Наследья тяжкого неся проклятый груз,
Я – не служитель муз.
Д.Бедный.
Демьян творит не в тех редких случаях, когда Аполлон требует к священной жертве, а изо дня в день,
когда призывают события и… Центральный Комитет.
Л.Троцкий.
“Власть отвратительна, как руки брадобрея”, – жаловался Мандельштам. Но сколько же писателей и поэтов – больших, маленьких и вовсе ничтожных – желали и поныне желают припасть к этим рукам!
КАК БИРОН ЗАЩИТИЛ СВОБОДУ СЛОВА
Ничто не ново под Луной. Придворные пииты были всегда. Неровна, переменчива и подчас горька была их судьба. Первый русский поэт Василий Тредиаковский был нещадно бит всемогущим кабинет-министром Артемием Волынским: басня Тредиаковского временщику не понравилась. Справедливость восторжествовала практически незамедлительно: за гордость тогдашней российской литературы вступился всесильный Бирон – фаворит императрицы Анны Иоанновны. В результате невежественный и жестокий Волынский лишился головы, а Тредиаковскому чуть позднее было пожаловано звание академика. В общем, справедливо, хотя и немного жестоко…
Неплохо котировались при дворе хвалебные оды Сумарокова, Ломоносова и Державина. Не удержался от похвальных виршей в адрес Николая Первого и сам Александр Пушкин. “Его я просто полюбил. Он бодро, честно правит нами”, – писал поэт о властителе, отправившем (впрочем, поделом!) на виселицу его друзей-декабристов.
А потом что-то прервалось. Прямо как отрезало. В кругу российской интеллигенции славить власть стало не то что немодным, а даже как бы и постыдным. А потому возрождение верноподданнической традиции в советское время оказалось не простым делом…
БЕДНЫЙ ДЕМЬЯН
Этого человека, вошедшего в историю литературы под именем Демьян Бедный, на самом деле звали Ефим Придворов. Фамилия оказалась говорящей. Большую часть жизни он провел при “дворе” советских партийных вождей, неизменно воспевая и превознося тех, кто одерживал верх в кровавой борьбе за власть, и проклиная их поверженных соперников.
Свой путь в большую политику Демьян начинал как воинствующий графоман. Причем в отличие, например, от графа Хвостова, был он графоманом злобным, да к тому же еще склонным к непристойности и богохульству. Ленин, подходивший к партийным литераторам как к винтикам партийного пропагандистского механизма, нередко морщился, читая вирши Демьяна, и приговаривал: “Вульгарен, ах как вульгарен и не может без порнографии”.
Никто из серьезных литературных критиков, разумеется, не считал Демьяна Бедного поэтом. За ним прочно закрепилась кличка “бедный Демьян”: имелась в виду скудость поэтического таланта и стихотворного мастерства.
Вдумайтесь, например, в такие строки из написанного в 1918 г. “предисловия” Демьяна Бедного к поэме Пушкина “Гавриилиада”, включенного во все собрания сочинений “поэта”:
Друзья мои, открыто говорю,
Без хитростных раздумий и сомнений:
Да, Пушкин наш! Наш добрый светлый гений!
Воистину мысль подкупает своей новизной и оригинальностью. Непонятно лишь, почему автор выделил слово “наш”. Наш – это чей? Демьяна со товарищи? Александр Сергеевич, как известно, графоманов не жаловал и использовал бумагу, на которой были напечатаны их стихи, по весьма своеобразному назначению.
Впрочем, из дальнейшего текста эта загадка проясняется. Наш – значит “советский”. Вроде как первый большевик.
А далее – и того хлеще:
И я ль его минувшим укорю?
Он не стоял еще… за “власть Советов”,
Но… к ней прошел он некую ступень.
Слава Богу, смилостивился наш Демьян, не стал на манер следователей ВЧК укорять Пушкина минувшим. И на том спасибо…
В том же духе постигает Демьян философию жизни Пушкина:
Ему чужда минувшей жизни мерзость,
Он подходил с насмешкой к алтарю:
Чтоб нанести царю земному дерзость,
Он дерзко мстил небесному царю…
И хотя в действующем Уголовном кодексе ответственность за распространение графоманских сочинений не предусмотрена, от дальнейшего цитирования я благоразумно воздержусь.
А были у него, впрочем, и неплохие агитки, взволнованные, искренние, главным образом те, что писались в годы гражданской войны:
Товарищи, мы в огненном кольце,
На нас идет вся хищная порода,
Насильники стоят в родном краю.
Судьбой дано нам только два исхода:
Иль победить, иль честно пасть в бою.
1500 ДОЛЛАРОВ НА ЛЕЧЕНИЕ
О вождях революции – Ленине и Троцком – Демьян Бедный писал на каком-то странном, картежном сленге, называя их “нашей двойкой”, которую не покроет никакой белогвардейский “туз”.
Троцкий в долгу не остался. В “Литературе и революции” он на полном серьезе утверждал, что Демьян “больше чем кто бы то ни было имеет право на звание поэта революционной России”. К другим поэтам – Клюеву, Есенину – Лев Давидович отнесся более критически: посмотрим, мол, что из них получится.
В ходе последовавшей после смерти Ленина острейшей внутрипартийной борьбы Демьян сделал верную ставку на сталинское большинство. Его вирши, направленные против сменявших друг друга оппозиций, были оценены партией и правительством по достоинству.
8 июля 1929 г. ЦК ВКП(б) постановил: “Демьяну поехать на лечение за границу одному, без жены; выдать ему 1500 долларов”. Эта фраза была продиктована самим Сталиным.
1500 долларов – по тем временам сумма огромная, приблизительно годовая зарплата высококвалифицированного специалиста в США.
Демьян стал еще более, чем обычно, груб, надменен, нетерпим. Критика курила ему фимиам, разного рода авербахи настойчиво предлагали “одемьянить” всю советскую литературу. Придворный поэт разбогател, приобрел огромную библиотеку; его часто можно было видеть в лучших московских ресторанах в обществе шикарных женщин. Удар по Демьяну был нанесен неожиданно, причем со стороны, откуда он меньше всего ожидал.
ОТ РЕВОЛЮЦИИ К ИМПЕРИИ
Революция завершилась. Империя обращалась к своим историческим истокам, к великой культурной традиции, к национальным героям. Ниспровергатели национальной истории, воинствующие безбожники оттеснялись Сталиным на периферию общественной жизни. Он еще был вынужден считаться с ними, вступать в переписку с разного рода керженцевыми и билль-белоцерковскими, объясняя им, что пьеса “Дни Турбиных” не столь уж плоха или что писатель Соболев может писать о чем хочет и когда хочет. Но в принципе на революционерах и ниспровергателях в искусстве вождь поставил крест.
УШИ РАСТОПЫРИЛ? ПОЛУЧАЙ!
6 декабря 1930 г. Секретариат ЦК ВКП(б) выносит постановление о фельетонах Демьяна Бедного “Слезай с печки” и “Без пощады”. В нем отмечались фальшивые нотки в творчестве стихотворца, выразившиеся в частности в огульном охаивании России и всего русского, приписывании русскому народу таких исконных черт, как лень и стремление сидеть на печке.
И хотя постановление было по тем временам достаточно мягким и не содержало никаких репрессивных предписаний, Демьян Бедный пришел в неописуемое отчаяние. Оно и не удивительно: до этого он был вне критики. Но до чего же болезненно нетерпим он к ней оказался!
“Пришел час моей катастрофы, – пишет Демьян Сталину. – Я ждал похвалы от человека, отношение к которому у меня всегда было окрашено биографической нежностью. Радостно я помчался к этому человеку по первому звонку. Уши растопырил, за которыми меня ласково почешут. Меня крепко дернули за эти уши… 20 лет я был сверчком на большевистской печке. Теперь я с нее слезаю. Пришло, значит, время”.
Сталин не испугался. На истерическое письмо Демьяна он ответил сдержанно, прохладно. “Не находите ли Вы, – писал Сталин, – что Вы заразились некоторой неприятной болезнью, называемой зазнайством? Побольше скромности, т. Демьян”.
Но злоключения “бедного Демьяна” еще только начинались. В 1936 г. Камерный театр Таирова поставил его оперу-фарс “Богатыри”, где в пародийно-издевательском свете было представлено крещение Руси. Постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) спектакль был запрещен. Это решение Политбюро вызвало совершенно искреннее, неподдельное ликование в среде творческой интеллигенции. Начальник Секретно-политического управления ГУГБ НКВД СССР Молчанов в секретном донесении партийному руководству приводил следующие высказывания.
Поэт Владимир Луговской: “Постановление вообще правильное, но что особенно ценно – это его мотивировка. После этого будут прекращены выходки разных пошляков, осмеливающихся высмеивать русский народ и его историю. До сих пор считалось хорошим тоном стыдиться нашей истории”.
Артист Малого театра Пров Садовский: “Правильно дали по рукам Таирову и Демьяну Бедному. Нельзя искажать историю великого русского народа”.
Писатель Михаил Булгаков: “Это редкий случай, когда Демьян, при его характере, не будет злорадствовать: на этот раз он сам пал жертвой”.
ПОЛОВОЕ БЕССИЛИЕ
Демьян Бедный был потрясен постановлением. У него обострился диабет и возникла мания преследования. Его навязчивой идеей стала мысль о том, что все его беды проистекают от его огромной библиотеки, которую он вознамерился сжечь. Он опасался высылки из Москвы, говорил, что ему страшно умереть с клеймом врага партии и народа. Со дня на день он ожидал ареста.
Но Сталин уготовил ему иную участь. 19 августа 1936 г. начался показательный судебный процесс; среди подсудимых были ближайшие соратники Ленина – Зиновьев, Каменев, И.Смирнов, Мрачковский – в прошлом друзья и покровители Демьяна.
Демьяну Бедному был заказан “поэтический отклик” на этот суд. В полном отчаянии стихотворец жаловался Хрущеву и Кагановичу: “Не могу, ну не могу. Старался, сколько силился, но не могу, у меня вроде как половое бессилие, когда начинаю о них думать”. Хрущев был потрясен: ему вдруг показалось, что стихотворец испытывает какое-то тайное сострадание к подсудимым.
Но вскоре из-под пера Демьяна бурным потоком полились вирши. О деятелях Второго Интернационала, робко попытавшихся встать на защиту подсудимых, он писал так:
Предатели! Прожженные дельцы,
Агенты шустрые купивших вас банкиров!
Где были вы, когда от Троцкого гонцы
Неслись в бандитский центр, а эти подлецы
Убийц готовили и прятали концы?
Где были вы, когда сражен был честный Киров?
Когда бы тема не была столь трагичной, можно было бы вспомнить столь же патетические строки Вассисуалия Лоханкина, обращенные к неверной Варваре…
БОРИСЬ ИЛИ УМИРАЙ?
И вновь не угодил! Сталин не оставляет Демьяна Бедного своим высочайшим “вниманием”. Стоило Демьяну опубликовать в “Правде” басню “Борись или умирай”, как Сталин откликается 20 июля 1937 г. раздраженно-ироническим письмом:
“Новоявленному Данте, т.е. Конраду, то бишь… Демьяну Бедному.
Басня или поэма “Борись или умирай”, по-моему, художественно-посредственная штука. Как критика фашизма она бледна и неоригинальна. Как критика советского строя (не шутите!) она глупа, хотя и прозрачна”.
9 сентября 1938 г. помощник начальника 4-го отдела 1-го управления НКВД капитан госбезопасности Остроумов направил Сталину “Справку о поэте Демьяне Бедном”. К тому времени стихотворец был уже исключен из партии “за резко выраженное моральное разложение”.
В справке приводились записанные “оперативным путем” многочисленные высказывания Демьяна Бедного; стихотворец чувствовал свою обреченность и уже не стеснялся в выражениях.
“Я стал чужой, вышел в тираж, – жаловался он. – Эпоха Демьяна Бедного кончилась. Разве вы не видите, что у нас делается. Ведь срезается вся старая гвардия. Истребляются старые большевики. Уничтожают всех лучших из лучших. А кому нужно, в чьих интересах надо истребить все поколение Ленина? Вот и меня преследуют потому, что на мне ореол Октябрьской революции”.
БЫЛ ДЕМЬЯН – НЕ СТАЛО ДЕМЬЯНА
Он проживет еще несколько лет; в годы войны его даже вновь станут печатать, а после смерти издадут собрание сочинений и установят на доме, где он жил, мемориальную доску. Но по большому счету он был уже никому не нужен.
…Из всего поэтического наследия стихотворца для изданного в 1986 г. сборника “Три века русской поэзии” авторам удалось наскрести четыре стихотворения. Три из них, впрочем, чрезвычайно посредственные… Грустный итог. Но кто знает, кому-то из ныне живущих графоманов судьба Демьяна, возможно, покажется даже завидной, а карьера – блестящей.
Николай ГУЛЬБИНСКИЙ
