Март 1804 г. Французская республика доживает свои последние месяцы. “Движение привело корабль республики к гавани”, – изящно провозглашают придворные льстецы первого консула – Наполеона Бонапарта. Этой гаванью стала империя.
Между тем эмигранты-роялисты отводят Бонапарту совсем иную роль. Ему, положившему конец “эксцессам революции”, восстановившему гражданский мир и спокойствие, отправившему в ссылку или на эшафот неуспокоившихся якобинцев, следовало бы, по их мнению, стать “Монком белых лилий”, т.е. восстановить на королевском троне свергнутую династию Бурбонов, сделать то, что сделал в Англии после смерти лорда-протектора Оливера Кромвеля генерал Монк, который призвал на престол сына казненного монарха – Карла II. Правда, у гильотинированного по приговору революционного конвента Людовика XVI не осталось сына: он умер в Тампле во время революции. Но есть другие “легитимные” претенденты на престол, они и взойдут на него после краха империи.
Но до этого еще очень далеко. А тогда Наполеон мысленно поставил на Бурбонах крест, причем сделал это по чисто прагматическим соображениям: их мстительность и умственная недалекость в сочетании с абсолютной неспособностью управлять Францией были для него очевидны.
Но два ближайших сподвижника первого консула – министр иностранных дел Шарль-Морис Талейран и министр полиции Жозеф Фуше – были не на шутку обеспокоены перспективой возвращения Бурбонов. Об этой “дьявольской парочке” писатель-роялист Шатобриан сказал так: “Вот дверь открывается: молча входит Порок, опирающийся на Преступление, – господин Талейран, поддерживаемый господином Фуше”.
Фуше был среди тех, кто голосовал за казнь Людовика XVI, Талейран в числе первых священнослужителей присягнул на верность революции. В случае возвращения роялистов первого неминуемо ждала виселица, второго – тюрьма или изгнание.
В головах “дьявольской парочки” созрел поистине сатанинский план: между первым консулом и Бурбонами нужно провести кровавую черту, которая сделает невозможным возвращение к власти роялистов. Только труп одного из членов королевской семьи заслонит их от столь опасных Бурбонов.
Как раз в это время, на свое несчастье, в соседнем с Францией Баденском королевстве обосновался Луи-Антуан де Бурбон Конде, герцог Энгиенский – один из младших отпрысков дома Бурбонов. Талейран и Фуше принялись обрабатывать первого консула, внушая ему, что юный герцог – не кто иной, как глава разветвленного роялистского заговора, угрожающего жизни Бонапарта. Наполеон колебался. Но в конце концов под влиянием увещеваний приказал начальнику пограничной жандармерии генералу Коленкуру проникнуть на территорию соседнего государства и похитить герцога. Секретная операция была проведена в ночь на 15 марта 1804 г. Ее “дипломатическое прикрытие” обеспечивал Талейран.
20 марта в Венсенском замке в Париже, куда был доставлен герцог Энгиенский, собрался военный суд. Поутру герцог был расстрелян.
Об этом грязном и кровавом пятне на биографии Наполеона Жозеф Фуше впоследствии произнес исторические слова: “Это хуже, чем преступление, это ошибка”. Наполеон не любил сваливать свои ошибки на кого бы то ни было. И лишь много лет спустя он бросил Талейрану в припадке гнева слова горечи и упрека: “А этот несчастный человек! Кто подстрекал меня расправиться с ним?”
Еще позднее, в эпоху Реставрации, в Париж прибыл старый принц Конде – отец казенного герцога. Он никак не мог примириться с постигшим его горем. Предстояла встреча с “великим камергером” при дворе Людовика XVII, все тем же “непотопляемым” князем Талейраном – бывшим наполеоновским министром, вовремя ставшим тайным агентом Александра Первого.
Как справедливо замечает историк Тарле, “было неловко”. И тогда Талейран сообщил “под большим секретом” одной знакомой даме, приятельнице принца Конде, “страшную тайну”. Будто бы он, Талейран, рискуя собственной жизнью, пытался спасти герцога и с этой целью отправил ему предупреждение, но оно, увы, опоздало. “Тайна” Талейрана мгновенно стала известна старому принцу. При встрече принц Конде бросился на шею Талейрану со слезами благодарности.
“Это был мой долг”, – скорбно ответствовал “великий камергер”…
В своих мемуарах незадолго до смерти Наполеон заметил: “Я велел арестовать и предать суду герцога Энгиенского; этого требовали интересы и безопасность французского народа”.
Герцог – лишь одна из миллионов жертв революции и наполеоновских войн. И кто бы вспомнил о ней, если бы не громкий титул?
ВТОРОЕ ИЗДАНИЕ “ЖЕЛЕЗНОЙ МАСКИ”
Генерал Кутепов был символом и легендой белого движения. В 1918 г. он участвовал в героическом Ледяном походе вместе с Корниловым и Деникиным. “Первопоходники” носили памятный знак – терновый венец и меч на Георгиевской ленте. Корпус Кутепова, не жалея жизни, защищал Крым от превосходящих в десятки раз сил большевиков и одним из последних погрузился на корабли, направившиеся с остатками разбитой врангелевской армии к берегам Галлиполи. В Галлиполи – “голом поле”, как называли его русские солдаты, Кутепов насаждал железную дисциплину, не останавливаясь перед расстрелами провинившихся. В 1928 г., после смерти Врангеля, Кутепов возглавил Российский общевоинский союз – белогвардейскую организацию, ставившую своей целью свержение Советской власти.
Кутепов свято верил в существование в СССР разветвленного антисоветского подполья. “Великие движения распространяются по всей России”, – говорил он в 1929 г. генералу Деникину. Этим и воспользовалось советское ОГПУ, наводнившее окружение Кутепова своими агентами. Операцией по похищению Кутепова руководил чекист Сергей Пузицкий. Наверное, КГБ отрицал бы собственную причастность к этому похищению до конца своих дней, если бы по какому-то роковому недомыслию 22 сентября 1965 г. в “Красной звезде” не появился некролог, где говорилось буквально следующее: “Комиссар государственной безопасности Сергей Васильевич Пузицкий… выполнил блестящую операцию по аресту Кутепова”.
В карикатурном виде этот трагический эпизод был “освещен” впоследствии в известном фильме для детей “Корона Российской Империи, или Новые приключения неуловимых”.
Похищение произошло в самом центре Парижа 26 января 1930 г. Резидент ОГПУ Сергей Кузьмин и один из нелегалов Андрей Фихнер запихнули генерала в арендованное ими такси. Физически крепкий Кутепов оказал отчаянное сопротивление. Пришлось прибегнуть к маске с хлороформом. Кутепов был погружен на советский пароход, который немедленно взял курс в направлении Новороссийска. Сердце “железного генерала”, как называли Кутепова сослуживцы, не выдержало передозировки наркоза, и на подходе к порту он скончался. В чекистской среде долгое время бытовала легенда, будто Кутепов умер… от страха.
Преемник Кутепова на посту председателя РОВСа генерал Миллер был похищен агентами НКВД 22 сентября 1937 г. К его похищению приложили руку завербованный НКВД белогвардейский генерал Скоблин (агентурная кличка Фермер) и его жена – известная певица Надежда Плевицкая, осужденная впоследствии на 20 лет каторжной тюрьмы. Скоблина завербовал “в лоб” мелкий агент ОГПУ Петр Ковальский, предложив ему в качестве ежемесячного вознаграждения скромную сумму в 200 долл. США, причем не авансом, а по результатам работы.
Генерал Миллер был доставлен в Москву и содержался во внутренней тюрьме ГУГБ НКВД до 11 мая 1939 г.
Из тюрьмы он обращался к генеральному комиссару государственной безопасности СССР Николаю Ежову. “Никогда, ни в какие эпохи самой жестокой реакции, – писал он, – ни Радищев, ни Герцен, ни Ленин не бывали лишены сношений со своими родными. Неужели же Советская власть, обещавшая установить режим свободы и неприкосновенности личности с воспрещением сажать кого-либо в тюрьму без суда, захочет сделать из меня второе издание “железной маски” времен Людовика XIV?”
11 марта 1939 г. Миллер был расстрелян, как было сказано в предписании, подписанном В.Ульрихом, “по закону от 1 декабря 1934 г.”.
“Суд” не принял во внимание объяснение Миллера о том, что он не был советским гражданином и что “его нога никогда не ступала на территорию СССР”.
ДУША ЗА ДУШУ
Возглавивший в 1952 г. Институт разведки и специальных задач (больше известный как “Моссад”) уроженец города Витебска Иссер Харел был фанатиком своего дела. Безопасность государства Израиль была целью и смыслом его жизни; его не интересовали ни генеральские звания, ни награды, ни деньги. Девизом “Моссада” было: хитростью и обманом ты должен вести войну. “Моссад” – единственная спецслужба так называемого цивилизованного мира, которая и поныне имеет право применять пытки к подследственным “террористам” (в соответствии с решением верховного суда Израиля от 26 сентября 1997 г.), а также осуществлять операции по ликвидации или похищению врагов израильского народа за рубежом.
Одной из первых и наиболее удачных операций такого рода стало похищение в 1960 г. в Аргентине нацистского палача Адольфа Эйхмана, который отвечал у Гитлера за “окончательное решение еврейского вопроса”. Операцией руководил лично Иссер Харел, получивший прозвище Мемунех, т.е. человек, отвечающий за все. Другим участником похищения был кадровый разведчик Рафи Эйтан, сыгравший впоследствии одну из видных ролей в трагических событиях в Москве в октябре 1993 г. (об этом мы как-нибудь расскажем нашим читателям). В начале 1960 г. агенты Харела установили, что бывший главный специалист по “окончательному решению еврейского вопроса” проживает в Буэнос-Айресе под именем Рикардо Клемента с женой и четырьмя сыновьями.
Члены оперативной группы “Моссада” прибыли в Аргентину по подложным документам, изготовленным специальным “художником”. Соответствующий документ был заготовлен и для самого Эйхмана.
11 мая 1960 г. Эйтан и двое других агентов “Моссада” подстерегли Эйхмана на улице и втолкнули его в поджидавшую автомашину. Эйхмана планировали вывезти вместе с официальной израильской делегацией, которая прибыла на празднование 150-летия республики. Проблема заключалась в том, что до ее отлета оставалось еще девять дней, которые Эйхману предстояло провести на специальной конспиративной квартире, заблаговременно арендованной “Моссадом”. Иссер Харел опасался, что у его агентов сдадут нервы и они без долгих размышлений прикончат человека, который для Израиля был воплощением самого дьявола. К счастью, Эйхман проявил удивительную покорность судьбе и тут же подписал заявление о готовности предстать перед израильским судом, попросив лишь о хорошем адвокате. Ему обещали самого лучшего.
Израильские агенты были поражены, когда услышали, что Эйхман читает на иврите молитву “Шева”, с которой шли на смерть узники нацистских концлагерей: “Услышь, о Израиль, наш Бог, единый Бог”.
20 мая Эйхману был сделан укол транквилизатора и, как пишут авторы новейшей истории “Моссада” Ден Равив и Йосси Мелман, “сонный член “резервного экипажа” не вызвал ни у кого подозрений, когда его провели на борт самолета вместе с почетными гостями во главе с министром образования Израиля Аббой Эбаном, участвовавшими в юбилейных торжествах”.
31 мая 1962 г. по приговору суда Эйхман был повешен в тюрьме Рамле – единственный смертный приговор за всю историю Израиля, если не считать тех, кто был “ликвидирован” “Моссадом” без всякого приговора…
По словам Харела, сотрудники разведки, проводившие операции по ликвидации врагов Израиля за рубежом, “с отвращением относились к самому акту уничтожения”, не получая за это ни денег, ни орденов. Да и оклад самого руководителя “Моссада” невелик по западным меркам – что-то около 10 тыс. долл. США в месяц.
Для “Моссада” важен сам принцип неотвратимости возмездия: “А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу” (Исход, гл. 21, 23 – 24)…
Николай ГУЛЬБИНСКИЙ
