«Старина» Фрейд вместо «товарища» Маркса ?

ОСОЗНАНИЕ важности секса произошло в нашем обществе внезапно. За насколько лет был пройден путь, занявший на Западе несколько послевоенных десятилетий.

И, подобно любым новообращенным, многие наши сограждан стали горячими приверженцами новой веры. Настолько горячими, что от утверждения “секса нет” они за катастрофически короткий срок пришли к мысли прямо противоположной: “кроме секса, ничего нет”. Давно ли “Московский комсомолец” “открыл” для нас наглухо закрытую ранее тему отечественной проституции? Сейчас “МК” из номера в номер публикует телефоны девушек “б/к” (для экономии так обозначаются “девушки без комплексов”).

Но особый интерес, как представляется, проблемы секса вызывают у журналистов, пишущих о кино. Вспомним лишь несколько статей на эту тему, появившихся в газетах, претендующих на роль “авангардных изданий, – “Импотенция на берегах Москвы и Потомака” врача А. Мельникова и “Импотенция в зеркале мирового кинематографа” журналиста А. Андреева в “Независимой газете” (№215/1992), “Кастрированные” (с подзаголовком “Ближе к телу”) А. Максимова в Собеседнике” (№ 49, 1992) и “Сексуальная тайна Марианны” (с подзаголовком “Повесть инцестуозной любви”) Е. Додолева а “Московском комсомольце” (№ 250, 1992).

Авторы отличаются и по своему профессиональному опыту, и по известности в журналистском мире. Фильмы, о которых они пишут, – а это “9 1/2 недель” и картины В. Боровчика, также различны. Что же побудило авторов опубликовать столь схожие рецензии? Вряд ли всё можно объяснить только стремлением к популярности. По крайней мере, скандальные очерки Е. Додолева создали ему столь громкое имя, что даже “инцест с Марианной” мало что к нему может добавить. Представляется, что причины этого удивительного единообразия лежат глубже.

Вспомним эпоху “расцвета застоя”. Рецензии были, как близнецы-братья, и факт этот никого не смущал, поскольку иерархическая организация общества предполагала наличие жесткой структуры. В качестве таковой для художественной критики выступал социально-классовый подход к анализу произведений искусства. Существовала своего рода сетка из понятий и категорий, в которой было множество ячеек. Здесь был ” молодой рабочий – новатор ” и ” мещанин – обыватель “, “комсомольский работник” и “чиновник – бюрократ”, “борец за мир” и “поджигатель войны”. Использование такой сетки позволяло легко отвечать на вопросы “хорошо – плохо”, “прогрессивно – реакционно”. Достаточно было наложить ее на произведение, и каждый герой находил свою ячейку. И горе тому, если подходящей клеточки не было! Пример – Юрий Живаго: не революционер, не белогвардеец, не участник процесса перековки… Нет, ему, следовательно, в нашей жизни места!

Этот становой хребет марксистской критики, да и журналистики в целом сломался, не выдержав неимоверной идеологической нагрузки. Причем те, кто пишет о проблемах культуры, оказались, как это ни парадоксально, в более тяжелом положении, чем их коллеги, занимающиеся политической журналистикой, в которой поменялись знаки оценок, сам же набор подходов, идей остался прежним. Раньше “американский образ жизни” был ругательством, теперь он эталон, раньше боролись с вещизмом, теперь пропагандируют личное преуспевание и т, д.

А вот о культуре писать, как это делалось раньше, уже невозможно. Попытки же создать новые (или воссоздать старые) принципы анализа с позиций эстетических, морально-нравственных и религиозных ценностей на страницах массовых изданий пока не удаются. В создавшейся ситуации “эротика” кажется наиболее простым и, как это ни парадоксально звучит, привычным подходом к оценке и анализу произведений искусства.

Прежде всего, он универсален. Подобно тому, как “вся история до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов”, так и все отношения между людьми содержат в себе сексуальное начало. Поэтому в принципе к любому произведению можно подойти с точки зрения того, как в нем это сексуальное начало проявляется. Но авторы перечисленных выше рецензий идут дальше. Они не испытывают ни тени сомнения в том, что все содержание фильмов, о которых они пишут, сводится к сексуальным проблемам, “Знак эротики пылает над всеми коллизиями, никаких иных перипетий нет”, – утверждает А. Максимов.

А.Мельников формулирует основной вопрос своей рецензии в сугубо медицинских терминах: “половой извращенец или импотент?”. Ему отвечает “с точки зрения пациента” М. Андреев, настаивающий, что у Джона (главного героя фильма “9 1/2 недель”, которого играет Микки Рурк) с потенцией все обстоит нормально. “История Марианны – это повесть инцестуозной любви”, – заявляет Е. Додолев. Обсуждать имеет смысл лишь то, идет ли в фильме “9 1/2 недель” речь о “нормальной” эротике или о сексуальных перверсиях (полемика А. Мельникова и М. Андреева), в чем состоит проблема “эдипова треугольника” в сериале “Богатые тоже плачут” (Е. Додолев), достаточно ли эротики в фильмах Боровчика и нужно ли ее добавить в картины Э. Лайна (А. Максимов).

Авторы рецензий проявляют истинный героизм в борьбе с фильмами, которые они анализируют. Материал сопротивляется, он не хочет влезать в предназначенную для него сетку. Сопротивляется прекрасный фильм Эдриана Лайна “9 1/2 недель”. Фильм о неумении понять другого и выразить себя.

Ведь на самом деле трагедия героев “9 1/2 недель” – в их одиночестве. Одинока в мире друзей богемы Элизабет. Бывший муж, уже не муж, а скорее любовник, но все, же близкий человек, приглашает ее на свидание, а когда приходит подруга, спит с ней. Одинок старик художник, чьи картины выставлены в галерее, где работает Элизабет. Его одиночество – это сознательный выбор, отказ от связи с миром людей в пользу совершенной красоты природы. Абсолютно одинок герой Микки Рурка Джон. Он сам говорит об этом в одной из немногих своих попыток рассказать о себе: “Общаешься с людьми, которые тебе не нужны…” Его одиночество – ив огромной сумасшедшей квартире, наполненной блеском никелированных трубок, с прозрачными, во всю стену, окнами, которые придают ей сходство с витриной или огромным аквариумом.

И в то же время это фильм о радостях жизни, которые олицетворяет героиня Ким Бессинджер. Она радуется шуму и суете ярмарочной площади, мгновенно включаясь в нее, заражаясь настроением окружающих людей. Ей нравится покупать безделушки, нравится вкусная еда, просто солнечный свет. Но даже этого необычайного ощущения остроты жизни, когда мир воспринимается во всех его проявлениях – с цветом, запахом, движением, оказывается недостаточно, чтобы преодолеть одиночество. И отсюда рядом с радостью – постоянная тревога.

Так при чем здесь секс? Ни при чем – если иметь в виду “элементы садизма, вуайеризма, петтинга и других труднопроизносимых и классифицируемых нарушений” (А.Мельников). Секс для авторов фильма – тот язык, которым говорят о себе и своих отношениях герои. Возможно, в ином культурном контексте был бы избран какой-то другой, соответствующий ему язык. Но режиссер Эдриан Лайн избрал язык секса исходя из реалий своего общества и собственных представлений. Не его вина, что “9 1/2 недель” был интерпретирован как “фильм об импотенции”.

В пространной статье о картинах В. Боровчика проговаривается сам автор – А. Максимов. Он рассказывает сюжет фильма “Зверь”: из страсти чудовища и красавицы рождается получелсвек-пол1/-зверь, который приносит несчастье себе и другим, даже невольно сея вокруг себя беды и смерть. “Но это, скажем так, философия, – отмахивается автор, – а если чисто визуально…” Когда к искусству относятся просто как к функции, в нем непременно стараются обнаружить понятную и практичную “идею”. Так, фильм “9 1/2 недель”, по мнению А. Мельникова, неопровержимо доказывает, что занятия бизнесом уменьшают частоту и продолжительность половых актов. Е. Додолез рекомендует всем, кто без восторга относится к похождениям Марианны, “обратиться к психоаналитику. Ибо у них в бессознательном кроются серьезные эротические проблемы”. Даже предполагая, что это замечание – всего лишь тонкий юмор Е. Додолева, направленность его очевидна. Подход к анализу кинофильмов с позиции сексуальности оказался популярен именно в силу того, что он практически не нарушает устоявшегося взгляда на функции искусства. Вместо старой “сетки”, в клеточках которой были обозначены социально-классовые характеристики персонажей, появилась новая, где ячейки называются “секс-машина” и “импотент”, “пылкая любовница” и “фригидная женщина”, “здоровый секс” и “перверсии”. Нужно лишь накинуть ее на живую ткань фильма – и сразу все становится ясно.

Подобная сетка не может существовать без апелляции к незыблемым идеологическим ценностям, так как она сама-порождение иерархического сознания. Прежняя опиралась на положения, зафиксированные в “грудах классиков”. А.М. Андреев, как к высшему авторитету, отсылает читателя к “старине Фрейду”. Такую же роль выполняет Зигмунд Фрейд в рецензии Е. Додолева. И пусть нас не вводит в заблуждение подчеркнуто панибратский тон. За этим все тоже: “В трудах классиков неоднократно указывалось…” И как неизбежно оказывается при господстве иерархического сознания, сценки кинофильмов перерастают в оценки идеологические. Они относятся уже не столько к произведениям искусства, сколько проецируются на людей, на жизнь. Любишь фильмы Боровчика – молодец, наш человек, свободный, раскованный, сексуальный, Не любишь – совок, потому что “коммунисты добились того, что не под силу даже дьяволу… Во всем мире есть мужчины и женщины, у нас – советский человек, в котором напрочь отсутствует эротическое начало” (А. Максимов).

Очень легко, анализируя фильмы и обладая известным профессионализмом, начать писать про другое. Очень трудно начать писать по-другому. Первый шаг – относительно легкий – киножурналистика сделала. Предметом обсуждения на газетных страницах стали проблемы, о которых даже задумываться раньше
было как-то не принято, но которые от этого не переставали существовать. Второй шаг – гораздо более трудный -сделать пока не удалось.

Много лет тому назад журнал “Наука и жизнь” опубликовал статью некоего доктора медицинских наук. В ней он анализировал все случаи упоминания о каких-либо болезнях в произведениях Чехова. Наибольшее его восхищение вызывала точность описания заболеваний, что свидетельствовало о высоком профессионализме Чехова-врача. Однако мы ценим Чехова не за его познания в медицине. Так и фильм Эдриана Лайна интересен не показом перверсий (даже оставив в стороне вопрос – а были ли они там?). С этих позиций лучше написать для школьников о вреде СПИДа. А любимейшему сериалу миллионов россиян не нужно приписывать того глубокого сексуального подтекста, который никакого отношения к нему не имеет.

Михаил Свищев, Игорь Филоненко (Литературная Газета, 3 марта 1993)

 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Кровосмешение


««« »»»