Голубая бумага, только что не гербовая. Печать. Все по-настоящему. Принесли домой. Положили в ящик. “Страховая группа “Спасские ворота”. Берет, как выясняется, на себя мои потенциальные проблемы с квартирой. В смысле, если квартира сгорит или ее зальют соседи.
Чтобы гражданин не оказался в случае прорыва канализационной или какой другой системы в неблагоприятной ситуации, Правительство Москвы ввело систему льготного страхования жилья, которая, с помощью уже упомянутой страховой группы, должна защитить меня, скромного обывателя, от потенциальных неприятностей указанного свойства.
Деньги, которые надо ежемесячно выплачивать за страховку, вроде и невеликие. И отдавать их вроде бы не жалко, но хочется все же взглянуть в лицо человека, который вместе с Правительством нашей столицы берется “ответить за слова”. Хочется знать, кто он. Потому что в России веры в бумагу пока нет и еще долго не будет. А вера в людей есть и еще долго сохранится.
Итак, президент ЗАО “Страховая группа “Спасские ворота” ХАИТ Борис Григорьевич. По образованию инженер. Год рождения – 1951. В основном представлен в деловой и специализированной прессе.
По слухам, большой мастер шутки и превосходный игрок в шахматы. Интервью давать не хочет “Кому я могу быть интересен?”. Но все же дал. Очень занят.
Появился с извинениями. Улыбчив, скромен в быту (в смысле костюма и кабинета). Готов говорить исключительно о ситуации на рынке страхования с позиции макроэкономики, или о диалоге страховщиков и другого крупного бизнеса с властью, или о стратегических планах развития “Спасских ворот”. Мне же было интересно другое. “Кто вы, доктор Зорге?”.
Вот воистину волнующий вопрос. И Сезам приоткрылся. Хоть и с трудом.
История
Мой отец военный инженер, а вот мама – юрист. Родился я в Гродно, потом переехал в Вильнюс, а учиться дальше поехал в Москву. Мне очень повезло, что в Вильнюсе я учился в передовой школе. Она была первой, где начали углубленно изучать английский язык. И я до сих пор обхожусь без переводчика. Вопрос, где продолжать обучение, встал как только я окончил школу. В Вильнюсе уже тогда русскоязычному человеку поступать было некуда.
Мне было все равно, где именно учиться. Я просто выбирал город, куда можно было бы уехать. Где были бы знакомые или родственники.
Меня никогда не увлекала чистая наука, и в результате я оказался студентом того самого института, который закончил мой отец. Это был МИИТ. Когда я первый раз пришел туда, я даже не знал, чем, собственно, хочу заниматься. Стоял у доски со списком специальностей и думал “Куда податься?”
Выбор пал на энергетику.
Кстати, наш институт закончили очень хорошие люди: нынешний вице-премьер правительства России, министр сельского хозяйства Гордеев, Александр Стальевич Волошин, Дмитрий Гаев – начальник метрополитена, Александр Масляков. Малежик тоже у нас учился.
Я с удовольствием вспоминаю студенческую пору. Не сам процесс обучения, разумеется, а ту безмятежную атмосферу, которая царила в свободное от занятий время. Тогда Дом Культуры МИИТа был отличной площадкой, где мы и проводили свободное время. Устраивали всякие капустники, ставили спектакли, а я был руководителем коллектива. Весело было…
Много лет спустя, в 1995 году, один крупный руководитель, мой друг, вернее старший товарищ, мне сказал:
“Борис, ты знаешь, когда нам всем придет конец? (Он высказался посильнее). Когда мы шутить перестанем”. Я на всю жизнь запомнил эти слова.
Застойные перспективы
Однажды, в бытность мою инженером, захотелось мне поехать за границу. В Германию. По туристической путевке. В ответ я услышал: “Сначала вы должны съездить в Болгарию. А уж потом в ГДР”. Я поинтересовался, как это сделать. “Вы инженерно-технический состав? Значит, в очереди будете за рабочими”. Я спросил: “А сколько в этом году путевок выделяется инженерно-техническому составу?” Ответ был: “Две”. “А какая на сегодняшний день очередь?” “Сто человек”. Вот я посчитал, что через пятьдесят лет – Болгария, а потом, когда-нибудь, ГДР…
Родина
Я никогда не хотел эмигрировать. Здесь я Гражданин Своей Страны, а там – никто. Да я и не знаю людей, которые, уехав за границу, добились бы такого уровня значимости, как те, что остались здесь. Я считаю, что и работать здесь легче. Все знакомо. И дети мои тут учились и учатся.
Тоже уезжать не собираются. Если бы они предполагали работать за границей, то и образование им следовало бы получать там. Но они тоже уже сделали свой выбор.
Мечты
Какие у моего поколения могли быть мечты? Стать членом Политбюро? Для успешной карьеры надо было быть членом партии. Я же рос в интеллигентной семье. Поэтому знал, что буду простым инженером. Скорее всего в сфере точных наук, которым всегда отдавал предпочтение.
Цель
Главное, чтобы все было нормально у семьи. В этом всегда была моя цель.
Бизнес
В бизнесе я даже более аккуратен, чем необходимо. Разумный риск, конечно, имеет место, но главное все же правильный расчет. У тех, что пришли позже, другие представления о ведении бизнеса. Более научные, что ли. Они рискуют, основываясь на специальных методиках. А люди моего поколения, если мы говорим об управленцах в бизнесе, гораздо осторожнее. Хоть я и закончил школу Bisness administration, мои представления после этого мало изменились.
В России совершенно другие обратные связи, другое понятие демократии. Понятие честности тоже весьма своеобразное.
По большому счету, я вообще не считаю, что эта школа что-либо мне дала. Их понятия об управлении и реалиях нашей жизни – так, общие понятия. Я разве что подучил английский.
Бизнесмены
Я считаю, что удачный старт не так уж много значит в бизнесе.
Конечно, были люди, которые в момент смены власти оказались в лучшем положении. При должности или родителях. Они успели урвать себе куски. Но время показало, что схватить недостаточно. Надо уметь распорядиться тем, что имеешь. Построить работающую структуру, которая была бы кому-нибудь нужна.
Где теперь эти люди? Они либо сами все потеряли, либо их обманули и обобрали. Те, что успешно работают вокруг, вышли, как бы это сказать, “из простых”. Инженеры, журналисты, научные сотрудники, у которых в доперестроечные времена не было никаких номенклатурных связей. Только человеческие. Или молодежь, которая только родилась в доперестроечное время.
Но бизнес – это и есть, в первую очередь, искусство человеческого общения. Уметь понимать людей, а не просто ладить с ними – вот секрет успеха. Кстати, не люблю слово “бизнес”. Не русское оно.
Демократия
Помню Черемушкинский райком партии, куда будучи замдиректора научно-исследовательского рентгено-радиологического института, я ходил на всякие партийно-хозяйственные активы. В те времена это было чистое, аккуратное место. С милиционером. И вот попал я туда уже после свободных выборов, на заре демократии. Райком комсомола уже съехал, и лестница была вся усеяна учетными карточками комсомольцев нашего района. А в кабинете первого секретаря сидели бородатые ребята в джинсах и яростно спорили. “О чем же они спорят? – подумал я. – Наверное, демократические идеи отстаивают”. Тут до меня донеслось название того самого места, куда наш район отправлял работников “на картошку”. И я понял, что они просто обсуждают, как бы побыстрее выделить себе садовые участки.
Когда я осознал, чем именно озабочены эти свежеиспеченные народные избранники, мне стало ясно, что это точно такие же люди, что сидели здесь раньше. Только в джинсах. Вот что такое была наша демократия.
Честность
Честность по-русски, это когда уральского купца спрашивают: “Зачем ты платишь по двадцать копеек, когда на бирже цена уже семнадцать?” “Не могу иначе. Я вчера слово дал”.
По-своему такая честность – великая вещь. Особенно в бизнесе. Когда дал слово и держишь его.
Книги
Мы много читали. Это существенно отличает нас от подрастающего поколения. Сегодня информация черпается из компьютера и нет необходимости заглядывать в энциклопедию. Когда можно нажать кнопку и извлечь из Интернета любую статью и все интересующие данные, нет нужды обращаться к книгам. А в годы советской власти чтение было основным развлечением. Поскольку таких картин, как “Великолепная семерка” в прокате было, прямо скажем, немного. И мы читали. А книги, в отличие от компьютера, воспитывают, а не просто информируют. Волей-неволей пропитываешься чертами любимых героев. Люблю рассказы Чехова. А вот пьесы не люблю. “Хочу в Москву!” Зачем все это? Зачем показывать людей, которые бездельничают и не могут себя найти? Люблю Паустовского. Люблю романтику, но без пропагандистского оттенка. И еще я очень любил “Кортик”, в детстве.
Воспитание
“Воспитание” и “воспитанность” – разные вещи. Воспитанность – это умение правильно пользоваться столовыми приборами, что, конечно, очень важно. Но мне это не было дано. Поэтому впервые оказавшись в приличном места, я испытывал определенные трудности. А вот внутреннее воспитание у меня было.
Порядочность
Когда-то носителем нравственных ценностей была русская интеллигенция. Я имею в виду дореволюционную интеллигенцию. Потом она была испорчена кривым зеркалом революции. Страх, вранье – вот, что губило ее. Ведь чем был страшен постоктябрьский период нашей истории? Лицемерием своим. Ложью. Внизу голодные люди кричали “За Ленина! За Сталина!”. А наверху, тем временем, ели, пили, совершали преступления. Это была наша эпоха двойного стандарта. Но понятие порядочности все же выжило. Вопреки коммунистической пропаганде.
Я ни за что не стал бы работать с подлецом. Не верю, что плохой человек может быть в чем-то очень хорошим. Для меня вообще слова “талантливый подлец” непонятное сочетание. Подлец – он плох во всем.
Реальность
Мы живем уже в другом мире. Чем хулиган отличается от убийцы? “По морде дам, а зарезать – не зарежу”. А террористы сегодня переступили черту. И другим таким же теперь будет легче. То есть “бомбу в царя уже бросили”. Отныне последствия непредсказуемы.
Вряд ли прямо завтра начнется химическая атака, но люди уже напуганы. Многие перестали летать за границу. В том числе, и у нас. Народ начинает вспоминать, что есть Сочи, Анапа, Алушта… Жалко Крым от нас ушел. Хотя после того, что учинили украинцы, я бы не хотел оказаться в Крыму. А то свалится что-нибудь на голову и в ответ услышишь: “Не надо из этого делать трагедию!”. Запредельный случай.
Но больше всего меня поразило, что общественный резонанс ничтожен. Сбили российский самолет! Факт доказан! А реакции никакой. Такое ощущение, что если бы сбили еще пару, результат был бы аналогичный. “Это конечно трагедия, но большой-то делать не надо! Есть вещи и пострашней”. А куда страшней? Сто человек угробили! Ни за что, ни про что.
Страховое дело
В России реальное страховое дело еще в зародыше. В Москве около трех миллионов автомобилей. И страхование автотранспорта у нас самое продвинутое, еще с советских лет. А застраховано по Москве около семидесяти тысяч автомобилей.
Причин тому немало. С одной стороны, люди просто не дорожат собственностью. С другой – пресловутое русское “авось”. Зачем платить, вдруг пронесет? Но западный практицизм все же проникает в сознание русского человека. Мы потихонечку европеизируемся. И вообще – как можно полагаться на “авось”? Надо быть бдительным.
Люди должны когда-нибудь осознать, что защитить себя и своих близких важнее, чем купить новый шкаф. Я уже неоднократно говорил, что страхование – предмет первой необходимости.
Страховой бизнес – сфера обслуживания. Как парикмахерская. Только здесь не прически делают, а обеспечивают реальную защиту от множества неприятностей.
Я, например, всегда страховал все, что только можно. Сначала автомобиль, а когда появилась возможность, стал страховать здоровье всей своей семьи. И это всегда себя оправдывало.
Сложнее всего с жильем. Мы привыкли жить в государственных квартирах. Поэтому реально осознать, почувствовать, что это больше не государственная квартира, а твоя собственная, не так просто. А ведь, если она сгорит, это будет все равно, что пачка денег сгорела в костре!
Страхование спасает от унижения. Защищает от нищеты. Не надо ходить с протянутой рукой, если, не дай Бог, произошло несчастье. Это надо объяснять школьникам. В рамках какого-нибудь предмета типа обществознания.
Защита собственности не просто выгодна. Дело не ограничивается одними деньгами. Наличие страховки может спасти и от мук совести. Ведь, если дети оказываются бездомными или умирает близкий человек, на лечение которого нет средств, как себе это простить? Утешаться тем, что шкаф был когда-то новым?
Беседовала М.ЛЕСКО.
