…Нет, мадемуазель не ошиблась, это Фонд Брижитт Бардо. У мадемуазель есть вопросы? Предложения? Мадемуазель желает непременно говорить с мадам Бардо? Но мадам крайне редко дает интервью. Какое издание вы представляете? Возможно, в следующем году… Ах, вы не журналист и вы из России? О ля-ля! Мсье д’Ормаль, мадемуазель из Москвы отказывается покидать Францию, не поговорив с Брижитт!
Подтянутый светловолосый человек обернулся… Сердце заколотилось, как бешеное: это же Бернар д’Ормаль, муж Брижитт Бардо! Только пустое сердце бьется ровно. С первых минут разговора с “невозвращенкой” д’Ормаль понял: сердца “его любимой француженки” и “русской зоозащитницы” болят одинаково.
“Ну что, трудно нам… защищать животных?” – произнесла Брижитт, едва д’Ормаль, позвонив жене в Сан-Тропе, передал трубку Эмилии Суптель. И тяжело вздохнула. А ведь могла бы жизнь просвистать скворцом, заесть ореховым пирогом… Да, видно, нельзя никак. Индира Ганди сказала: “Болью поделиться нельзя”. Да поделиться и вообще-то можно только с согласия. Чтобы принять чужую боль, разрешения не спрашивают. Хотя бы потому, что те, кого защищаешь, не умеют говорить.
Они умеют любить до гроба и страдать до гробовой доски. “Любой человек, хоть однажды увидевший, что происходит на бойнях, стал бы, уверена, убежденным вегетарианцем”.
Бардо, секс-символ 60-х, с той же роскошной гривой и невероятными глазами и точеной фигуркой организует митинги и шествия, добивается встреч с президентами, министрами и чиновниками. Жискар д’Эстен был ее другом. Жак Ширак, как и его предшественник Франсуа Миттеран, благоволит к соотечественнице, возмущающей спокойствие в Отечестве.
Изящная француженка могла бы наслаждаться покоем на берегу Средиземного моря и посылать воздушные поцелуи яхтам, с которых в сторону ее виллы всегда направлены мощные бинокли – “не покажется ли Сама?”.
Но вместо берега моря она фурией влетает на льдину, где с живых детенышей тюленя сдирают шкурки. Выкупает у владельца бойни овец, мучительно умирающих от удушья под тяжестью тел обреченных собратьев. Добивается запрета на забой лошадей и собак на мясо для “гурманов”. Не может смириться с варварским способом получения “чистого” кошерного мяса – живых животных подвешивают на крюк со вспоротым животом. Бардо требует введения анестезии для забиваемого скота. И Уголовного наказания для тех, у кого хватает духа запереть собаку в гараже на время отпуска.
Но есть нечто, что хуже даже бойни. “Если ад существует, это – эксперименты над животными!” Попав в приюты, они заканчивают жизнь на лабораторных столах со вставленными трубками, через которые вводят яд, чтобы на вскрытии определить допустимую ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ОРГАНИЗМА дозу отравляющих веществ. “Бывших любимцев” могут обжечь в спецпечах, чтобы на пульсирующих ранах тестировать средство от ожогов; им могут ввести средство для мойки посуды или гербицид, вскрыть черепную коробку, вынуть глаза из орбит… ввести вирус СПИДа, чтобы их чистый организм, разлагаясь, научил человека бороться с его собственными пороками.
Их с Бернаром дом в Сан-Тропе – Ноев Ковчег. Где живут собаки, выкупленные с живодерен, и не только французских. Разгуливают спасенные кошки, резвится любимец Марсель – белый поросенок. Гуляют белая лошадь и пони. Где каждое утро Брижитт молится в часовне – о спасении всех животных. В такие минуты она по-настоящему счастлива: именно благодаря животным Бардо начала, как говорит, жить реальной жизнью.
Ей было тридцать девять, когда красавица в расцвете славы оставила кино. Тогда многие сожалели о прерванной карьере секс-символа 60-х. Ей не было сорока, когда она предпочла “ореховому пирогу” – настоящую жизнь, полную страданий – многие сочли это капризом. Недавно Брижитт Бардо исполнилось 66 лет. Теперь окончательно ясно, какая именно красота должна спасти мир.
Татьяна ГАРМИЗЕ.
