ВЛАДИМИР ЭТУШ. В ЕГО ЖИЗНИ БЫЛА ВОЙНА

В его биографии, как в капле воды, отразилась биография страны. Коренной москвич, он вырос в коммуналке у Яузских ворот, недремлющее око НКВД не оставило без внимания его семью, а потом в его жизни была война…

Наверное, та неуемная энергия, неиссякаемая жажда жизни в нем оттуда, из 40-х, когда он понял, что счастье – это просто быть живым. Когда он рассказывал мне о приметах военного быта, то вдруг усомнился, а интересно ли это тем, кто не знает, что такое пайка хлеба? В последние годы мы утратили ценностные ориентиры, размыты границы добра и зла, и поколение фронтовиков чувствует себя виноватым за то, что, одержав победу, оно так и не смогло сделать свой народ счастливым.

– Владимир Абрамович, недавно вы отметили свое 75-летие, после юбилея, вспоминая свою жизнь, какие события вы могли бы назвать этапными?

– Первый этап – я родился.

Второй этап – я определил направление своей жизни, т.е. профессию. В возрасте 15 – 16 лет я начал заниматься в самодеятельности, а потом решил избрать театр своей профессией. Сначала поступал в ГИТИС на режиссуру, но безуспешно, а потом меня приняли вольнослушателем на актерский факультет в Щукинское училище.

И если бы я не сделал хорошо самостоятельную работу, которая у нас входит в академическое задание в конце года (это тоже этап), то на этом я бы, наверное, закончил свой путь в искусстве. Но эта самостоятельная работа укрепила мое положение, и я перешел на второй курс.

– А почему вы решили избрать такую профессию, ведь вы не из театральной среды?

– Это какая-то генетика духа, когда человек чувствует свою принадлежность чему-то!

Следующий этап – война. Я ушел добровольцем, понял, что должен поступить именно так. Это было в 41-м, сначала нас, студентов, посылали на оборонительные работы, копать окопы. Вернулись в город, я вышел на сцену в спектакле “Фельдмаршал Кутузов” и увидел, что в зале очень мало зрителей, и тогда я понял, что мое место там, где в это время находился главный театр – театр военных действий. В общем, я ушел на фронт.

В 43-м был тяжело ранен и вернулся обратно в училище. Меня взяли вновь на 4-й курс – это был мой курс, тот, с которого я ушел на фронт. Во время войны набора в училище не было, и это был курс, на котором собрали все, что осталось. Четвертым он был еще и потому, что по карточкам 4-го курса можно было получить нормальный паек, младшим курсам не полагалось. На этом курсе мы учились два года. После окончания я был приглашен в театр, и сразу же мне предложили в училище работу в качестве ассистента.

Ну а дальше идет длинный этап, который длится до сегодняшнего дня. Я играл разные роли в театре и кино, происходили возрастные изменения – и все это влекло за собой, соответственно, изменения жизненного статуса.

Слава Богу, что у меня было такое ранение, которое сделало меня инвалидом лишь на время, и когда я окончательно выздоровел, я сразу же вернулся в училище. Я почувствовал, что моя профессия нужна!

– Какой день в вашей жизни вы могли бы назвать самым счастливым?

– Может быть, это штамп (человеческий разум склонен к штампам), но я помню 9 мая 1945 года.

Я родился 6 мая, и для меня, что 6-е, что 9-е – праздник. Ну потому что это рубеж, я вышел живым из мясорубки под названием война, можно сказать, заново родился. Я всегда отмечаю обе эти даты в один день, не делая между ними различия.

– А что вам в жизни доставляет удовольствие?

– Удачно сыгранная роль, когда я чувствую ответную реакцию зрительного зала или кино, если я вижу, что это получилось.

– А есть у вас какая-то неосуществленная мечта?

– Я стараюсь все свои мечты осуществлять по возможности. Я давно хочу сыграть в театре что-нибудь новое. Правда, несколько лет назад я сыграл в “Цилиндре” Эдуардо Де Филиппо центральную роль, и пора, я думаю, снова что-нибудь сделать. Театр что-то предполагает, но пока это еще не конкретно.

Я всегда мечтал о хороших ролях: как только сыграю комедийную роль, так мне сразу хочется сыграть драматическую; как только сыграю драматическую, мне хочется играть комедийную. По счастью, жизнь меня баловала, мне удавалось играть разноплановые роли. Но вообще-то я артист голодный, не пресыщенный. В последнее время на сцену выхожу не очень часто. В театре, на мой взгляд, нерационально используются кадры.

– Как вы считаете, вам удалось в жизни найти своего режиссера?

– Да, конечно. Был такой режиссер Владимир Шлезингер, он заведовал кафедрой в Щукинском училище. Это мой товарищ, с которым мы знакомы с пятилетнего возраста. В Серебряническом переулке наши дома были напротив. Мы вместе ходили в одну группу – тогда это было модно – и нас отдали в немецкую группу. Какая-то интеллигентная женщина, мать такого же ребенка, как и мы, организовала частную группу, там была немка Эльза. Нас туда приводили, мы гуляли, что-то ели, были у нас какие-то танцы, занятия языком. Там мы с ним познакомились, а потом встретились уже после войны здесь, в училище. Он был с театром в Омске в эвакуации, и когда я вернулся после ранения, то мы оказались на одном курсе, том самом, четвертом. Мы очень дружили и сделали два спектакля. Один я играю до сих пор, это “Будьте здоровы” Шено. Еще могу назвать Евгения Рубеновича Симонова, с которым мы сделали три спектакля. Работал я с А.И.Ремизовой, а в кино мой режиссер – Гайдай, я сыграл у него в трех фильмах. Но этими именами “моих” режиссеров ограничить нельзя.

– У Гайдая вы сыграли “лицо кавказской национальности”.

– Не только у него, еще до “Кавказской пленницы” я сыграл в двух фильмах аналогичные роли, думаю, поэтому меня Гайдай и пригласил. Я сначала не хотел, потому что видел в этом повторение, но, наверное, если бы я тогда отказался, то в глазах зрителей я выглядел бы сегодня иначе.

После того как вышла “Кавказская пленница”, Гайдаю предложили делать вторую серию. Он был занят съемками нового фильма, а мы в содружестве с Костюковским и Морисом Слободским придумали новый сценарий. Вы помните, чем кончается “Кавказская пленница”? Сценой суда. И где должна начаться вторая серия?

– В колонии?

– Конечно! Действие происходит в исправительно-трудовой колонии! Мой герой – Саахов – приспособленец, он и там приспосабливается – руководит самодеятельностью, не имея к этому никакого отношения, по блату устраивается. Ему приходится играть там и женские роли, поскольку женщин в мужской колонии, как вы понимаете, нет. Но для его самолюбия это невыносимо. И вот после всевозможных унижений, которые ему приходится вынести, он возвращается восвояси, где Нина стала руководителем района. Я думаю, что это мог быть хороший фильм.

– А почему же он не был снят?

– Нам не разрешили снимать в колонии! Мы убеждали, что покажем такую колонию, куда люди начнут проситься. Однажды я был в Испании и выступал там в двух тюрьмах. Ну, одна поновей, а другая постарше. Так вот в той, что поновей, условия такие, что я спросил у начальника тюрьмы, что нужно сделать, чтобы попасть к вам. Так вот, мы обещали снять такую образцово-показательную колонию с хорошими условиями, как в кино, но все равно нам сказали: “Нет!” Ну а раз нет, значит, нет! По логике вещей события должны были развиваться именно так, а не иначе.

– Владимир Абрамович, в кино вам довелось сыграть такое количество королей, что вас можно назвать кинопредставителем властных структур. А как вы относитесь к власти?

– Вы имеете в виду мое отношение к тем королям, которых я играл (смеется)? Я законопослушен до тех пор, пока власть достаточно стабильна и определенна, но когда я вижу шахтеров не в шахте, а на рельсах, когда я вижу в программе “Герой дня” академика Страхова, руководителя НИИ физики Земли, который говорит о том, что через 2 – 3 года наша наука утратит свои приоритеты, я начинаю сомневаться в правильности практического исполнения курса реформ.

Я очень рад, что могу свободно высказываться по всем вопросам, я очень рад, что в магазинах появилось все, за чем мы стояли в очередях. Но, во-первых, сейчас эти товары доступны далеко не всем, а во-вторых, не слишком ли большую цену мы заплатили за “ножки Буша”? Меня огорчает, что с начала перестройки прошло уже более 10 лет, а положение хуже некуда. После войны страна быстро восстановилась, а теперь мы до сих пор не можем определить свое существование в рыночных условиях. Такое существование, которое бы более или менее всех устраивало. Я не понимаю этого, меня огорчают займы – это ведь опять кабала, но и при займах все равно на всех не хватает.

– При всех тех проблемах, в которых сейчас существует культура: фильмов снимается мало, в театры за билетами люди в очереди по ночам не стоят, – конкурс в ваше училище уменьшился или нет?

– Были годы, когда у нас было 90 человек на место, в прошлом году – 60. Немного сократилось число абитуриентов, но все равно есть, из кого выбирать.

– У вас в училище появилась новая форма обучения – внебюджетная. Какими категориями вы пользуетесь при отборе студентов, которые будут учиться на компенсационной основе, что для вас на первом месте – деньги или талант?

– Прежде всего мы дорожим тем рейтингом, который имеем среди высших театральных заведений страны. В прошлом году мы объявили набор на бюджетный курс и отдельно на внебюджетный. Но требований мы не снижали, иначе мы потеряем свое лицо. Очевидно, что сейчас к каждому бюджетному курсу мы будем вынуждены добирать некоторое количество внебюджетных студентов. Конкурс будет диктовать количество проходных баллов, и тем абитуриентам, которые оказались чуть-чуть ниже проходной отметки, мы будем предлагать компенсировать затраты на обучение. Мы наберем в результате творческого отбора такой курс, где студенты будут поставлены в жесткие условия конкуренции: по окончании 1-го курса тот, кто успешно сдаст экзамены, может быть переведен на бюджетное место, а тот, который покажет не слишком хорошие результаты, будет вынужден платить за свое дальнейшее обучение.

– Вахтанговские традиции не угасли?

– В училище – нет…

– Вас можно назвать хранителем традиций еще и в том смысле, что вы прекрасный семьянин…

– Да, мы с женой прожили вместе 43 года, дочери уже 40, но назвать себя прекрасным семьянином не могу – это явное преувеличение, актерская профессия, театр отбирают очень много времени и сил.

Видите ли, семейная жизнь – это постоянное перетягивание каната, постоянные компромиссы, уступки, наступления, поддавки, агрессия и так далее, и тому подобное. Если все это снять на видеоленту, то получится интересное кино. Ну вот, очевидно, эта способность к взаимному компромиссу помогла нам с супругой преодолеть подводные камни семейной жизни. Люди соединяются в результате каких-то чувств, но потом эти чувства переходят в другое качество, в какую-то иную близость. Нам с женой удалось в равной степени преодолеть все эти барьеры, ну а сейчас, что там говорить, может, еще и до золотой свадьбы доживем!

Счастье – это отсутствие несчастья. Счастье, когда у меня есть любимая работа, когда у меня есть достаточно средств, чтобы существовать!

– Вы по натуре оптимист?

– Думаю, да, но заряд оптимизма, похоже, кончается.

– Находите ли вы сейчас достаточно поводов для смеха?

– Да, конечно, а иначе с ума можно сойти!

– И чем сейчас, например, можно рассмешить зрителя, который измучен нищетой, невыплатой зарплаты, кризисом?

– Ну, вы берете экстремальную ситуацию. Но и тому человеку, который дошел до крайней степени отчаяния, все равно нужно разрядиться. И когда зрители меня видят, они сразу же начинают вспоминать слова из “Кавказской пленницы”, а если я их еще и повторю, то тут я всегда слышу смех.

– Какую пьесу нужно сейчас поставить, чтобы она стала гвоздем сезона?

– Прежде всего – хорошую, которая обязательно была бы сопричастна нынешним событиям по остроте существования момента, это должно быть что-то радикальное, не важно, какого жанра, комедия или трагедия.

– Но ведь Вахтангов в свое время поставил “Принцессу Турандот”, в которой на злобу дня не было ничего!

– Почему же? В пику ватникам, в пику залу, в котором сидели в шапках и сапогах и курили, он одел актеров во фраки. И Ламанова, известнейшая в то время модельерша, сделала женские костюмы. Он сделал красивый спектакль – и выиграл. Что значит “на злобу дня”? Конечно, там о событиях революции и гражданской войны ничего не говорилось. Ну, только маски что-то там злободневное острили, но вполне нейтрально, никаких политических острот не было, и спектакль вызвал в то время шок. Сработал контраст: вдруг под веселую такую музыку вышли актеры во фраках, и праздник состоялся!

– Владимир Абрамович, человеку, делающему свои самые первые шаги в искусстве, что бы вы могли ему пожелать, чтобы его путь был успешным?

–Я хочу пожелать этому человеку, родившемуся незадолго до начала нашего Смутного времени и в силу своих возможностей осознавшему это время, чтобы он не потерял тех качеств, которые должны быть присущи человеку, – правды, доброты и благородства. Пусть эти качества он возьмет с собой в следующее тысячелетие.

Елена ШАХМАТОВА.


 Издательский Дом «Новый Взгляд»


Оставьте комментарий

Также в этом номере:

Коротко
КТО ВЫДВИГАЕТ АТОМНЫЕ КАДРЫ
РЕСПУБЛИКА ТРЕТЬЕГО ТИПА


««« »»»