Не болит голова у дятла

(Послесловие к Каннскому кинофестивалю)

В разгар каннского безумия отчественную (в широком, советском смысле) общественость до крайности возбудил блог Юрия Гладильщикова, где объяснялось (огрубляя), что главная головная боль дирекции Каннского кинофестиваля – выбор между двумя россйскими политическими элитами, представленными в программе фильмом Никиты Михалкова «Утомленные солнцем 2: Предстояние», с одной стороны, и первой игровой лентой известного документалиста Сергея Лозницы «Счастье моё».

Не вдаваясь здесь в сравнительный анализ этих произведений, отмечу, что глубоко уважаемый мной критик (как и многие наши коллеги в последнее время) в пылу обличения нынешнего руководителя Союза кинематографистов допустил непозволительные для профессионала явные фактические ошибки (к примеру, председателю каннского жюри режиссеру Тиму Бертону якобы обещан приз Станиславского, который вообще присуждается исключительно актерам). Однако суть проблемы не в этом. Возникает естественный вопрос: действительно ли Жиль Жакоб и Тьерри Фремон ночей не спят, думая о том, кому «из наших» отдать предпочтение?

Ответ я получил в следующие дни, когда была показана американская конкурсная лента «Честная игра» со звездами Шоном Пенном и Наоми Уоттс в главных ролях, обличавшая не «свинцовые мерзости русской жизни», как картина Лозницы, а ложь Джорджа Буша-младшего, оправдывавшую агрессию США в Ираке. Вслед за этим Ирак возник в ленте англичанина Кена Лоуча «Ирландская дорога», и стало ясно, что общемировые проблемы волнуют Канн несколько больше, чем наши внутренние распри. Но подлинная головная боль у организаторов фестиваля возникла при показе картины алжирца Бушареба «Вне закона» – история национально-освободительной борьбы алжирцев за независимость, где впервые были показаны акты геноцида французской колониальной администрации. Уже на этапе сценария против создания картины возражало Министерство обороны Франции, а непосредственно перед фестивалем раздавались требования о ее снятии с программы. Дирекция фестиваля проявила стойкость, но в день показа все прилегающие к Дворцу фестиваля улицы были заставлены полицейскими, а проверки секьюрити, и так постоянные, стали значительно более фундаментальными. Все обошлось, но главные источники головной боли стали более, чем очевидными. Отечественные интеллигентские страсти тут были явно не при чем.

Не при чем они оказались и при распределении премий, что, по-моему, вполне закономерно. Только чудо могло заставить жюри отметить картину Михалкова. И дело тут вовсе не в ее качестве – аудиторией она была принята восторженно, – а в финальном титре «Конец первой части». Половина фильма есть половина фильма, тем более не замаскированная. Поэтому я с самого начала считал, что эту часть лучше показать в официальной программе вне конкурса (как сделали другие «великие» – Оливер Стоун и Вуди Аллен), нежели втягиваться в борьбу за призы, которые скорее ждут заключительную часть трилогии. И уж, конечно, пусть не обижается на меня режиссер, картину для Канн надо было завершить метафорически впечатляющим итоговым отъездом на дальний план от героини и умирающего солдата без крупного плана комбрига Котова и слова «Конец» (в любом варианте).

Что касается фильма «Счастье моё», то само включение в конкурс уже есть победа для любого, даже титулованного дебютанта, а сценарное несовершенство и избранная мрачная тональность, даже актуальная политически, не могли вызвать энтузиазма у жюри, как выяснилось, озабоченного художественной оригинальностью в большей степени, чем совершенством. Поэтому за рамками «пальмареса» оказались и названные выше чисто политические ленты, и крупнобюджетные проекты «академиков» – здесь рядом с лентой Михалкова в прессе упоминалась «Принцесса де Монпасье» французского классика Бертрана Тавернье.

«Золотая пальмовая ветвь» культовому таиландскому режиссеру Апичатпонгу Виросетакулу за фильм «Дядюшка Бунми, который помнит свои прошлые жизни» не вызвала всеобщего одобрения («Из хорошего конкурса жюри почему-то выбрало самую невразумительную, непонятную и скучную ленту», – эту фразу газета «Фигаро» – одна из самых влиятельных во Франции, вынесла на следующей день на первую страницу), но зато никто почему-то не возмущался, что из семи премий жюри три достались французам: Гран-при картине Ксавье Бовуа «О богах и людях», приз за режиссуру Матьё Амальрику за фильм «Турне» и актрисе Жюльет Бинош за роль в иранской ленте «Копия верна». А что творилось у нас, когду аналогичная история с русскими призами случилась на Московском кинофестивале в минувшем году! Однако, как мы ни пытались вызвать аналогичную головную боль у зарубежных коллег, этот номер не прошёл. И слава богу!

Кирилл РАЗЛОГОВ.


Кирилл Разлогов


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Кино – рыбакам и морякам
DVD-обзор
Судите и судимы
Сам себе не режиссер
Новый сингл «Алисы»
Коротко
«Продюсеры» и его создатели


««« »»»