Жили-были муж с женой. Смолоду они
жили всем на загляденье, а под старость – словно их кто подменил.
Только спустит утром старик ноги с печки, как уж и пошла промеж ним и
старухой перебранка. Он старухе слово, а она ему два, он ей два, а она
ему пять, он пять, а она десять. И такой вихорь завьется промеж них,
хоть из избы вон беги.
А разбираться начнут – виноватого нет.
- Да с чего б это у нас, старуха, а? – скажет старик.
- Да все ты, старый, ты все!..
- Да полно! Я ли? Не ты ли? С долгим-то языком!..
- Не я, да ты!
- Ты, да не я!
И снова здорово: опять ссора промеж них затеялась. Вот раз слушала, слушала их соседка и говорит:
- Маремьянушка, что это у тебя со старым-то всё нелады да
нелады. Сходила б ты на край села к бобылке. Бобылка на водицу
шепчет… Людям помогает, авось и тебе поможет.
“А и впрямь, – подумала старуха, – схожу к бобылке…”
Пришла к бобылке, постучала в окошко. Та вышла.
- Что, – спрашивает, – старушечка, тебе надобно?
- Да вот, – отвечает бабка, – пошли у нас нелады со стариком.
- А подожди, – говорит бобылка, – немного.
И сама – в дом.
Вынесла старуха воды в деревянном ковше да при ней же на
ту воду пошептала. Потом перелила ее в стеклянную посудину, подает и
говорит:
- Как домой придешь да как зашумит у тебя старик-то, так
ты водицы-то хлебни; да не плюнь, не глотни, а держи во рту-то, пока
не угомонится… Все ладно и будет!
Поклонилась старуха бобылке, взяла посудину с водой – и домой. И только ногу за порог занесла, как старик на нее и напустился:
- Ох уж мне эти бабы-стрекотухи! Как пойдут, так словно
провалятся! Давным-давно самовар пора ставить, а ты думать забыла! И
где это ты запропала?..
Отхлебнула старуха из стеклянной посудины, да не плюнула, не проглотила, а, как велела бобылка, держит во рту.
А старик видит, что она не отвечает, и сам замолчал.
Обрадовалась старуха: “А и впрямь, видать, что водица эта наговорная
целебная!”
Поставила посудину с водой, а сама – за самовар да и загреми трубой.
Услышал это старик:
- Эка нескладна-неладна! Не тем концом руки, видать, воткнуты!
А старуха хотела было ему ответить, да вспомнила наказ бобылки – и опять за водицу! Хлебнула и держит во рту.
Видит старик, что старуха ни словечка ему супротивного не говорит, дался диву и… замолчал.
И пошло промеж них с той поры все как по-писаному: снова,
как в молодые годы, людям на загляденье жить стали. Потому, как
только начнет старик шуметь, старуха сейчас – за наговорную водицу!
Вот она, сила-то, в ней какая!
