменитой буллы папы римского Иннокентия VIII против “ереси ведьм” более ста тысяч “ведьм”, “колдунов” и “еретиков” были преданы мучительной смерти.
За всю историю России не было чего-либо подобного тому, что в 1659 году произошло в европейском городе Бамберге, где по обвинению в “колдовстве” были сожжены 22 девочки в возрасте от 7 до 10 лет. А всего в Европе было сожжено несколько тысяч детей. Отнюдь не в России была написана самая страшная за всю историю человечества книга “Молот ведьм”, давшая полный простор фанатикам-изуверам, в результате чего в некоторых европейских городах женщин практически не осталось – все они предстали перед судом инквизиции как “ведьмы” и нашли свою смерть на медленном огне. В России не происходило событий, подобных Варфоломеевской ночи, когда на почве религиозного мракобесия было уничтожено только в одном Париже более 3 тысяч “еретиков”. Кстати, узнав об этой ужасной ночи, “самый страшный тиран в истории” (как его представляют на Западе) Иван Грозный горько сокрушался, как можно понапрасну пролить столько христианской крови. Распутные опричники Ивана Грозного не идут ни в какое сравнение с “железнобокими” “праведниками” Оливера Кромвеля, которые предавали огню и мечу население целых городов – женщин и детей – всех без разбора. Россия не проводила геноцида целых народов, подобно тому, что осуществили белые переселенцы, прибывшие в США. Россия не обращала в свою веру “нецивилизованных аборигенов”, как это делали европейские миссионеры.
Только безумец или невежда, называвший себя философом, мог в прошлом веке заявить, что в истории России не было ничего героического, возвышенного и прекрасного. Только клеветник мог назвать Россию в середине нашего столетия “вечной рабой”. Только ненавистник России мог провозгласить в наши дни, что из страны обязаны уехать все, кто не желает работать кайлом и лопатой.
Ничто так не деморализует нацию, как непрерывное покаяние и самоуничижение. Это, кстати говоря, прекрасно осознали испанцы, чилийцы, китайцы. Кем были Франко, Пиночет, Мао, разберутся будущие историки. Да и то вряд ли разберутся, ибо о великих диктаторах прошлого – будь то Петр I, Оливер Кромвель, Максимилиан Робеспьер, Наполеон Бонапарт или Иосиф Сталин – до сих пор ведутся нескончаемые споры. А пока народы этих стран устремлены в будущее; они не занимаются раскапыванием могил предков, переносом покойников с одного места на другое, снесением монументов подъемными кранами, переименованием улиц и площадей, посмертным исключением из партии и тому подобными безумствами.
“Тебе, дружок, и горький хрен – малина…”
Исторически все попытки российских реформаторов “преклонить колени” перед Западом и механически перенести на российскую почву социальные и политические модели, возникшие совершенно в иной историко-культурной среде, неизменно оборачивались великими потрясениями и миллионами загубленных жизней. Именно к таким потрясениям привело стремление “просвещенного” монарха Николая II “имплантировать” западный парламентаризм на российскую почву. Система “разделения властей”, успешно зарекомендовавшая себя в западных демократиях, в кратчайшие сроки расшатала все здание российской государственности. Именно думские лидеры в конце концов настояли на отречении Николая II.
Нет, я ни в коем случае не против парламентаризма и разделения властей как таковых. Так сказать, в принципе. Но для конкретного общества благотворно лишь то, что вырастает из его истории, его запросов и потребностей естественным путем, а не насаждается сверху в угоду “общечеловеческим ценностям”. Не то, чтобы этих ценностей не было вовсе. Они, разумеется, есть, но пути их воплощения в каждой стране столь же самобытны, сколь самобытны ее история и культура. Нет, мы не лучше, но и не хуже Запада. Мы – иные. У нас своя система ценностей и приоритетов. Недаром говорят, что русскому здорово, то немцу – смерть. Вспомним Козьму Пруткова:
Ты, друг, в восторге от Берлина,
Мне ж больше нравится Медынь,
Тебе, дружок, и горький хрен – малина,
А мне и бланманже – полынь…
Не пора ли все же слегка отрешиться от гипноза готовых формул и задать себе простой вопрос: почему, например, в наших, российских условиях разделение властей всегда оборачивается конфликтом властей, причем конфликтом непримиримым, разрушительным?
Почему мы должны, скажем, копировать чью-то систему правосудия, когда после судебной реформы 1864 года именно российский суд, по признанию мировых светил юридической науки, был и самым справедливым, и самым гуманным?
Так ли уж нам необходимо продвигать на наш рынок в ущерб отечественным производителям “Колу”, ”Спрайт”, ”Миринду”, ”Сникерсы” и тому подобную дребедень, которую специалисты-диетологи предлагают если не запретить, то хотя бы предупреждать об опасности ее употребления?
Мир без униформы
Россия никогда не экспортировала свою “модель жизни”, терпимо относилась к иноземным верованиям и обычаям. Оголтелых националистов называли на Руси “квасными патриотами”, но даже они, считая квас лучшим в мире напитком, отстаивали лишь свое право пить его, совершенно не призывая американцев отказаться от колы в пользу кваса.
Уинстон Черчилль вспоминает, как он был поражен “тоталитарной расточительностью”, увидев, что в Москве в гостиницах нет затычек в раковинах и свободно течет вода. Однако впоследствии завел в своей лондонской резиденции аналогичную систему – “в скромных”, как он пишет, пределах. Черчилль был, как известно, человеком весьма широких взглядов. Но есть немало иностранцев, которые, увидев в России какое-то несоответствие их быту, вкусам и привычкам, тут же объявляют его признаком “некультурности”, ”отсталости”, ”нецивилизованности” всего русского народа. Сколько мы за годы “перестройки” и “реформ” слышали от заезжих “учителей жизни” упреков и наставлений, поражаясь их высокомерию и откровенной глупости. А сколько еще услышим, если наконец не обретем в себе национальной гордости!
В период “гласности и перестройки” нашу страну захлестнуло повальное увлечение западным, главным образом, американским образом жизни. Этому было свое оправдание. В течение многих лет мы жили за “железным занавесом” и этого не видели. Мы не видели современной аудио- и видеотехники, мы в своем большинстве не носили американские джинсы, мы не смотрели фильмы про “звездные войны”, не ходили в “Макдональдс”, не читали “Плейбой”. Но сегодня это очарование всем американским – без разбора – начинает сходить на нет.
Конечно, в американской культуре и в самом деле было и есть много такого, что необходимо импортировать и как можно скорее. Персональные компьютеры новейших поколений, информационную открытость, технические трюки в кино – да мало ли что еще. Но мы-то в свое время решили тотально “американизироваться”. На жаргоне “реформаторов” это называлось “вступить в клуб цивилизованных, демократических государств”. Но там все места оказались заняты.
Россия может и должна стать ведущей технологической и военной державой. Россия может и должна стать вторым центром по крайней мере двухполюсного мира. Но это произойдет только в том случае, если Россия сумеет войти в будущее информационное, постиндустриальное общество ни от кого не зависимым путем, сохранив собственную культуру и опираясь на собственные силы, на собственные человеческие, интеллектуальные ресурсы, которые и составляют в наши дни главный потенциал развития. Не сомневаюсь, что мы справимся с этой задачей, ибо этими ресурсами Россия богата как ни одна страна в мире.
Мартин ШАККУМ.
