ИНТЕЛЛИГУЗИЯ

Я ненавижу русскую интеллигенцию. Под русской интеллигенцией, понятное дело, я понимаю не огромное количество бюджетников, иногда читающих толстые журналы, и не тех, у кого высшее образование, а тех, кто самоназвался совестью нации и на этом основании воротит нос от всех, кто им разрешает иметь собственное мнение. Когда приходят те, что посильнее, русская интеллигенция прогибается и делает все, чего от нее потребуют.

Русской интеллигенции не нравятся диссиденты — за их радикализм и упертость. Путин — за то, что ведет кровавую войну. Ельцин — за то, что много пил и разогнал свое первое окружение. Березовский — за олигархичность, Чубайс — за приватизацию, коммунисты — за грубость. А до чего русской интеллигенции не нравится наша газета, это страх сказать.

“Вы встали на сторону Кремля!”, “Вы продались олигархам!”, “Вы уравнялись с бульварной прессой!” — это самое мягкое, что можно услышать от русской интеллигенции, когда она собирается по своим салонам, чтобы предаться любимому занятию: сговориться о том, кому с этого дня не подавать руки. Русскую интеллигенцию давно не заботит, что подавать ей руку сегодня стыднее, чем тянуть ее за подаянием. Потому что эти люди проиграли все, что могли проиграть, ложились под любую власть, а всех, кто не ложился, демонстративно отлучали. Свою трусость они маскировали то патриотизмом, то исключительно высокой моральностью. Сегодня они придумали надсхваточность. Им кажется, что роженица может оказаться над схватками. Они “отказываются выбирать меньшее зло”.

Про то, что Солон лишал “надсхваточников” гражданских прав, историки знают давно. Но Солон для наших салонов не авторитет. В салонах до сих пор не поняли, что отказываться выбирать меньшее зло — значит молчаливо и с полным сознанием чистоты своих одежд поддерживать большее зло. Этот простой арифметический расчет не приходит в голову русской интеллигенции: не то чтобы она совсем не знала арифметики, но в голову свою допускает только то, что не потревожит душевного спокойствия.

Подталкивать Ельцина под руку в сентябре 1993 года — было нормально. А когда по Белому дому стали стрелять танки, защищавшие, кстати сказать, в том числе и русскую интеллигенцию, — нормально стало брать сторону погромщиков и говорить, что власть вышла из конституционного поля.

Нормально было трепаться насчет рынка, но как только рынок опрокинул кормушку так называемой творческой интеллигенции, стало нормально кричать о том, что массовая культура разрушит нашу многовековую духовную традицию. Как будто ее уже не размыл до основания конформизм, ерничество и самоублажение тех самых людей, которые сегодня больше всего квакают о кризисе культуры.

Теперь они придумали себе надсхваточность, которая на деле означает молчаливую поддержку нового московского бюрократизма. Ситуация зеркально напоминает семидесятые годы, когда подавляющее большинство так называемых интеллигентов (Солженицын хлестко обозвал их образованцами) были весьма терпимы к советской власти — и не одобряли тех, кто печатается на Западе. Им это казалось критиканством, злопыхательством и предательством. Потому что сами они в лучших сменовеховских традициях полагали, что для величия Родины лучше все-таки имеющаяся розовая власть — она по крайней мере консервирует в неприкосновенности наш анклав духовности во всемирном болоте сребролюбия.

Ровно так же все обстоит и теперь. Хитрая русская интеллигенция прекрасно понимает, что борьба против железобетонного монстра “Отечество — Вся Россия — Аграрная Партия” является занятием довольно опасным. Могут засудить, а могут и подыскать вам какое-нибудь подходящее нарушение жилищного законодательства. А уж если к власти придут — вообще, как писал поэт, “вспомнят всех поименно”. Товарищ, верь, пройдет она, так называемая гласность, и вот тогда госбезопасность припомнит наши имена! Короче, опасно связываться с этими людьми. Они надеются прийти всерьез и надолго и построить нам тут рай для своих, причем своих не классово или идейно, а чисто конкретно понятийно. Русская интеллигенция надеется, что в этом мире ей найдется местечко, где она сможет фрондировать в дозволенных пределах, полагая в душе, однако, что такая власть для Родины только и годится. Поэтому русская интеллигенция не любит тех, кто осмеливается противостоять железобетонному ОВРАГу. Она кричит: “Вы продались Березовскому!”.

Если бы даже когда-нибудь передо мною и встала фантастическая дилемма, кому продаваться — Лужкову или Березовскому, — я бы вспомнил золотые слова редактора “Независимой газеты”: если признать Березовского за единицу мирового зла, то Лужков — три Березовских. Но передо мной такого выбора, слава Богу, нет. Если я за что и умер бы со вздохом облегчения — так это за право не выбирать из двух. И если у меня есть легальная возможность главным моим оружием, а именно литературой, противостоять новому тоталитаризму, — я буду это делать везде, где мне такую возможность дадут. И теми средствами, которые этой цели адекватны. То есть переходить на лексику бульварного издания, перенимать приемы оппонента и грубить ему так же, как он вот уже четыре года грубит всем, кто осмеливается его не обожать.

И плевать я при этом хотел на мнение людей, которые отчего-то смеют считать себя носителями морали, но при этом начисто забывают о том, что вся их мораль на деле сводится к постыдному и зловонному компромиссу с силой. Было время, когда меня тем и потрясли ранние повести Кабакова (времен “Подхода Кристаповича”), что в них впервые появился Действующий Герой, решительно отринувший интеллигентскую надсхваточность. Он понял, что неучастие (точнее, пассивное участие) в мерзостях власти растлевает душу куда больше, чем самое грязное и кровавое сопротивление этой власти.

Тот, кто из уютных кустов наблюдает за избиением женщины и гордится тем, что не идет защищать шлюху, — ХУЖЕ шлюхи.

Сегодня русская интеллигенция очень много и очень справедливо пишет об ужасах чеченской войны. Дело благое. Я и сам считаю, что люди, горячо оправдывающие эту войну, должны бы начать с того, чтобы записаться на нее добровольцами. Но русская интеллигенция делает еще одну хитрую вещь — она старательно отождествляет ужасы этой войны с Путиным и Кремлем. То есть делает их непосредственными и единственными виновниками всего происходящего. Русская интеллигенция отлично знает, что это не так, и когда дома стали рваться в непосредственной близости от нее, она сама потребовала от властей беспрецедентной решимости. В шкурном визге русской интеллигенции послышался ужас за свою жизнь. Она слова не вякнула, когда из Москвы, противу всякой Конституции, стали высылать кавказцев. Только диссиденты со стажем осмелились возмутиться — основная часть совести нации промолчала в тряпочку, как промолчала она все семидесятые годы. Теперь при виде той самой расправы с Чечней, которой так недвусмысленно требовали от власти, русская интеллигенция обвиняет власть в том, что наши войска оставят от Чечни выжженную землю. Чтобы победить Чечню, считает русская интеллигенция, надо переубивать всех чеченцев.

Ну, это спорно. А главное — я хорошо помню, как затряслись в сентябре этого года те самые люди, которые в первой половине девяностых весьма высоко оценивали Дудаева и горячо защищали хороших чеченцев от плохих федералов. После московских взрывов эти люди стали бояться, что толпа их растерзает, не спросив даже паспорта. Прямо на улице. Такие настроения в толпе были. И ни у кого из тогдашних апологетов Чечни не хватило духу заявить на всю страну: товарищи, чеченцы хорошие! Может, это все — взрывы-то наши — и не чеченцы вовсе!

Версию насчет нечеченцев я готов рассмотреть. Если, разумеется, мне предложат факты, а не домыслы гусенят из “МК” о том, что это администрация президента взрывает Москву, чтобы ввести в стране чрезвычайное положение. Я вполне допускаю, что чеченцы тут действительно ни при чем. Я не понимаю другого — почему в сентябре 1999 года их защитники вели себя куда тише, чем в середине, скажем, 1996 или 1997? Чечня была та же самая. Людей уже похищали. Шариатский суд уже выносил приговоры о публичных казнях, и эти казни показывали по телевизору. Что изменилось?

Очко сыграло, вот что. Все остальное как было, так и есть.

Я ненавижу войну. Любую. Я не убежден, что московские взрывы этого года были выгодны чеченским террористам. Я допускаю, что они были выгодны и Кремлю. И много еще кому. Но я категорически против того, чтобы зверства наших войск в Чечне на разные голоса обсуждались и мусолились людьми, которые сами упрекали власть в бездействии и развале страны. Больше же всего я не хочу, чтобу гуманистам и либералам Лужкову и Примакову противопоставлялся тиран и садист Путин. Потому что о чеченском следе во время московских троллейбусных взрывов 1996 года — помните, в июле? — первым заговорил Лужков. Он же тогда обещал зачистку города. И если бы сегодня у власти был он и удержание этой власти зависело от исхода войны — от Чечни бы, боюсь, действительно мало что осталось уже к ноябрю этого года.

И русская интеллигенция была бы очень довольна. Потому что высказывать свое недовольство ей никто бы уже не дал.

Русская интеллигенция (опять оговариваюсь, что причисляю к ней только образованцев-самозванцев, которые со всех доступных им газетных страниц учат читателя морали) всегда перенимала тактику советской власти. Тактика же этой власти была проста и безошибочна, как сама природа: нам можно все, а оппонентам ничего. Главное — навязать оппоненту кодекс, а самим этого кодекса не соблюдать. Тогда мы всегда будем правы, а оппонент всегда виноват.

– Вы становитесь на одну доску с “МК”! — кричат Сергею Доренко и Михаилу Леонтьеву, про нас, любимых, уж не говорю.

– Но должен же кто-то отвечать “МК” м прочей сервильной прессе! — недоумевают иные из нас.

– Их нельзя замечать. На них нельзя реагировать. Будьте выше. Не дело поэта — лезть в политику. Вы пачкаетесь. Вы играете на руку олигархам, все это время разворовывавшим страну.

Замечательно они умеют не замечать всего, против чего у них кишка тонка!

И невдомек русской интеллигенции, что можно не любить ОВРАГ или Хинштейна и не быть при этом защитником олигархии. Просто есть у тебя вкус, а кому это на руку — Господи, об этом ли надо думать! Все кому-нибудь на руку. Есть только одна прослойка, с чьим мнением нельзя солидаризироваться никогда: русская интеллигенция. Если вы в чем-нибудь случайно оказались с ней согласны, срочно пересматривайте свое мнение. Потому что она думает и делает только то, что разрешено. А то, что разрешено, — самое мерзкое на свете.

Правильно красноармейцы их называли — интеллигузия. А они смотрели на этих красноармейцев с чувством исторической вины и думали, что их устами говорит сермяжная правда. Кончать историческим самоубийством им никто не запрещал, но страну-то зачем за собой тянуть?

Больше у них этот номер не пройдет. Никто и никогда уже не позволит конформистам, трусам и предателям своего предназначения протащить во власть быдло и выдать его за сермяжную правду. Плавали, знаем.

Дмитрий БЫКОВ.


Дмитрий Быков

Русский писатель, журналист, поэт, кинокритик, биограф Бориса Пастернака и Булата Окуджавы.

Оставьте комментарий

Также в этом номере:

СРЕДНЕВЕКОВАЯ МУЗЫКА И БОЛЕЗНЬ АРЕФЬЕВОЙ
САМАЯ СТРАШНАЯ СТРАШИЛКА ДЛЯ АМЕРИКАНЦЕВ…
АЛЬ ПАЧИНО СТАНЕТ РЕЖИССЕРОМ
МАЙКЛА ДЖЕКСОНА ШАНТАЖИРУЮТ
Новый курс Лужкова
ЭЛВИС ПРЕСЛИ НА СВОЕМ ДНЕ РОЖДЕНИИ
ПЕСНИ ДЛЯ ЛИНДЫ МАККАРТНИ
Стихи
КАК СТАТЬ РОК-ЗВЕЗДОЙ
ВСЕ МЫ ВЫШЛИ ИЗ “БАРАКА”
Девушка месяца
ЭНРИКЕ ОБОШЕЛ РИКИ
“Матрица”- хотите еще?
Полезные советы
ЗВЕЗДЫ ЗАБОТЯТСЯ О ДЕТЯХ
НА КАЖДУЮ ХИТРУЮ … НАЙДЕТСЯ … С ВИНТОМ
Видео
ЖЕНА ВОКАЛИСТА ПОКА НЕ НАЙДЕНА
УТОПИЯ или рецепт успеха.
ВЕШНЕВЫЙ САД
БАСИСТКА HOLE ВСЕ-ТАКИ УШЛА
О ФОРМАЛЬНОЙ ДЕМОКРАТИИ
Вопросы
БРИТАНСКОЕ ТУРНЕ ЙЕНА БРАУНА
Табу- новое имя?
НЕУГОМОННЫЙ ДЕПАРДЬЕ
СТИНГ НЕ ОТВЕРГАЕТ ВОЗРОЖДЕНИЕ POLICE
ВОПРОСЫ НОЯБРЯ:
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ТУРЫ ЗВЕЗД КАНТРИ
СЭММИ ХЭГАР ПОЖЕРТВУЕТ СВОИ ВОЛОСЫ
ЧЕРНО-БЕЛЫЙ ДИБРОВ
ЛЮК БЕССОН НЕ ЛЮБИТ ФРАНЦУЗСКИХ АКТЕРОВ
УМЕР ХОЙТ ЭКСТОН
Цитаты
ФЕНОМЕН “МАТРИЦЫ” В РОССИИ


««« »»»