Нана ДЖОРДЖАДЗЕ. Грузинский режиссер. Жена сценариста Ираклия Квирикадзе (“Лимита”, 1994, ”Путешествие товарища Сталина в Африку”, 1990, “Лунный папа”, 1999 и др.), а также мама и бабушка. В этом году она привезла на Каннский кинофестиваль романтическую трагикомедию “27 потерянных поцелуев”, рассказывающую о любви, случившейся одним летом в маленьком городке. Фильм очень добрый. Мне захотелось познакомиться с Наной.
– Расскажите о работе над “27 потерянными поцелуями”, о съемочной группе. Она, похоже, была очень интернациональная?
– С Марией Зверевой мы взяли несколько сюжетов Ираклия Квирикадзе и начали писать сценарий. Потом присоединился Ираклий и закончил работу. Съемочная группа у меня была фантастическая. Просто команда друзей. Кроме того, все они великолепные профессионалы. Оператор из Америки. Он полугрек-полунемец. Мы познакомились на фильме у Вима Вендерса в Лос-Анджелесе, я дала ему почитать сценарий, и он вскоре приехал в Грузию.
– Не трудно ли совмещать семейную жизнь с творчеством?
– Конечно, сложно. Во время работы над фильмом мы с Ираклием просто готовы убить друг друга, но несмотря на это, еще никогда серьезно не ссорились в жизни. Это спор. Это все касается кино и творчества. В творчестве мы не прощаем друг другу даже самые мелочи, в жизни – все иначе. Мы вместе 25 лет.
– Где вы родились?
– В самолете. Мама летела из Тбилиси в Москву, и во время полета над Кавказским хребтом я родилась… Живу в основном в Грузии. Иногда в Германии. Иногда в Америке. Работаю там, где придется. Там, где есть возможность снимать кино.
– А как пришли в кино?
– Я заканчивала Архитектурный институт в Тбилиси. В тот год Ираклий Квирикадзе и Чингиз Абуладзе открыли в Грузии кинофакультет. Я сразу поступила, потому что с детства хотела быть режиссером. Но в Тбилиси прежде киноинститута не было, а во ВГИК я не могла поехать. 1 октября начались занятия, а 27 мы с Ираклием поженились.
– Ваш первый фильм был о…?
– Трех бродячих музыкантах, которых я помню по моему детству. Потом был фильм под названием “Атлант”, получивший главный приз в Таллине на фестивале экспериментального кино. Я была этим страшно горда.
Затем был фильм “Путешествие в Сопот”. Я сняла его в нашем объединении “Дебют” по сценарию Ираклия. Семь лет этот фильм был закрыт, а затем его выпустили на фестиваль в Оберхаус (Германия). Так у него началась фестивальная жизнь. Фильм получил шесть главных призов, а потом пошло и пошло. В то же время в Канны взяли другой мой фильм, также по сценарию Ираклия – “Робинзонада, или Мой английский дедушка”, и мы получили “Золотую камеру”.
После я снимала документальные фильмы и затем очень грустный фильм (по сценарию Ираклия). Такой романтичный и красивый – “Помогите подняться на Эльбрус”. Судьба этого фильма была очень печальна. До сих пор он нигде не показан. Этот фильм был снят для Центрального телевидения, и за одну ночь из него вырезали сорок минут.
– Почему?
– Ну потому, что увидели там не совсем “советско-правильные” вещи. Это была история семьи, о том, как человек в инвалидной коляске поднимается на Эльбрус и как его сумасшедший сын помогает ему в этом. Фильм был воспринят как метафора. Усмотрели в нем что-то политическое. Семейная жизнь моих героев приняла образ замкнутого пространства, из которого они хотели уйти. Я не говорила о политике. Я говорила о человеческих отношениях. О душе, о желании подняться над собой, о свободе.
– Какой это был год?
– 1983. Ну вот, из фильма вырезали сорок минут и все равно не показали. И я не знаю, где сейчас этот фильм. Может, он где-то и лежит. Конечно, вырезанные куски выкинули. Я снимала на Эльбрусе, буквально на высоте 4.800 метров… В общем, от этого фильма у меня ничего не осталось. Вот такая трагическая судьба. После того запрета я четыре месяца сильно болела. Мне просто не хотелось жить. Не только потому, что было очень сложно снимать, но и потому, что я получила сильнейшую душевную травму.
Потом я снимала короткометражные фильмы в Германии. Что-то писала, сделала рукотворную книжку с фотографиями и рисунками.
– Вы ее издали?
– Нет. Но я и не старалась ее издавать. Как-то не до этого. Надо искать издателя… Я не умею искать деньги. Если что-то получается, то получается.
– Кто вас всегда поддерживал?
– Муж. Но и мама моя очень сильно помогала. У меня поразительная семья. К сожалению, они все уже ушли. Они делали все возможное, чтобы у меня все получилось. Я вообще росла в такой удивительной атмосфере, у меня детство было поразительное. То, что вокруг меня творилось, всегда было связано с фантасмагориями.
Я, например, помню, когда мне было около четырех лет, я заболела на Новогодние праздники. Мы жили тогда в крошечной мансарде. В комнату ко мне никого не пускали. Сейчас будет елка, – думала я, – дети соберутся, все будут танцевать, а я одна… Лежу я, смотрю на маленькое окошко в крыше. С той крыши можно было переходить на другие крыши и так обойти полгорода, не спускаясь на землю. Вот я, несчастная, лежу и вдруг вижу, что из окна спускается зажженная елочка. Я чуть с ума не сошла от счастья: Дед Мороз меня не забыл, принес мне елку! Потом, став уже взрослой, я узнала, что это мама с тетей лежали в снегу на крыше и на веревке спускали ко мне в окно зажженную елку.
Все было так. За каждым шкафом, под кроватью, везде жили какие-то сказки. И вообще у меня очень рано родился сын. Мне еще не было 17. И второй тоже. Мои родители растили моих детей, и я росла вместе с ними. Они давали мне возможность учиться, работать, бродяжничать.
Я очень много бродяжничала. В 1968 году я училась на первом курсе в Пражской академии. Это была Пражская весна. С друзьями мы пережили ее на улице. И после того, как все это оказалось частью моей биографии, мне был запрещен выезд до 1986 года. Я никуда не выезжала из Советского Союза. Но зато мне это дало возможность обойти пешком весь СССР. А это огромная страна. Много стран. Таких разных.
Потом мой первый выезд был прямо в Канны. С корабля на бал. После советской жизни для меня это была новая и непонятная жизнь. Совершенно иная. Я никогда не могла себе представить, что мой фильм может попасть на Каннский фестиваль и, Боже мой, получить еще и “Золотую камеру”. Это было немыслимо.
– А вы своих детей так же воспитывали?
– Нет, я была плохой мамой. Воспитывали их мои родители, как я уже сказала, но я с ними очень сильно дружу. У меня есть и внуки. Они оба живут в Америке.
– Так что же лучше – давать детям все или ничего?
– Все надо давать, и как можно больше любви. Никогда в жизни никто не страдал от обилия любви. Всегда страдают от ее недостатка.
– Как рождаются идеи для фильмов?
– “1001 рецепт влюбленного повара” начался с того, что я встретила Пьера Ришара. Мы встретились здесь, в Каннах. Сидели за столом, и я вдруг увидела Пьера, совершенно не похожего на того, которого я знала по фильмам. Одинокий человек с очень грустными глазами сидел в уголочке. Что-то ел. Я ему говорю: “У вас такие прекрасные грустные глаза. Почему вы всегда играете комические роли?” Он ответил: ”А знаешь, мне никто не предлагает другого имиджа. Давай, напиши что-нибудь, предложи мне…” И вот так началось. Я сразу позвонила Ираклию в Лос-Анджелес: “Быстро пиши историю для Пьера Ришара”. Он мне сказал: “Опять твои сумасшедшие идеи. Какой Пьер Ришар?”
Ираклий написал историю “1001 рецепт влюбленного повара”. Картина была показана здесь, в Каннах, а потом ее номинировали на Оскара. Это был 1997 год.
– А актрисой вы тоже были?
– Я просто снималась в нескольких фильмах. Я никогда не была профессиональной актрисой. Наверно, все режиссеры – актеры, потому что они должны показывать, чувствовать. Может, они не так хорошо играют, но, конечно, все в душе актеры. Режиссерская жизнь – это не жизнь. Это нечеловеческая жизнь. Но я не могу без этого.
– Что такое “хорошо” и что такое “плохо”, на ваш взгляд?
– Предательство – это ужасно. Я знала, что никогда нельзя желать никому плохого, потому что это все возвращается тебе, твоим детям, внукам. Поэтому у меня в фильмах нет положительных или отрицательных героев. Я их всех люблю. Они все очень слабые. У них у всех трагические судьбы. Я просто рассказываю о них весело, с юмором. Но они – трагические персонажи.
– Вы считаете, что все люди слабые?
– Да, конечно, все слабые, надо только находить в себе силы не быть слабыми. Давайте вернемся к комплиментам. Какая вы красивая, добрая, щедрая! Боже мой, как вы благородны, и как вы честны! Как вы открыты этому миру, и как вы излучаете свет! После этих слов вы выйдете на улицу и постараетесь быть такой.
Мне всегда говорили: старайся в самом дурном человеке искать что-то хорошее, потому что в нем это заложено. И любой плохой поступок надо оправдать, чтобы дать человеку шанс найти выход из этой ситуации. Никогда не обрубать, не обвинять, не быть судьей. Ведь все заложено в человеке, и, видимо, среда влияет. Если человек растет без любви, без ласки, у человека нет возможности развить свою фантазию. Нет возможности выразить себя. Но это не его вина, а вина жизни, страны, системы, экономики. Человека, который родился в тюрьме, разве можно обвинять, что он болезненно воспринимает мир?..
Время нашей встречи подходило к концу. В коридоре в ожидании встречи с Наной, собралась толпа журналистов из разных стран. Мне пора было уходить. Разговор с ней, как и ее фильм, не оставил меня равнодушной. Выйдя из ее гостиницы на берег моря около Дворца Фестиваля, я чувствовала необыкновенный прилив сил. Мне казалось, что я действительно излучаю свет.
Вера СВЕЧИНА.
Канны-2000.
